26.01.16
Виктор Мараховский
Виктор Мараховский читает современную интернет-публицистику, находит там удивительные параллели с пропагандой начала 20-го века.
Виктор Мараховский
Виктор Мараховский читает современную интернет-публицистику, находит там удивительные параллели с пропагандой начала 20-го века.
© РИА Новости. Владимир Астапкович
Виктор Мараховский, главный редактор портала nalin.ru, для МИА "Россия сегодня"
Уважаемые читатели!
Вот пишет нам известный московский писатель про метро будущего, либерал Дима: "Упала нефть до тридцати, и все посыпалось. Тридцать долларов — цена игре в Возвращение Империи. Оказывается вдруг, что ничего не возродилось, никто с коленей не вставал, а Русский Мир не распространяется даже и на Чечню, где можно воспитывать людей овчарками и прогоном на беговой дорожке без штанов. Ничего не было, оказывается, кроме запредельно дорогой нефти. Но вот настало тридцать долларов за баррель. И на этой отметке ясно сделалось, кем мы были все это время. Банановой республикой. Не с Обамой нам надо было равняться, а с Саудовской Аравией, с Венесуэлой и Казахстаном. Сюда, сюда Россия с ее Русским Миром и с Возрождением Империи. Снимать портки — и на беговую дорожку, топтаться на месте, пока цивилизация газует за горизонт".
А вот пишет нам известный московский публицист, патриот Митя: "Теперь, когда происходит полная катастрофа с нефтью, рублем, работой, "стабильностью" и всем вообще, важно помнить главное. От резких движений будет еще намного хуже, а лучше не будет точно. Если у русских из-за этого кризиса, из-за этой зимы рухнет третье государство за сто лет — в четвертый раз его, с большой вероятностью, уже никто не восстановит. Поэтому "перемены" сейчас — это билет на кладбище, и ничто другое. Сейчас очень плохое время. Долгое плохое время. Важно не сделать его невыносимым своими собственными руками".
Либерала Диму публикует либеральное издание. Патриота Митю — патриотическое государственное.
Если вам интересно, что общего между этим либерализмом и этим патриотизмом и почему это страшно, давайте об этом поговорим.
Либерал Дима — говорит подзабытым у нас языком листовок, сброшенных с самолётов с чёрными крестами. "Иван, — говорит его пропаганда — тебе не нужна эта война! Твои начальники вообразили себя властителями мира и теперь получают по заслугам от развитых наций. У тебя дрянное ружье и рваные штаны. Бросай воевать, Иван, возвращайся в свою берлогу! Обними там свою бабу, выпей водки, уймись. Развитые нации не желают тебе вреда, но будут беспощадны к тем, кто окажет сопротивление".
А патриот Митя — внезапно — говорит удивительно похожим языком. Только не издания 1941-го, а издания 1916 года. "Мужичок, — говорит он — не делай резких движений, хужей ведь тебе будет. Сам знаешь, штаны у тебя рваные. Тебя враги подначивают, а ты не ведись. Не время сейчас для резких движений, не суетись".
…Обоих этих Дмитриев, уважаемые читатели, объединяет принадлежность к публицистично-политтехнологичной касте начала нулевых. Той, откуда потом выросли и казённые патриоты, и казённые либералы.
А их подходы — объединяет глубокое презрение к адресату, то есть к русскому гражданину.
Либерал Дима не верит, что его адресат, русский гражданин, есть главная составная часть крупнейшей мировой империи. Он отказывается видеть и саму империю, и её гражданина — ему уютнее видеть нечленораздельного беспомощного алконавта на его месте. Его воображаемый "русский" похмеляется и смотрит телевизор, пока "цивилизация стартует за горизонт" (надо думать, в лице производителей закруглённых девайсов и иногда самосадящихся ракет)
Но патриот Митя — тоже в упор не видит русского гражданина. Он не верит, что его адресат способен на другие формы коллективного действия, кроме стадного бараньего суицида под руководством болотных клоунов и разрушения государства.
То есть патриот не верит, что перед ним — главная составная часть крупнейшей мировой империи. Он видит измученного, запуганного, затурканного потерпевшего, которого жалеет и предупреждает: не делай глупостей.
У меня есть версия, уважаемые читатели, почему всё так и чем это нам грозит.
Почему? Потому что это такое поколение — политтехнологическое.
Оно училось и отрабатывало свои первые "кейсы" в эпоху, когда отдельный гражданин Российской Федерации вообще не считался существом. У политтехнологов, политологов, публицистов, журналистов и прочая — существом считались только оптовые партии российского гражданина. Причём считали они его даже не в тысячах голов, а в процентах. "Тут по области мы берём 17 процентов", "В районе минус два процента пошло, проседаем".
И от этой пагубной привычки их так никто и не отучил.
Из давних тех годов мити и димы вынесли представление о народе как о чём-то в общем бесполезном, лишённым способности вообще что-либо понимать, кроме команды "лежать" или "фас". И представляющем из себя лишь один ресурс — электоральный. Ну или уличный.
И вот прошло скоро два десятилетия — а они всё не видят ни рабочих, ни специалистов, ни учёных, ни учителей, ни военных. Они даже дальнобойщиков неспособны видеть дольше недели. Они видят электорат — смутную вялую массу, из которой добываются проценты и которая более ни на что не годна.
И они всё колеблются, отдать этой биомассе команду "фас!" или всё же "лежать!". Обижаются, когда народ не слушается их "фас!" — и вообще находятся в напряжённых воображаемых отношениях с ним.
Хотя вообще-то они смеют обращаться так к народу, который на деле сто раз доказал свою понятливость, способность к мобилизации и дисциплине.
К народу, состоящему из граждан. К народу, который один верховный главнокомандующий в торжественном тосте по случаю победы в самой страшной войне в истории назвал "…"винтиками" великого государственного механизма, без которых все мы — маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим".
И да, действительно. За последнее столетие дважды были случаи, когда этот народ, доказавший свою высочайшую способность к организации и решению сверхзадач, — начинал громить собственное государство.
Но вот в чём главная штука.
Оба раза это происходило, когда государственная (она же антигосударственная, это две головы одной касты) элита начинала держаться с ним вот так. Веля "дёргаться" или "не дёргаться". То есть держа граждан за ездовых животных, которые только и в состоянии, что бунтовать либо лежать тихо.
…В столичном Музее Революции (ныне "современной истории") внимательного посетителя поражает один момент. Вот идёт военная царская пропаганда: мы видим огромного лихого Мужичка, с улыбкой тащущего за уши крошечных, величиной с морских свинок, императоров японского, германского и австро-венгерского. Тошнотворный лубочный язык: удаль богатырская, супостаты, пришли по шерсть да вернутся стрижеными, гип-гип-ура. Я не преувеличиваю: раз, два, три, четыре.
Потом немного невнятной и непонятно кому адресованной — в стилистике французской революции конца XVIII века — пропаганды Временного правительства, в которой удалое уханье заменили на абстрактную "Свободу".
И наконец:
"Красная армия добыла тебе землю. Если не хочешь возврата панов — помоги. Иди в твою рабоче-крестьянскую армию". "Иди на польский фронт, чтобы не допустить возврата панов". "На кого работают дезертиры (илллюстрации): горе дезертирам".
К гражданам внезапно обратились как к взрослым, перед которыми можно ставить конкретные задачи и объяснять, зачем их нужно решать.
И те, кто это сделал, победили.
Сейчас, в начале действительно трудной и серьёзной, очень взрослой эпохи — об этом стоит помнить.
РИА Новости
Комментариев нет:
Отправить комментарий