Ненависть

18.07.15
Дмитрий Ольшанский
Facebook © 2015 

Так получилось, что я теперь часто возвращаюсь домой тем же путем, каким шел из школы, когда учился на Тверском бульваре.

Но только это было четверть века назад. И, хотя некоторые детали остались как были - арка, переулок, несколько домов, - все остальное полностью изменилось.
Раньше здесь всюду жили люди. Все было открыто - дворы, окна, даже подъезды, - и этих людей было видно и слышно.

Повсюду были какие-то старики и старухи, интеллигенты, алкоголики, работяги, ударяющие по пиву после работы усатые инженеры в галстуках и с дипломатами, городские сумасшедшие, наконец.

Они стояли в очередях, они ругались, они пели песни среди ночи - или громко ругались на тех, кто пел песни..

Это не всегда были приятные люди, но среди них было приятно жить.

И все было дешево.

Дешево было все, понимаете?

На моем пути - пусть уже и не в школьные времена, а чуть позже, но все же, - был кавказский трактир с внутренним двориком, где стояли самые обычные пластиковые стулья, и стоило там все копейки.

Теперь на этом месте жилищный комплекс.

И недалеко, где был рынок, - еще один жилищный комплекс.

А дальше еще один, и еще.

И везде закрыто, везде шлагбаумы, и охрана, и запертые дворы, и уже чья-то личная охрана вокруг машины, и бесконечные офисы непонятно чего, где занимаются непонятно чем, и магазины - подарки-ювелирка-тряпки-подарки-ювелирка, и ездят спортивные автомобили с открытым верхом, и рестораны, много, много ресторанов, сотни ресторанов, один дороже другого, у которых толпится "лондонская" абсолютно толпа.

Толпа неотличимых друг от друга мужчин и женщин - молодых, красивых, нарядных, немного надменных и очень не бедных. Скорее всего, работающих в обслуге тех людей, кому принадлежат эти жилищные комплексы, и эти офисы, и эти магазины.
Им хорошо, этим людям.

Им, может быть, слегка тревожно из-за того, что Крым вернули, и на Донбассе до сих пор не сдались, и санкции еще, а так - им все очень нравится.
У них карьера.

А потом у них пятница.

У них праздник.

А я хожу мимо них той же дорогой, какой шел из школы двадцать пять лет назад - и смотрю на этот праздник.

Как я хочу плюнуть им в суп.

Нет, плюнуть мало. Я хочу харкнуть им в суп.

Я хочу, чтобы эти спортивные автомобили с открытым верхом загорелись на ходу - и с резким, неприятным, визжащим звуком въехали на полной скорости в стену.

Я хочу, чтобы закрылись эти магазины, и неизвестные, но заведомо милые моему сердцу люди разбили, подожгли и заселили бомжами эти жилищные комплексы, и не было бы больше на улицах этой нарядной сволочи, толпящейся у ресторанов, а стояла бы одна тихая очередь за чем-то необходимым, а сволочь чтобы толпилась в аэропортах и била друг друга своими модными сумками по голове, в попытке успеть на рейс из России.

И чтобы все эти люди, которые приехали сюда за деньгами и карьерой, и испортили и отравили мой родной город неизбежно следующей за ними дороговизной, и вечным строительством, и магазинами, и ресторанами, и сумками, - уехали отсюда, провалились под землю, горели бы синим пламенем на тротуарах, на проезжей части и вообще везде.

И чтобы ни один поганый велосипедист не совался здесь на свои поганые велодорожки - боясь угодить под бронетранспортер или танк.

Чтобы не было больше праздника.

Кончился чтобы их праздник - а заодно и карьера, и строительство, и "авторская кухня", и тряпки, и "подарки".

Вот тогда мне будет хорошо.

Тогда я буду возвращаться домой той же дорогой - иногда, правда, прижимаясь к стене на минуту, мало ли что, на всякий случай, - и мне все равно будет хорошо.
Мне будет плохо, но хорошо.

Потому что хорошо - это когда ты точно знаешь, что не только тебе одному плохо.