Евгений Сатановский: О реальности и целесообразности альянса «от Ванкувера до Владивостока»

Armenia Today [ 14.10.2012 ]

В сентябре 2011 года на ярославском форуме в выступлении одного из самых известных в России американских политологов Збигнева Бжезинского прозвучал неожиданный для присутствующих, знакомых с биографией оратора и его концепциями, пассаж о возможности выстраивания альянса Запада и России «от Ванкувера до Владивостока». Повторение этого же тезиса в его последней книге озадачило многих. Трудно поверить, что один из наиболее последовательных и жестких противников Москвы пытается пересмотреть основы концепции, которая на протяжении нескольких десятилетий требовала если не борьбы не на жизнь, а на смерть, то изоляции и игнорирования страны, в советский период бывшей для него и его коллег «империей зла», а в современный ставшей «черной дырой» мировой геополитики. Земля круглая и обеспечивать мир «от Ванкувера до Владивостока» можно в обоих направлениях, не только включая в зону безопасности Россию, но и останавливаясь на ее восточной границе. Бжезинский никогда не был замечен в симпатиях к России, но с чувством юмора у него всегда все было в порядке. Предположим, однако, что новая концепция безопасности Запада в целом и США в частности предложена им всерьез. Америке нужны новые партнеры Сама по себе его доказательная база проста. Америка слабеет, как и весь западный мир. Все больше вопросов на планете решается без ее участия или не так, как она бы хотела. Традиционные союзники и сателлиты ведут себя все более независимо и не склонны уже подчинять собственные интересы интересам патрона. Наращивает силы Китай – наиболее вероятный претендент на статус конкурирующей с США сверхдержавы. Как следствие однополярный мир, сформировавшийся после самороспуска Советского Союза, трещит по швам: на повестке дня становление мира многополярного. В этом мире США и весь Евро-Атлантический блок рискуют занять существенно более скромное место, чем то, к которому Запад привык на протяжении как минимум последних ста лет. Резюме: необходимы союзники, которыми могут быть Турция и Россия. Прием первой в Евросоюз и интеграция второй в систему глобальных ценностей либеральной демократии решат проблему. В противном случае Западу грозит не только забвение былого величия, но через некоторое время катастрофическое падение влияния. Сокращение в обозримой перспективе возможностей военно-политического блока, упрощенно именуемого в отечественной практике Западом, до пределов, которые недавно представлялись достижимыми только в рамках агитационно-пропагандистских штампов идеологической войны, – такая же реальность, как исчезновение с карты мира СССР и Югославии, не говоря уже о прекращении существования Варшавского договора и СЭВ. Объявление Фрэнсисом Фукуямой статус-кво, достигнутого по результатам начала 90-х, «концом истории» тем, кто с историей был знаком в объеме курса советской средней школы, представлялось не более чем сомнительной спекуляцией. Понимание такими людьми, как Бжезинский, того, что этот оптимистический для Вашингтона и Брюсселя прогноз – не более чем очередное желаемое, выданное за действительность, реверансы в адрес России, а также готовность принять концепцию Евгения Примакова о многополярном мире, не есть повод для радости. Мир становится не столько многополярным, сколько бесполярным: на военно-политическую арену в соответствии с раскритикованной за неполиткорректность концепцией «войны цивилизаций» Самуэля Хантингтона выходят движения и организации, неготовые подчиняться какому бы то ни было внешнему центру. Конкуренция ведущих мировых игроков позволяет им успешно изыскивать необходимые для своего функционирования ресурсы, используя борьбу международных альянсов в собственных интересах. Помимо прочего, совершенно неясно, зачем России превращаться в опору Запада в его гипотетическом будущем противостоянии с Китаем, как, впрочем, и то, зачем это сегодняшней Турции. Альянсы с Россией: бывшие и возможные Альянс Москвы с Лондоном и Вашингтоном в противовес оси Рим – Берлин – Токио был естественной данью раскладу сил, сложившемуся в начальный период Второй мировой войны, и распался немедленно после ее завершения. В годовщину 200-летия Отечественной войны 1812 года уместно вспомнить, что русско-британский альянс против Наполеона в конечном счете окончился Крымской войной. Точно так же, как победа во Второй мировой – холодной войной и гонкой ядерных вооружений. Разумеется, бог