О. Туханина. И ежики туманные в глазах

17.02.16
Ольга Туханина
 

Некоторое время назад к нашей прогрессивной общественности пришла «беда» оттуда, откуда не ждали. А именно — от мультипликатора Юрия Норштейна, автора классического советского мультфильма «Ежик в тумане». Дело было так. Пригласили Юрия Борисовича в Ригу, и по этому поводу прибалтийский портал Delfi взял у художника интервью. Задавали вопросы больше не о творчестве, а о политике: о Путине, о присоединении Крыма. Тут-то и выяснилось, что господин Норштейн присоединение Крыма к России бурно приветствует, а о Путине ничего особо плохого не говорит.

Выпавший из обоймы

Конечно, это был настоящий удар. Годами наша творческая интеллигенция пыталась соорудить некий миф, согласно которому все порядочные, умные и творческие люди Путину противостоят, революционную Украину поддерживают, а воссоединение России с Крымом считают аннексией и международным преступлением. Разумеется, были в этой схеме исключения из правил, но их давно обозначили некими флажками, приклеили какие-то ярлычки.

К примеру, поэта Юнну Мориц, автора культовых когда-то среди тех же «интеллигентных» людей стихов о большом секрете для маленькой такой компании, объявили выжившей из ума маразматичкой, у которой в преклонных годах, что называется, «поехала крыша». Очень достойно и благородно. Актеру Олегу Табакову приписали желание получать преференции для своего театра. Дирижер Валерий Гергиев оказался осетинским националистом, а, допустим, Никита Михалков — просто человеком, который всегда поклоняется любой власти, желая занять в иерархии свое барское место.

Господин же Норштейн никогда до этого из привычной обоймы не выпадал. Он беседовал с Ксенией Собчак на «Дожде», высоко ставил Анну Политковскую и «Новую газету», говорил о власти то, что и положено говорить. Пусть и не оголтело, но художник имеет же право на свою интонацию.

И тут вдруг такой конфуз. Надо было с этим что-то срочно делать, иначе распадалась схема «слушайте Прунькина, он снял фильм, который вы все смотрите и нахваливаете, а он против Путина и аннексии Крыма, поэтому он прав, а вы все зомбированные олухи». Тем более, самодеятельные либеральные господа в социальных сетях тут же пошли по самому простому пути: начали объявлять Норштейна бездарем. Не может ведь талантливый человек говорить то, что он сказал.

Три пункта от Мильштейна

Так, Дмитрий Шушарин, бывший наймит власти и сотрудник «Фонда эффективной политики», написал о мультипликаторе так: «Юрий Норштейн свой последний фильм снял тридцать с лишним лет назад. Потом были поделки, а сейчас он изображает мэтра, хотя не имеет понятия о современных технологиях. Лучший среди извозчиков учит шоферов».

То есть, Норштейна надо было спихнуть туда же, к выжившим из ума. И еще: «Есть в ежиках нечто, настраивающее на позитивный патриотический лад. Два мэтра воспели ежиков, и теперь — бойцы! Один Норштейн, а до него известно кто:

"дерзким и юным
поет нынче Юнна
это польстило щенку
под терриконом
валяется Ваня
с дырочкой в правом боку».

Это, конечно, никуда не годилось. Поэтому публицист Илья Мильштейн написал статью под названием «Ежик в обмане», в которой попытался дать всем прогрессорам необходимую точку зрения на ситуацию. Как же сделать так, чтобы не смешать своего родного и классово близкого Норштейна со всей остальной «путинской быдломассой»? Во-первых, надо признать очевидное: либеральный партиец Норштейн оступился.

«Дело в том, что языком путинского агитпропа заговорил не кто-нибудь, а Юрий Норштейн. Великий художник, святой человек. Вообще, если задуматься о том, остались ли еще в России люди с безупречной репутацией, то про Юрия Борисовича вспоминаешь сразу», — рассуждает Мильштейн. То есть, никто на Норштейна бочку катить не должен. Святой человек с безупречной репутацией. Свой. Надо лишь объяснить, почему он вдруг заговорил «языком путинского агитпропа».

