03.11.14Алина Якименко
Версии
Говорят, первые поезда на Луганск шли переполненными и люди были готовы сидеть в тамбуре, лишь бы попасть домой. Сейчас ситуация обратная: взять билет до Луганска – нет проблем, обратно – на ближайшие даты только люкс за 700 грн. с носа. Цена, которую простой луганчанин вряд ли сможет заплатить. Потому что он уже по полной заплатил за все остальное.
Почему так? Люди приезжают в родной город, смотрят на его раны, проведывают друзей и близких, проводят ревизию жилья (если оно уцелело), понимают, что экономика вернется сюда не скоро, а нормальная жизнь восстанавливается слишком медленно, и едут назад. Туда, где есть возможность заработать хоть что-нибудь и жить с газом и водой, пусть даже впятером в однокомнатной гостинке. При этом они готовы мириться не только с бытовыми, но и моральными неудобствами.
Моя соседка по купе в Киеве уже 4 года, работает в сфере шоу-бизнеса – директором у одной эстрадной певицы. С недавнего времени ей все чаще стали задавать два вопроса: «почему вы не в России?» и «а шо ж вы наших хлопцив вбываете, а до нас йидете?».
Летом, когда жизнь в родном городе стала нестерпимой, она забрала сестру с ребенком. Они до сих пор живут в Киеве, потому что в их доме в Луганске нет ни окон, ни стены. Племянника с трудом устроили в школу, в пятый класс. Но его уже обещают отчислить за драки: малой жалуется, что одноклассники его травят, причем родители их только поощряют. «Единая Украина» показывает свое истинное личико. Кстати, куда подевался этот слоган с наружной рекламы, вы заметили?
Не думаю, что снижение накала рекламного зомбирования связано с осознанием реального положения вещей, но рано или поздно все умозрительное станет непреложным фактом: Украина еще может сохраниться как государственное образование с отпочковавшимися территориями внутри, но уже никогда не будет «единой». И этому есть объективные причины, которые мы тут, в Киеве, в силу своей зашоренности и благополучия не понимаем.
То, что произошло в Луганске и Донецке этой весной, в частности захват административных зданий, СБУ и прочее, было абсолютной калькой с аналогичных «мероприятий» в Киеве, Львове, Ивано-Франковске и других городах. С той лишь разницей, что у нас в здании киевской администрации жили патриоты матинки-Украины, а там в СБУ – симпатики матушки-России. Точнее, те наивные люди, которые, посмотрев, как неплохо устроился Крым, решили замутить нечто подобное и у себя дома.
Да, они хотели, чтобы Россия взяла их под свое крыло. Как именно – не знали, но хотели. По причине абсолютно советской и меркантильной – чтобы было «как в Крыму»: повышение пенсий почти в три раза, зарплат бюджетникам и военным, российские паспорта, открывающие большие возможности и проч.
Поэтому с радостью ходили на весенние митинги, голосовали на референдуме 11 мая и срывали (негодяи-то какие!) украинские прапора. Наверное, это не совсем правильно – портить госсимволику. Но еще более неправильно в наказание подвергать народ совершенно нечеловеческим пыткам – лишать воды, еды, медикаментов и убивать на глазах у родных. И так долгие несколько месяцев. Это все равно, как если бы разбомбили спальные районы Киева за бучу на майдане.
Трагедия Луганска, в силу скудности «информационного оттока» еще не оценена в полной мере. Донецк, переживший гораздо меньше ужасов, сейчас быстрее выходит из комы и более активно восстанавливает экономику. Мой крамольный прогноз, что к весне, если войны не будет, они окончательно отплывут к России экономически и будут жить не хуже, чем двумя годами раньше. В этом смысле в формуле «Украина нам еще позавидует» не так уж много бахвальства.
Луганску, чтобы выйти на прежние рубежи, понадобится не год и не два. Главным образом потому, что люди искалечены душевно. Таксист, который поджидал нас на аккуратном, полностью целом (или отремонтированном?) вокзале, оказался фанатом города. И добровольно провез по центру, чтобы показать любимые места.
Было холодно, пасмурно и печально. Таксист спросил:
– У вас нет ощущения, что в городе чего-то не хватает?
