Михаил Хазин |
Родился
в 1962 г. В Москве. Окончил Механико-математический факультет МГУ.
Экономист, публицист. Президент компании экспертного консультирования
«Неокон». В 1997 – 2001 гг. совместно с Олегом Григорьевым и Андреем
Кобяковым разработал теорию современного экономического кризиса.
|
27 ноября 2012 | Михаил Хазин |
Этот вопрос мне задали несколько дней тому назад, и ответ на него вовсе не так уж прост. Прежде всего, нужно отметить, что «феномен Хазина» имеет несколько аспектов.
Первый – это то, что на поверхности, то есть наличие человека (для России – группы лиц, сюда надо включить, как минимум Андрея Кобякова и Олега Григорьева), которые имеют картину экономической реальности, серьёзно отличающуюся от официальной, как чиновной, так и «научной». Отметим, кстати, что хотя в Евросоюзе таких персонажей нет, во всяком случае, хорошо раскрученных, то, скажем, в США они наличествуют, можно отметить хотя бы пресловутого Рубини. В Евросоюзе тоже есть люди, мнение которых сильно отличается от официального, хотя они это отличие предпочитают публично не афишировать (например, к таким относится известный французский экономист Жак Сапир).
Второй – это уже очень серьёзное отличие, а именно: наличие хорошо разработанной, продвинутой и (к настоящему времени) серьёзно верифицированной теории кризиса. Тут ситуация понятна, и я её уже много раз объяснял: в нашей стране ещё есть остатки политэкономических школ, которые позволили посмотреть на проблему кризиса несколько иначе, чем это делают представители экономиксистского «мэйнстрима». Разумеется, альтернативные школы есть и на территории Евросоюза (одни «австрийцы» чего стоят), и в США, однако, несмотря на отличие в методологии изучения предмета (экономики), философский язык, все-таки, они используют один – либеральный. И в этом смысле у нас есть серьёзное преимущество. Отметим, кстати, что этого отличия не было в начале ХХ века: Роза Люксембург, которая была основателем того направления изучения экономических процессов, из которого и выросла наша теория, была вполне себе европейским исследователем (хотя сегодняшние экономиксисты её за экономиста не держат).
Но есть и третий аспект – с моей точки зрения, куда более важный. Дело в том, что экономика это не просто общественная наука (и крайне неудачные попытки экономиксистов сделать её точной только подтверждают это утверждение), но и инструмент управления государством. А управление это осуществляют не учёные (слава Богу!), а чиновники и политики. Которые в своём миропонимании куда более прагматичны, чем «учёные» (в отношении современных экономистов без кавычек здесь, сами понимаете, обойтись никак нельзя), поскольку им нужно достигать конкретных результатов. И в этом смысле они вполне следуют высказыванию одного из китайских лидеров: «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она умела ловить мышей».
С точки зрений конкретной жизни это означает, что их мало волнует, как называется та научная школа, которая адекватно описывает реальность и даёт методы управления, которые можно эффективно использовать в управлении государством. Если результат есть – то представители этой школы поднимаются «наверх», и она становится известной. Ну, а за этим идёт и научное призвание. Если нет – то практически никто о ней и не узнает. Но этот процесс идет уже вне пределов системы государственного управления, чиновники и политики к нему отношения не имеют, да и не интересен он им.
Есть только одно важное обстоятельство: для того, чтобы чиновники и политики могли применить положения какой-то теории, она должна быть адаптирована к системе государственного управления. Высоколобый интеллектуал или, простите за неприличное слово, интеллигент (а в России одним из непреложных качеств интеллигента всегда считалось несколько пренебрежительное отношение к власти) просто не в состоянии предложить высокопоставленному чиновнику или, тем более, политику тот продукт, который они в состоянии усвоить. Это не беда интеллектуала (и предмет бравады для интеллигента) – просто разным видам деятельности свойственны разные подходы. Но факт, что называется, имеет место.