Поэтому, во-вторых, надо сразу же сделать отсылку к другим великим людям, совершавшим в советское время неблаговидные — с точки зрения прогрессоров — поступки. Надо достать из исторического сундука Шостаковича, Айтматова, Быкова (не Дмитрия, конечно, а Василя), которые участвовали в «кампании травли Сахарова и Солженицына в 1973 году». И здесь опять Мильштейн вынужден делать оговорку: на тех-то титанов духа давила власть, а Норштейна, очевидно, никто не заставлял. Как объяснить?

Для этого есть пункт номер три. Защищая людей в Крыму, Юрий Борисович, оказывается, выступает как истинный гуманист, но ситуация гораздо сложнее, чем ему кажется. Он просто видит всё поверхностно, не вникая. Не видит слёз крымских татар, слёз тех родителей, чьи мальчики погибли в зоне АТО. А вот если бы вник, то сразу возвысил бы свой голос. Мол, просто не понимает Норштейн, что и в Крыму никто никому не угрожал, да и в Одессе никто бы не сгорел, если бы не агрессия Путина.

После чего следует общий вывод Мильштейна: «По-видимому, тут можно говорить о слепоте гуманизма, заболевании редком, но вот поразившем замечательного режиссера. Великого художника, святого человека. Что ж, бывают, значит и такие времена, когда святые маршируют, дожили и до них».

В данном случае перед господином Мильштейном можно снять шляпу. Он и перед Норштейном всячески расшаркался, и целостность либеральной концепции постарался сохранить, и никаким быдломассам художника попытался не отдать. Видите как: путинский агитпроп — злобный и агрессивный, он врет из политических целей, а оболваненный народ, такой же злобный и агрессивный, своему агитпропу верит. А вот Норштейн не врет, его никакой не агитпроп зомбировал, а собственный чрезмерный гуманизм. Слишком пристальный гуманизм. На одном фокусируется, а другого не замечает.

По-моему, мастерски. Недаром текст Мильштейна разошелся широко — и по украинским СМИ, и по российским, и даже по израильским. Бамс! Ослепила доброта. Гениально.

Без рефлексий и сомнений

Удивительно во всех этих конструкциях лишь то, что ни Мильштейн, ни кто-либо другой не спросил себя: а вдруг наш великий мультипликатор вместе с российским народом и путинским агитпропом на этот раз прав, а мы все ошибаемся — нашей маленькой неприятной секточкой? Рефлексировать, сомневаться — это же должно быть вшито в подкорку интеллигенции? Но нет, цель одна — объяснить публике, почему Норштейн впал в безобразную ересь. Объяснить мягко, как Мильштейн, или же твердо, как Шушарин.

Здесь мы видим, что проблема гораздо шире, чем можно судить по одинокому случаю. Ведь тот удар, который автор «Ежика в тумане» нанес общественности прогрессивной, общественности патриотической тоже отлично знаком. Когда твой любимый актер, режиссер, писатель, на чьих фильмах и книгах ты воспитывался с детства, вдруг говорит тебе, что ты фашист, потому что радуешься присоединению Крыма. Что твоя скорбь по погибшим в Одессе фальшива и навеяна телевизором. Что тебя надо срочно нагнуть и цивилизовать.

Поскольку наша творческая интеллигенция тяжко больна либерализмом вот уже третий век подряд, то для общества такие удары куда привычнее, чем для самой интеллигенции. Вот какой-нибудь бард в советское время пел трогательные песни про войну, а теперь говорит, что лучше бы победил Гитлер, и все пили бы баварское. Вот какой-нибудь режиссер, который снимал трогательные фильмы о маленьком человеке, на чем и разбогател, теперь называет маленького человека лузером и нищебродом, подавая ему в качестве приветствия мизинчик. И что с этим со всем делать прикажете?