– Есть, но не понимаю чего, – ответила я.
– Птиц почти не осталось, – сказал он. – Съели, когда стало совсем плохо.
Не могу вам передать всю ту гамму эмоций – от сострадания до чувства вины за лето с шашлыками, – которые я испытала от этих бесхитростных слов. Нечто подобное было в детстве, когда читали «Дневник Тани Савичевой»: девять страшных записей о гибели ее большой семьи в блокадном Ленинграде.
Вообще, у тех, кто смотрел войну по телевизору, сидя на мягком диване с чашечкой ароматного кофе, сложилось неправильное мнение, что самое страшное – это обстрелы, трупы женщин и детей на улицах, жизнь в подвалах и т. д. Конечно, с точки зрения телевизионной картинки – это жесть. Но «луганские блокадники» говорят, что к минометным обстрелам они со временем привыкли. И не только они, но даже их коты и собаки. В подвалы спускались, но далеко не все.
Это страшно звучит, но постепенно как летальную неизбежность стали воспринимать гибель соседей, знакомых, сотрудников и просто обычных прохожих у них на глазах. Об этом, кстати, рассказывают реже всего.
Самой обсуждаемой темой и самым тяжелым испытанием для города стал голод. Почти все истории трагической смерти или чудесного спасения кого-то конкретного связаны не с обстрелами, а с голодом: как случайно нашли «консервную заначку» или забытый бутыль воды. Как «выпили» бассейн в модной гостинице. И все такое прочее.
И даже «пытки», которые тут гипотетически выдумывают для Яценюка и остальных «членов партии войны», из той же серии: «вот посадить их на месяц без еды и воды, отключить телефоны, интернет, свет, газ...». Мы, не пережившие всего этого, даже представить не можем, насколько это было мучительно и страшно.
Голод разделил людей на хороших и плохих, сильных и слабых, моральных и подлых, больше, чем любая политика. Рассказывают, что первыми «вышли из строя» интеллигенты: те, кому было неловко грабить магазины, «чистить» запасы соседей, суетиться и менять вещи на еду, крупу на тушенку и т. д.
Поведали историю пожилой учительницы, которая почти не могла передвигаться из-за опухших ног. Ее дом опустел. Люди уехали. Несколько раз воду ей приносили ученики. Но потом и они рассеялись. Телефоны в городе не работали. О судьбе старушки никто не знал. Ее нашли социальные работники, когда принесли талоны на гуманитарку. Она не дождалась помощи всего пару дней...
Другая история потрясла не меньше. Девочка, студентка техникума, из неблагополучной семьи, родни никакой нет, нагуляла ребеночка, жила на детское пособие у подружки, к выживанию в экстремальных условиях приспособлена не была. Выплаты прекратились. Деньги закончились. Просить стеснялась. Доедала таблетки для похудения, которые подружка, уехавшая из города, оставила в тумбочке. Видимо, они забивали чувство голод. Бороться за жизнь у нее просто не было сил. Умерла от истощения. Тело нашли чужие люди, когда услышали непрекращающийся несколько часов плач ребенка. Врачи сказали, что при росте 165 см девочка весила 36 кг.
Банковский служащий, довольно высокого ранга. На все сбережения отправил семью в безопасное место. Сам остался. Похудел почти на 20 кг. Делился едой, помогал соседям. Ходил за водой для всех с самодельным возиком и на другой конец города заряжать телефоны. Пытался узнавать новости. Как и остальные, очень ждал первого гуманитарного конвоя. Того самого, который неделю держали на границе, придумывая поводы, чтобы не пустить. Того, что вызвал иронию Турчинова: мол, везут соль и воду, ха-ха, хи-хи.
Когда белые грузовики с простреленными тентами на большой скорости влетели в город, мужчина бегал их встречать, рыдал, как ребенок. Говорил: «Мы спасены!». Три дня стоял в очередях за талончиком. Горланить и толкаться локтями не умел. Пошел за спасительным пайком в тот самый трагический момент и в то место, о котором, как здесь считают, еще будут написаны книги и сняты фильмы: в 25-ю школу. В тот день в очередь голодных людей, стоявших за гречкой, тушенкой и сахаром, угодил снаряд...