троицу любит, но мало кого в России может воодушевить традиция, в рамках которой Россия объединяется с ведущими державами англосаксонского мира исключительно на тот период, пока она им нужна в качестве спасательного круга, когда они проигрывают войны, и союз разрывается сразу же после того, как вынесшая на своих плечах основное бремя этих войн Москва вводит войска в столицу побежденного противника. Или не вводит, поскольку союзники нарушили свои обязательства в этой части, как было в случае оккупации Японии. Осуждать тут некого и незачем, но учеба на предшествующих ошибках – разумная плата за них. Злорадство по поводу того, что Запад, с обычным для него пренебрежением и недоверием относившийся и продолжающий относиться к России, может оказаться в положении, когда ему в очередной раз понадобится опереться на нее, столь же неуместно, как и оптимизм по этому поводу. Умение выжимать из обстоятельств все, что можно, не испытывая сантиментов, не впадая в эйфорию, точно рассчитывая соотношение сил и возможностей, не перегибая палку и не ставя перед собой невыполнимых задач, традиционно не является сильной стороной России. Притом что обстоятельства часто предоставляли ей все шансы для того, чтобы занять прочное место в ряду держав первого ряда. Но пренебрежение разумной достаточностью в пользу разорительных и рискованных проектов вроде Русско-японской или Первой мировой войн, введения войск в Афганистан или участия в гонке вооружений, в конкуренции с большинством стран в рамках «звездных войн» столь же часто и последовательно обрушивало эти перспективы. Рациональное зерно в концепции Бжезинского для Москвы состоит в том, что в ней, несмотря на сохраняющуюся риторику времен противостояния двух идеологических систем, не видят больше главного противника, на борьбу с которым необходимо поднимать весь западный военно-политический блок, пока что, несмотря на все возможности его ослабления в будущем, неизмеримо более влиятельный и могущественный, чем Россия. Это можно и нужно использовать – не более того. Перспективы союза с конкурентами и противниками Запада против него самого, будь то Иран, отдельные страны арабского мира или исламский мир в целом или тот же Китай, – не более чем повторение ошибок руководства Российской империи и СССР на последнем этапе существования этих предшественников современной Российской Федерации. Попытки втянуть Москву в противостояние с Западом, предлагаемые как альтернатива сегодняшнему курсу руководства страны, успешно блокирующему международные инициативы по проведению интервенции в Сирии на дипломатическом поле, без прямой, тем более военной конфронтации с теми, кто пытается эту интервенцию организовать, – следствие не только и не столько усилий иранского или сирийского лобби, сколько естественной реакции целого поколения отечественных военных и политиков. Последние уже устали ждать на протяжении двух десятилетий начала сотрудничества с Западом, вместо него они наблюдают попытки давления на Россию, игнорирования ее интересов и невыполнения взятых на себя обязательств, которые большая часть партнеров Москвы нарушала и нарушает по мере необходимости и возможности. Реакция объяснимая, но нерациональная. Союзники и противники Повторим еще раз: выиграть у Запада в рамках прямого военного столкновения не только невозможно, но и бессмысленно – времена, когда результатов добивались военными победами и оккупацией государств противника, прошли. Провалы США в Ираке и Афганистане свидетельствуют об этом точно так же, как и успешная с военной точки зрения кампания в Ливии, ставшая для НАТО пирровой победой, приведя к дестабилизации всей Северной Африки и открыв дорогу в Европу миллионам африканских нелегалов. По самым скромным подсчетам, «арабская весна», уничтожив заградительный барьер в лице авторитарных режимов Туниса, Ливии и Египта, привела в движение около 18 миллионов человек, направившихся к южному побережью Средиземного моря на настоящий момент. Демографические, экологические и военно-политические сдвиги в Африке южнее Сахары позволяют предположить, что это только начало нового «великого переселения народов», которое по объективным причинам имеет мало отношения к России, но состояние дел в Европе может изменить катастрофически. Это реальная угроза, но, повторим, не для нашей страны в отличие от так называемой желтой угрозы со стороны Китая, Японии или других стран Тихоокеанского региона. Старение населения в Китае, спровоцированное политикой «одна