У нас есть общее советское наследие. И с его официальной частью, и с его неофициальной частью, подпольной, и с его частью полуофициальной. До середины нулевых оно принадлежало всему обществу в целом. Людям разрешалось быть аполитичными, творцам — тем более, но даже те или иные политические предпочтения никакой печати на человека не накладывали. «За кого голосовал? — За ЛДПР. — С ума сошел? — Давай наливай, как там дети?» Теперь от такого не осталось и следа. Крым или наш, или не наш. Путин или агрессор, или защитник. Всё раскололось.

А к этому ко всему добавилось еще и то, что мы живем в мире постмодерна. Все, даже его противники. Нет больше иерархии, моральных авторитетов. «Я сам себе и небо, и Луна». Говорящие головы обслуживают интересы публики, а не ведут за собой. Общественно-политическая позиция в нашем тревожном мире ценится больше, чем мастерство и талант. Собственно, она же талант и определяет. Что? Он не за Крым? Да он никогда мне не нравился, бездарь, сразу видно! Вспомните, что говорили о том же Норштейне многие наши патриоты тогда, когда он еще не выпал из либеральной обоймы. Говорили, что снимал псевдозначительные наркоманские мультики. Кому это нравилось? То есть, говорили именно то, что о Норштейне теперь говорят либералы. Зато для патриотов он сделался сразу же своим парнем. Гением, которого травят.

Кто тут марширует строем?

Из-за политической ситуации мы быстро вернулись в те времена, когда поэтом ты можешь не быть, а гражданином быть обязан. С той или иной позицией. Никто из наших либералов никогда сегодня не признает мастерства Юнны Мориц. Именно поэтического мастерства. Никогда не осознает, насколько ее «детское» словотворчество интересно именно в приложении к серьезным гражданским темам.

А ведь сейчас среди нас пока еще живут те люди, творчество которых было всенародным достоянием. Раскол же общества достиг таких величин, что эта ситуация больше воспроизводиться не будет. Вы можете написать гениальный роман, но если вы в своем аккаунте не приложите к нему тему «Крым не наш», то вас никогда не примут в либеральной тусовке. Просто не заметят. С другой стороны, вас могут назвать гением, как бездарную Алексиевич, если вы следуете в русле надрывного западничества.

Это является огромной проблемой для нашей страны — этот раскол. Речь сейчас идет не о тех десятках либералов, которые у всех на слуху, а о миллионах, которые им сочувствуют. Это класс, который живет в России, постоянно противостоит России и с успехом воспроизводит сам себя всякий раз. Потому что им заняты места в средней и высшей школе, места в прессе — везде, где можно влиять на умы и сердца. То, что их нет в полях и на заводах, — кого волнует?

Казалось бы, зачем этим людям противоречить самим себе? Кто их заставляет? Ведь если бы они ужасались одесской трагедии столь же страстно, сколь страстно они ужасались трагедии «Небесной сотни», от них бы не убыло, зато они выглядели бы людьми цельными. Но они не могут. Поэтому для них гуманизм Норштейна — это слепой гуманизм.

Из-за этого наше общество давно уже хотело бы отжениться от нашей «интеллигенции». Но она, как Маргарита Павловна из «Покровских ворот», жить желает с одним, однако бывшего из рук выпускать не собирается и хочет постоянно контролировать.

Есть еще тысяча вещей, о которых у нас не принято говорить. К примеру, есть давление нашей творческой тусовки на своих членов. Вот уж где тоталитаризм. Шаг в сторону не сделать. Не святые маршируют строем, а либеральные интеллигенты. Да еще и подглядывают друг за другом — кто как тянет носок.

Нельзя отказываться от того, кем мы были. Но нельзя и позволять мильштейнам контролировать норштейнов. Уж если мы против тоталитарности, то против любой. А то так и будем топтаться на месте годами.

Ольга Туханина