Думаю, этих зарисовок достаточно, чтобы понять, почему Луганск все еще переживает посттравматический синдром. Все, кто мог уехать, уехали. Остались самые слабые или самые преданные городу. А еще те, кто хотел жить как при Союзе. Им в этой ситуации комфортнее всего.
В городе открылись магазины, работают небольшие кафешки, ходит транспорт, но денег почти нет. Милиция, патрули, медики, учителя, чиновники – все работают за пайки. Радуются, что не надо платить за квартиру, коммуналку, высшее образование тоже сделали бесплатным (пока).
Ждут пенсий (пока выплатили перед выборами в ЛНР разово по 1800 грн.) и новых пайков. Появились социальные бани (по талонам), бесплатные столовые (со своей посудой), прачечные для тех, у кого нет света. Выдают по спискам шифер, стекла, стройматериалы. После прибытия четвертого конвоя гуманитарных стройматериалов, как ожидается, будет больше. В общем, как сказали бы львовяне, «совецька власть» возвращается. В какой-то мере, да.
Главное ожидание для города – когда запустят тепловозостроительный завод, чтобы делать заказы для России и (по слухам) для Китая. В половине домов нет отопления, вечером могут выключить электричество. Но никто не ругается. Наоборот, народ с радостью говорит: «О, завод запускают...». Производство – это надежда не только на экономику, но и на мир.
Все понимают, что если мира не будет, ничего не заработает: инвестировать в производства, которые могут разрушить в любой момент, по меньшей мере, неразумно. Ходят слухи, что, если Киев не признает выборы и опять начнется война, оставшиеся производственные линии разберут и перевезут в Россию, на границу с Украиной, и будут возить рабочих вахтовым методом: утром туда, вечером назад. Благо ехать, даже по разбитым войной дорогам, час с небольшим. Но этот вариант, как все считают, будет означать смерть города. А люди хотят жить. Не важно где – в Украине, ЛНР, Новороссии, России. Просто жить.
Понимаю, что меня заклюют патриоты со всех сторон, но и ополчению, по сути победившему, и центральной власти, фактически проигравшей, нужно понять: вопрос не стоил того, что заплачено. Но Киев виноват больше, он первый начал драку.
Если бы еще весной, когда начались первые волнения, тут сделали автономию, провели местные выборы и оставили в покое, никакой гражданской войны не было бы. Народ бы просто не раскочегарили на то, чтобы брать оружие в руки. Мы сами создали себе врагов и сами их вооружили – стрелковое оружие брали из музеев и воинских частей, первые пушки и танки снимали с пьедесталов, остальное «добыли в боях». И получили результат, который никого не устраивает: ни Киев, ни Луганск.
Что будет дальше? Честно скажу, не знаю. В отличие от Крыма, который, как говорят специалисты, был интегрирован в украинскую экономику на 15% и потому обрезать пуповину оказалось проще простого, восток страны привязан на 75-85%. Причем Луганск больше Донецка.
Идеальный (почти идеалистический) вариант, когда, живя «в разводе», мы сможем продолжить сотрудничество. Обнадеживает заявление ОБСЕ, что Луганская Народная Республика не исключает возможность сотрудничества с Луганской областной государственной администрацией в сфере восстановления коммунальной инфраструктуры региона. И в экономической сфере тоже. Таксист говорит, что возит одного директора завода «с большой земли»: они завозят уголь в ЛНР. Правда, приходится «башлять» и тем, и тем.
P.S. На обратном пути меня вез уже другой таксист. Узнал, что еду в Киев, спросил, чем там занимаюсь. Сказала, что журналистикой. Попросил передать руководству страны просьбу к украинской армии: при отступлении забирать с собой военную технику.
«Я вожу людей в разные города, – сказал он, – и постоянно на дороге то ваш танк стоит, то БТР брошенный, видно, дефективный, что-то в нем заклинило, то КамАЗ. А недавно везу женщину с рынка, наши ополченцы вашу пушку разбитую волокут, видно, на металлолом. Где-то в поле нашли. Создали пробку на дороге – два часа сидели, радио слушали. А в селе там еще связи нет. Ох, как все перенервничали, пока доехал, вам, не воевавшим, не понять...».
Источник: Версии
Комментариев нет:
Отправить комментарий