семья – один ребенок», означает невозможность демографической экспансии. Реальное положение дел с китайской иммиграцией в Сибири и на Дальнем Востоке заставляет говорить не о китайской экспансии, опасной для российского будущего этой части страны, а о ее стремительной деградации по сравнению с активно и эффективно обустраиваемым Северным Китаем. Борьба с Китаем за Дальний Восток при поддержке США, которую предполагает концепция Бжезинского, означает встраивание России в программу обеспечения стратегической безопасности Соединенных Штатов в качестве северного фронта их будущего противостояния с КНР, что для Москвы не имеет никакого смысла. Нейтральная позиция вне схватки этих сверхдержав – нынешней и будущей при сохранении отношений с ними обеими, напротив, смысл имеет. Говоря предметно, совместные учения, обмен информацией в объемах и по направлениям, где это представляется целесообразным Москве, точечное участие в совместных операциях по борьбе с наркоторговлей, действующими в международных водах пиратами или террористами для России полезны. Участие в глобальном противостоянии на любой стороне – нет. Тем более что в рамках концепции Бжезинского оно предполагает подчиненное положение Москвы, которая должна перестраивать свою внутреннюю и внешнюю политику не исходя из собственных интересов, а подчиняясь необходимости «соответствовать» рекомендациям старшего партнера. Этот подход опоздал на 20–30 лет. В 80-х, когда советские войска еще не ушли из Афганистана, интеграция с СССР вместо борьбы с ним позволила бы США избежать не только теракта 9/11, но и всех будущих войн в исламском мире. В начале 90-х, сразу после распада СССР российская политическая элита и общественное мнение полагали неоспоримыми преимущества западного политического устройства и были готовы на интеграцию в качестве младшего партнера Запада. Два десятка лет, прошедших с тех пор, не только подорвали веру в целесообразность и пользу партнерства на таких условиях, но и доказали несостоятельность Запада в целом и США в частности в качестве мирового лидера. Если заявка на это лидерство была бы подкреплена делом, оно, возможно, и могло бы обсуждаться в качестве одного из вариантов развития, и в этом случае России, не исключено, имело бы смысл вместе с Турцией или самостоятельно интегрироваться в будущую систему мироустройства по сценариям, рассматриваемым Збигневом Бжезинским. Однако ситуация противоположна. Присутствие западных войск в горячих точках не дает ни стабильности, ни безопасности. Само их количество недостаточно для того, чтобы добиться успеха в войне с противником, действующим партизанско-диверсионными методами. Стратегические союзники Запада в исламском мире – последовательные враги России, и их интересы как в разрушении светских режимов арабского мира, так и в продвижении ориентированных на них версий радикального ислама на территории РФ в корне противоречат базовым российским интересам вне зависимости от того, являются ли этими союзниками арабские монархии Залива, полагающие Россию территорией джихада, или Турция, для которой она главный торговый партнер. Да и сама Турция отнюдь не стремится больше в Евросоюз, но лишь использует лозунги евроинтеграции для подавления генералитета в пользу политиков, опирающихся на исламизм. Политический ислам не является союзником США и Европы вопреки иллюзиям западных политологов и политиков, среди которых Бжезинский занимал и занимает не последнее место, о том, что это возможно. Использовать Запад в собственных интересах, игнорируя призывы к соблюдению прав человека и успешно извлекая пользу из экономического сотрудничества, исламский мир будет – не более того. Попытки скопировать этот опыт в российском случае были изначально обречены на провал, как и любое копирование, производимое без учета сложившегося баланса интересов, соотношения сил и уровня конкуренции за внимание местных элит, при которой Россия не может быть источником бесплатных вооружений, инвестиций под иллюзорные гарантии или контингентов вооруженных сил, действующих в местных войнах в качестве военных советников, каким был СССР. Точнее, вмешательство в эти войны, вне зависимости от того, на чьей именно стороне, теоретически возможно, но приведет только к банкротству и распаду самой России. Не учитывать этого нельзя, какие бы аргументы «за» ни выдвигали сторонники или противники Бжезинского. Тем более что местные игроки проявляли и проявляют нелояльность в отношении необходимого им Запада и