В Евросоюзе и США человек, имеющий опыт государственного управления, обычно не занимается чистой наукой – его опыт слишком дорого стоит, эти люди обычно, уходя их системы государственной власти, получают достаточно высокие административные посты. На которых у них уже не остаётся времени на достаточно абстрактные (на первых порах, во всяком случае) размышления. Да и вообще, чисто научный подход к предмету там юристам и администраторам не прививают с молодости. Теоретически, конечно, какого-нибудь откровенного диссидента могут выгнать так, что его уже никуда не возьмут, но последние такие случае были на Западе в 50-е годы (если не считать серьёзной генерации восточноевропейских администраторов, которых вычистили из системы государственного управления в начале 90-х годов, но они уже были не молоды). Так что среди людей, которые там интересуются экономикой как наукой, специалистов по управлению государством просто нет.
Чего нельзя сказать про нас – в России-то таких людей в избытке. Причём, что самое замечательное, в основном это как раз те, кто к экономикс и к либеральным реформам относится крайне скептически (отставные либералы как раз успешно пристроены в крупных и средних компаниях и «научных» учреждениях). И те из них, которые занимаются экономикой, вполне в состоянии не просто дать альтернативное изложение экономической теории, но и в состоянии представить её в виде, доступной и близкой чиновникам и политикам.
Разумеется, среди последних тоже есть идейные экономиксисты (и у нас, и на Западе), но есть и люди, которые просто в силу обстоятельств вынуждены разбираться в ситуации. А в нашей группе есть люди, которые не просто занимали высокие места в государственной иерархии, но и непосредственно участвовали в обеспечении и разработке экономической политики первых лиц государства. И, соответственно, мы в состоянии описать наши результаты так, что они доступны и понятны чиновникам и политикам высокого уровня. Которые, в свою очередь, не могут не видеть, что наши объяснения происходящих процессов, прогнозы и предложения, куда более адекватны ситуации, чем экономиксистский «мэйнстрим».
Разумеется, с учётом того, что экономиксистскую концепцию поддерживают и МВФ (мощнейший идеологический инструмент), и Мировой банк, и другие международные финансовые организации, да и собственные, доморощенные структуры, которые практически монополизировали теоретическое обеспечение работы правительства (подавляющую часть денег, выделяемых министерствами и ведомствами «осваивают» институт Гайдара, ВШЭ, АНХ и несколько других либеральных центров), сильно повлиять на процесс эти люди (пока, во всяком случае) не могут. Но их собственные ощущения заставляют их относиться к нашей работе крайне серьёзно.
Это ужасно раздражает экономиксистов, которые, особенно в части своей «пропагандистской подтанцовки», никак не могут понять, почему «сильные мира сего» не «закроют» нас раз и навсегда. В некотором смысле, их страшно бесит то, что власть раздражается, по их мнению, совершенно правильной «болотной» активностью, и не истребляет с той же прилежностью группы альтернативных исследователей экономики, которые, в некотором смысле, для правительства куда вреднее, чем бессмысленные «болотные» болтуны. Сами экономиксисты пытаются любой ценой альтернативную экономическую активность ликвидировать – но у них не просто не получается, она всё сильнее и сильнее пробивается из-под этого давления.
Другое дело, что пока реальная власть делает ставку на либеральные методы экономического управления, сломать монополию экономиксистов в экономической науке не получится. Для того, чтобы тут ситуация изменилась, нужен переворот, причём не на экспертном уровне, а во власти. Пока она явно к тому не готова, так что новое поколение ещё какое-то время будут пичкать бессмысленными и уже практически полностью протухшими рецептами.
Отметим, что на Западе эта ситуация дополняется ещё одним обстоятельством. Там тоже политики недовольны качеством экономического обеспечения своей деятельности (и это было прямо сказано в дискуссии на форуме «Диалог лидеров» на V Экономическом форуме в Астане в мае этого года), там тоже внимательно к нам и нашим работам присматриваются, однако всё это имеет дополнительный подтекст. Дело в том, что, как я уже не раз отмечал, философский язык, которым мы пользуемся, не является либеральным и, в соответствии с идеями Адама Смита и Карла Маркса, мы в качестве абсолютно реального сценария рассматриваем вариант конца капитализма. Для западных стран на сегодня такой подход абсолютно неприемлем, во всяком случае, в публичном пространстве. По этой причине вопли экономиксистов в нашем направлении находят там некоторую поддержку, что и создает проблему, вынесенную в заголовок статьи. Другое дело, что, по мере развития кризиса, ситуация, скорее всего, будет меняться. Хотя справиться с экономиксистской заразой будет трудно, уж больно глубоко она пролезла во все проявления нашей жизни.
Опубликовано: worldcrisis.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий