13.12.15.
domestic_lynx
Татьяна Воеводина
Окончила Московский институт иностранных языков по специальности «переводчик» и Московскую государственную юридическую академию со специализацией по гражданскому праву. Работала в Министерстве Внешней торговли, в Итальянско-российской торговой палате, в качестве представителя в Москве итальянской компании группы ФИАТ. С 1998 г. владелица и руководитель компании "Белый кот", специализирующейся на продаже изделий для экологически чистой уборки. Также - агробизнес в Сальском районе Ростовской области
«Тема импортозамещения - она очень важная, но ее ни в коем случае нельзя доводить до абсурда», - сказал премьер Дмитрий Медведев, беседуя с селянами. - Мы должны отчетливо понимать: импортозамещение — это не замена иностранной продукции отечественной, но только более дорогой и худшего качества».
Ну хорошо, до абсурда доводить импортозамещение не надо, это мы поняли. А до чего надо? – вот в чём вопрос. Вот мне как предпринимателю, в том числе сельскому товаропроизводителю, хочется понять: как всё это должно выглядеть? Пока внятной программы и политики – не видать.
Уверена: по ложному пути повёл нас сам термин «импортозамещение». Кто-то скажет: «Подумаешь – слово!» Но слово – материя мысли. Ещё средневековые философы заметили: правильно назвать предмет – значит наполовину познать его. Какую идею исподволь внедряет в сознание, а может, и в подсознание, термин «импортозамещение»? А вот какую: он намекает, что вообще-то нормальная продукция – это импорт. А наша – ну, как говорится, сойдёт для сельской местности, раз хорошего-то нету. Вроде суррогата, которым можно временно попользоваться, покуда не приехали настоящие, достойные приличных людей товары.
Если мы в самом деле желаем стать передовой и развитой страной, о чём уже настрополились бойко болтать, то нам нужно не импортозамещение, а полноценная индустриализация. Богатство народов создаётся обрабатывающей промышленностью. Это было известно ещё в XVIII веке и даже раньше и не подвергалось сомнению. А подвергаться начало по чисто корыстным соображениям только в конце двадцатого в связи с глобализацией, неолиберализмом и Вашингтонским консенсусом. До той поры развитая страна означало страна индустриальная. Обрабатывающая промышленность обладает так называемой возрастающей отдачей: новые изделия оказываются дешевле предыдущих, даже если технология остаётся прежней. Это свойство называют мультипликатором обрабатывающей промышленности. А вот деятельность, связанная с землёй, обладает противоположным свойством – убывающей отдачей: издержки по обработке новых полей или месторождений постоянно растут, а доходы, соответственно, падают. Мало того: на цены сырья производитель не влияет – это мы сегодня почувствовали на собственной шкуре. А на цену промышленных изделий его влияние хоть и не безгранично, но несравненно больше.
Впрочем, и передовое сельское хозяйство невозможно без высокоразвитой промышленности. Нет ни одной страны на свете, где было бы передовое сельское хозяйство, но не было бы при этом высокоразвитой промышленности. А наш агропром, успехами которого нынче принято патриотически гордиться, во многом остаётся прискорбно «отвёрточным»: пестициды, ветпрепараты, сортовые семена мы импортируем. Это вполне закономерно при том положении промышленности, которое имеется.
Вот и надо говорить о полноценной и многоотраслевой индустриализации. Нам нужна индустриализация как образ жизни народа и склад его мышления. Нам надо снова стать народом учёных, инженеров, квалифицированных рабочих. Большинство молодёжидолжно получать естественно-техническое образование. Очевидно: индустриализация должна происходить на современной технологической базе. Только вот не надо зацикливаться на самоновейших и архи-прогрессивных технологиях: мол, прогрессивное делать согласны, а простое – увольте. Лучше иметь среднеразвитую промышленность, чем не иметь никакой и ориентироваться на продажу плодов земли.
ПУТЬ К СЕБЕ
Для кого, для какого рынка мы всё это будем производить? Ответ прост: для себя.
У нас колоссальный внутренний рынок, который мы в результате «победы демократии» с каким-то даже облегчением подарили им – транснациональным корпорациям. Очевидно, что и щедрая помощь, оказываемая Западом нашей демократии, имела в предмете именно этот рынок.
Вот и надо вернуть свой рынок - себе! Мы – большая страна, и рынок у нас большой, потому нам не требуется думать о том, чтобы непременно экспортировать товары на иностранные рынки, как это делают небольшие страны: нам себя бы для начала обеспечить. Любопытно, что и в начале прошлого века в связи с российской индустриализацией обсуждались ровно те же темы. Раскаявшийся революционер Лев Тихомиров писал: России не надо непременно производить для внешнего рынка, т.к. «самое выгодное производство есть то, которое работает для ближайшего рынка».