совершенно неясно, почему не будут вести себя так же в отношении России. Речь не только о Турции, Пакистане или арабских союзниках США, которые при случае поддерживают группировки, открыто враждебные по отношению к Америке, будь это ХАМАС, «Братья-мусульмане», «Исламский джихад» или движение Хаккани. Иран ведет себя ненамного более дружественно в отношении РФ, что демонстрируют как иск на четыре миллиарда долларов, поданный в швейцарский суд в связи с непоставкой Тегерану комплексов С-300, так и неприкрытое давление на Россию в отношении передела бассейна Каспийского моря. В конечном счете, как показывает практика, единственное государство Ближнего и Среднего Востока, которое не действует против США или ЕС, – это Израиль, но Иерусалим вопреки мифологии и стереотипам, сложившимся в отечественном силовом истеблишменте в советскую эпоху, и касательно России действует корректно, несмотря на сложное восприятие российско-сирийских и российско-иранских связей. Однако сами США в отношении Израиля (даже Израиля с его мощным лоббистским ресурсом во внутренней американской политике) действуют, мало считаясь с его интересами, нарушая обещания и обязательства и игнорируя не только там, где полагают это полезным для американской политики в целом, но и там, где этого требуют корпоративные или личные карьерные интересы чиновников Государственного департамента, оборонных ведомств или разведывательного сообщества. Для России это хороший пример того, как поступают США с ближайшими союзниками, к числу которых наша страна не относится и относиться не будет. С союзниками временными и тем более попутчиками, даже если их и называют союзниками, принято считаться еще меньше и не только в Вашингтоне. Впрочем, пытаться вовлечь союзников США в зону своего влияния невозможно. По крайней мере в арабском мире отношения между местными элитами и Западом основаны на сотнях миллиардов взаимных деловых интересов и инвестиций, десятилетиях сотрудничества и имеют перспективы на поколения. Как бы то ни было, гражданская война в Сирии вышла на фазу межобщинного противостояния, распространилась на Ливан и, не исключено, пойдет на турецкую и иорданскую территорию. В случае свержения Асада, когда палестинские исламисты практически наверняка попытаются ограничить власть иорданских Хашимитов, а в идеале свергнуть династию, формирование в сирийской части Курдистана самостоятельного анклава в добавление к Курдистану иракскому активизирует курдский сепаратизм в Восточной Анатолии. До той поры пока Асад не ликвидирован физически, не смещен ближайшим окружением, против него не организована внешняя интервенция или в Сирии не воплотился в полной мере сценарий ливанской гражданской войны, у него есть шанс сохранить власть. Если он усидит до начала большой войны в Заливе с участием Ирана, вероятность которой особенно высока в первое полугодие 2013 года, между американскими и иранскими президентскими выборами, то, не исключено, свержение алавитского режима в Дамаске перестанет интересовать Катар, Саудовскую Аравию и Турцию в качестве первостепенной задачи и режим получит шанс на трансформацию. Северокорейский пример заставляет предполагать наличие такой возможности. Ситуация с Ираном куда сложнее. Прорыв в ядерной сфере, демонстрируемый Тегераном, означает обрушение режима нераспространения. Удар по Ирану Израиля возможен, хотя остановит продвижение ИРИ к ядерной бомбе не более чем на год-два – большой срок для такого региона, как Ближний Восток. Удар Соединенных Штатов и их европейских союзников по блоку НАТО уничтожит иранскую ядерную программу со стопроцентной вероятностью, хотя идеи о смещении или вестернизации иранского режима можно заранее отнести к несостоятельным мечтам американских идеалистов от политики, таких как многократно упоминавшийся Бжезинский. Для России нестабильность вокруг Ирана малоприятна, но в конечном счете означает не столько угрозу распространения американского влияния в ближней периферии РФ – как показывает афганский и иракский опыт, это влияние не стоит преувеличивать, сколько отсутствие конкуренции с Ираном на европейских рынках энергоносителей на протяжении сравнительно длительного времени. Как говаривал Уинстон Черчилль: «Некоторые видят кризис в каждой возможности. Другие находят возможность в каждом кризисе». Россию сэр Уинстон любил не больше, чем Бжезинский, но в отличие от него обладал завидной ясностью мышления и железной логикой. Евгений Сатановский, ("Военно-промышленный курьер", Москва)