Сегодня, на низком рубле, началось неизбежное шевеление нашей промышленности: наши предприятия понемногу выдавливают Китай с собственного внутреннего рынка. Недавно заглянула в магазин дешёвых бытовых товаров FIX PRICE: подавляющее большинство изделий предсказуемо российские или стран СНГ. На другом этаже того же торгового центра – вполне приличные российские кофточки, сработанные прямо в нескольких кварталах от места продажи. Я даже в патриотическом умилении купила себе вполне стильный свитер. Наш производитель в нынешних условиях стал конкурентоспособным. Но радоваться особо не стОит: это не развитие – это просто игра курсов. Поднимись сегодня рубль – исчезнут российские щётки-колготки. Это просто восстановление производства на старой базе. Они делают то, что всегда могли, но их давил импорт. Сейчас не давит.
Нам нужно научиться производить предметы, которыми мы пользуемся - как средства производства, так и средства потребления. Совсем не обязательно это должны быть какие-то нано- и ино-: это могут быть самые обычные, заурядные, всем известные производства. Нового в них только то, что они должны – быть. А сегодня их крайне недостаточно, а потому наш покупатель с каждой покупкой обогащает иностранного фабриканта (точнее, транснациональные корпорации, в том числе и те, что разместили свои производства на нашей территории), а не отечественного производителя. Мои читатели ехидничают: пишешь про индустриализацию, а сама иностранными товарами торгуешь! Это как раз наилучшим образом иллюстрирует мою мысль: моя торговая компания не может в России заказать многие, да что многие – почти все, бытовые товары с определёнными, нужными нам, характеристиками.
Критически важно – производство средств производства. Вот сын-строитель с восторгом рассказывает мне о передовом предприятии по производству деревянных окон: всё автоматизировано, станки все немецкие. Ну, что ту скажешь… Только вспомнишь, что на бывшем заводе автоматических линий им. Серго Орджоникидзе теперь стильный торговый центр. Без машиностроения, станкостроения в частности, настоящая индустриализация невозможна.
Надо создавать вертикально интегрированные производственные цепочки, где все или большая часть элементов производится в стране. Именно такие межотраслевые вертикально интегрированные комплексы и должен выстраивать и планировать будущий Госплан, без которого – не обойтись. Об этом давно пишут учёные, объединённые вокруг журнала «Экономист» (в прошлом – «Плановое хозяйство»), но эта идея пока большой популярностью не пользуется, и очень напрасно. В сущности, государство призвано у нас сыграть похожую организующую и производственную роль, которую играют транснациональные корпорации.
Что требуется, чтобы идти вперёд, развиваться, модернизироваться? Ну, как минимум – деньги. Их нет. Известный экономист Сергей Глазьев предлагает печатать не менее 1,5 трлн. рублей в год в течение пяти лет, чтобы снять кредитный голод у предприятий. Наше народное хозяйство хронически недофинансировано. Я сама экономический оператор и знаю, как неимоверно трудно получить кредит. Речь даже не о процентной ставке, невиданно высокой, но и на таких ростовщических условиях его получить невозможно: в стране банально нет денег.
В России коэффициент монетизации экономики (отношение количества денег к ВВП) — 47% при среднемировом уровне в 125%. Боятся разогнать инфляцию. В результате борьба с инфляцией оборачивается борьбой с любой хозяйственной деятельностью.
Как сделать так, чтобы дополнительная эмиссия денег не разогнала инфляцию? По-видимому, без двухконтурного денежного обращения не обойтись: нужны специальные инвестиционные деньги, которые в принципе нельзя обналичить. В СССР это было, и народное хозяйство развивалось именно на эти деньги. Когда инвестиционные и "потребительские" деньги стали смешиваться — вот тут-то советская экономика и развалилась.
Когда я говорю об этом, обычное возражение: товары будут плохие, дорогие – словом, неконкурентоспособные; мы всё равно не выдержим конкуренции со стороны импорта. Так что лучше и не браться, всё равно ничего не выйдет. Это ходовое рассуждение вызывает сразу два вопроса. Первый: почему мы непременно должны с кем-то конкурировать у себя дома? На зарубежных рынках – понятно, а дома мы что – не хозяева? И второй вопрос: мы что, настолько безрукий и безголовый народ, что не способны научиться изготовлять приличные вещи? Производим же мы некоторые изделия на вполне мировом уровне – наверное, и другие тоже сможем. Народы, как и люди, способны учиться. Когда-то СССР создал с нуля, например авиационную промышленность, и вот перед перестройкой каждый третий пассажирский самолёт в мире был наш.
Разумеется для развития должны быть созданы надлежащие условия. Создать их способно только государство, правительство. Создание таких условий называется промышленной политикой, ежели кто забыл. У нас и впрямь, кажется, забыли об этом явлении – о промышленной политике; умение её проводить в современной России либо не возникло, либо утрачено. Но этому (как и всему на свете) можно научиться: когда-то человечество открыло, точнее, изобрело этот инструмент и научилось им пользоваться – значит, и мы при желании овладеем. Мало того: у нашего народа в ХХ веке было два успешных опыта подъёма из разрухи. Их нужно изучить и извлечь опыт: за пару десятилетий из разрухи до великой державы – таким опытом бросаться нельзя.
Но вступая на этот единственно продуктивный путь , нужно оставить иллюзии. Главная иллюзия, с которой надо распрощаться: свободная конкуренция всех со всеми, свободное трансграничное движение капитала, всевозможная максимальная открытость приведут к развитию и даже к индустриализации. К сожалению, ничего такого не произойдёт. Да, именно этому учит передовая экономическая наука, произрастающая из принципов Вашингтонского консннсуса: открытость рынков, дерегуляция, приватизация, минимизация участия государства в экономике. Собственно, потому и учит, что не произойдёт: конкуренты современным хозяевам жизни не нужны, а нужны рынки и сырьевые придатки. Подлинно, если бы аксиомы геометрии затрагивали чьи-то интересы, то и они бы оспаривались. К несчастью, «придворная» Высшая школа экономики снабжает властей предержащих ядовитыми плодами именно такой «экономической науки». По существу, это принципы «предпродажной подготовки» стран и народов: страны разоряют по принципам передовой науки и прикарманивают их богатства. Этой «наукой» отравляют сознание и молодого поколения так называемых экономистов.
Все успешные и богатые народы мира при проведении индустриализации проводили активную промышленную политику – в том числе непременно политику жёсткого протекционизма.
Это сегодня Соединённые Штаты учат всех открытости и благотворному невмешательству государства в экономику. А не поучиться ли нам у дяди Сэма не тому, что он сегодня говорит, а тому, что он реально, практически делал, когда строил свою экономику? СтОит обратиться к истории, как открывается, что Америка сто пятьдесят лет выращивала свою промышленность под защитой строгого протекционизма, а теперь учит всех благодетельности открытой экономики. Это понятно: сегодня Америка в позиции сильного, как когда-то была Англия по отношению к Америке. Об этом интересно написал Ф.Энгельс в обстоятельной работе «ПРОТЕКЦИОНИЗМ И СВОБОДА ТОРГОВЛИ”. Там он называет протекционизм «фабрикацией фабрикантов»: снятие внешней конкуренции приводит к усилению конкуренции внутренней.
А если отступить ещё вглубь истории, то открываются даже более впечатляющие картины.
Всем известно, что лорд-спикер английского парламента сидит на мешке с шерстью как символе английского промышленного процветания. А вот как формировалась английская шерстяная промышленность.
Король Англии Генрих VII сел на трон в 1485 году. Он вырос в Бургундии, занимавшейся производством шерстяной ткани. Тогда Бургундия была гораздо богаче и развитее Англии. В Бургундии хорошо жили не только производители тканей, но и пекари, сапожники и прочие ремесленники. Англия играла при ней роль сырьевого придатка: поставляла немытую шерсть и силикат алюминия для её очищения. Король вспомнил свое детство на континенте и понял, что Англия занимается не тем, чем надо, и решил сделать из нее производителя тканей, а не экспортера сырья. Генрих VII выработал целый инструментарий экономической политики. В первую очередь это налоги на экспорт, благодаря которым зарубежным производителям тканей немытая шерсть доставалась дороже, чем английским. Начинающие производители шерстяной ткани на время освобождались от налогов, а также на определённый период получали монополию на торговлю в определенных местностях. Чтобы привлечь ремесленников и предпринимателей из других стран, особенно из Голландии и Италии, придумали особые приёмы. По мере роста английской шерстяной промышленности росли и налоги на экспорт, пока у Англии не появилось достаточно производственных мощностей для того, чтобы обрабатывать всю производимую в стране шерсть. Это была политика, рассчитанная на десятилетия! И вот через 100 лет Елизавета I смогла ввести эмбарго на экспорт необработанной шерсти из Англии. В XVIII веке Даниэль Дефо и другие историки назвали эту стратегию планом Тюдоров — в честь королевского рода Тюдоров, к которому принадлежали Генрих и Елизавета. Некоторые историки считают, что промышленная политика Тюдоров стала фундаментом величия Англии.
Первый министр финансов США Александр Гамильтон в 1791 году подал правительству Отчет об обрабатывающей промышленности Соединенных Штатов, в котором предложил приёмы, подобные тем, что использовал Генрих VII. Так же действовали почти все страны континентальной Европы в XIX веке.
Главным источником вдохновения для европейских стран, которые последовали за Англией по пути индустриализации, стали теории немецкого экономиста Фридриха Листа. Лист был сторонником открытости рынков и свободной конкуренции – но не раньше, чем все открывающиеся страны индустриализуются и достигнут более-менее сходного уровня развития. При большом перепаде уровней открытость разрушительна для хозяйства экономически слабейшей страны.
В 1820-х годах, строя свою экономику, американцы говорили: «Следуй не совету англичан, но их примеру». Сегодня для многих стран эта максима может звучать так: «Следуй не совету американцев, но их примеру». К сожалению, экономический блок правительства более склонен следовать советам, чем примерам. А ведь какой прекрасный пример явили Тюдоры – упорного преследования цели в течение десятилетий. Такая и должна быть промышленная политика – длительной, упорной и гибкой. Впрочем, те были короли, а демократия приучает не заглядывать дальше ближайших выборов. Недаром наши заокеанские партнёры так любят насаждать повсюду демократию, чтоб не выросли не дай Бог ненужные конкуренты.
Комментариев нет:
Отправить комментарий