Десталинизация Дмитрия Медведева и смердяковское лобби

24.08.15
Михаил Демурин

Правительство Российской Федерации утвердило «Концепцию государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий»



Москва, 24 Августа 2015,  — REGNUM  15 августа 2015 года распоряжением Правительства Российской Федерации была утверждена «Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий». Таким образом, смердяковскому лобби всё-таки удалось протащить через руководство нашей страны отклонённую четыре года тому назад программу, которая тогда, подготовленная для одобрения Д. А. Медведевым в его бытность президентом, называлась «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении». Это событие, которое будет иметь серьёзные последствия, особо не афишировалось и осталось в тени новостей.

«Но почему эту программу отложили в 2011 году?» — спросит читатель. Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет. Возможно, слова «тоталитарный режим» на фоне попыток Европы приравнять политическое устройство СССР в 1930—1950-х годах к режиму нацистской Германии звучали в официальном документе слишком вызывающе. Или кто-то понял абсурдность самой мысли об отсутствии в стране «национального примирения» — мог ли разделённый народ победить того, перед кем оказались беспомощны «сплочённые» западные демократии? А если в 1940-х и после он был сплочённым, то кто его потом разделил?

Так или иначе, политическая задача была поставлена, её протагонисты взяли паузу, подшлифовали формулировки и вот в год 70-летия Победы все-таки протолкнули свои идеи пусть и не на подобающем такой значимой политической программе президентском уровне, но всё же на уровне премьера. А для обоснования внимания к этому документу со стороны правительства напичкали текст фразами о «социальных ценностях», как будто культурных или исторических ценностей у нашего народа уже не осталось, «инновационном развитии», «укреплении позитивного образа страны за рубежом» и даже о том, что «мемориализация» (слово-то какое!) жертв политических репрессий «позволит создать дополнительные рабочие места».

Я писал о прошлых потугах навязать стране идею десталинизации вместо настоятельно необходимых ей дегорбачевизации и деельцинизации и буду рад, если читатель обратится к той моей статье. Что же касается документа, одобренного на прошлой неделе, то здесь акцент несколько смещён с личности И. В. Сталина (и это понятно, ибо уважение к этой исторической фигуре в нашей стране в последние годы возрастает) на предстоящее в 2017 году столетие двух русских революций — февральской и октябрьской. Ясно, однако, что инвективы авторов документа направлены только в адрес второй, хотя толкнули страну в пропасть устроители первой, в то время как власть, возникшая после октября 1917-го, её из этой пропасти вытащила. Тем не менее только она обвиняется в документе в том, что «разорвала традиции» и привела к «утрате преемственности культурного опыта». Насильственное отречение императора и трансформация страны из монархии в республику — это, видимо, были действия в пользу сохранение традиции и преемственности.

Впрочем, ожидать объективности от авторов концепции не приходится: она явно политически ангажирована. Поэтому и получается, что вслед за более или менее корректной формулировкой, касающейся принципов её будущей реализации, в которой, в частности, подчёркивается важность «осознания трагичности общественного раскола, повлекшего за собой события 1917 года, Гражданскую войну, массовые политические репрессии», буквально через пару страниц говорится о «революционных трансформациях 1917 года, повлекших за собой раскол общества». Если даже по такому принципиально важному и одновременно очевидному вопросу у авторов концепции однозначной позиции нет, то на какой основе будет вестись разработка рекомендованных «образовательных и просветительских программ по этой теме»?

Гонения на религию в принципе и особенно на православие в 1920-е и 1930-е, как и ставшая последствием Гражданской войны вынужденная эмиграция — это трагедии. Их корни между тем вовсе не в «опыте России после 1917 года», а всё в том же общественном расколе, особенно ярко проявившемся в России во второй половине XIX века, но существовавшем и ранее. Возлагать вину за них только на советскую власть — как минимум упрощенчество.

Тем более печально для документа правительственного уровня выглядит попытка вменить в вину политическому режиму СССР ликвидацию — и это в XX веке! — индивидуального крестьянского хозяйства как основы экономики страны. Что-то я не слышал, что британский истеблишмент каялся за огораживание. Не каялись и Романовы за многочисленные трагедии голода в Российской империи. Наоборот, совершенно очевидно, что именно коллективная форма сельхозпроизводства позволила обеспечить продовольствием промышленность и армию в 194 —1945 годах и тем самым гарантировала победу.

Немало говорит об авторах «концепции» и фраза, в которой через запятую перечисляются и те, кто в результате репрессий был лишён жизни, и те, кто потерял имущество. Сделано это, понятно, для того, чтобы свободно оперировать тезисом о «многих миллионах» — то ли жертв, то ли пострадавших.

Политические репрессии были, и среди репрессированных было немало невинных людей. Все они были реабилитированы. Были и те, кто был подвергнут в 1920—1950-е годы различного рода наказаниям обоснованно, это были враги существовавшего тогда в нашей стране строя, её противники, и это исторический факт, с ним бессмысленно спорить. Об их числе говорит хотя бы более чем миллионная цифра тех, кто сознательно, мотивируя свой шаг враждой к советской власти, пошёл на службу к гитлеровцам. И вот концепция нам предписывает: «Недопустимыми являются продолжающиеся попытки оправдать репрессии особенностями времени…»

Это вообще детский сад какой-то, если говорить серьёзно: задача ведь состоит не в том, чтобы что-то в истории оправдать или заклеймить, а в том, чтобы объяснить, разобраться в причинах. Теперь попытку сделать это будет легко переквалифицировать в категорию «попытка оправдания». Прямо как у прибалтов: кто отрицает антиисторичную в своей сути концепцию «советской оккупации», того в суд. Не может, не должно в общественном взгляде на историю быть субъективности. Для себя лично мы можем что-то в истории оправдывать или осуждать, а делать так в общенациональном масштабе — вещь заведомо конъюнктурная.

Я, например, читая фразу о «недопустимости оправдания», сразу вспомнил о «письме 42» от 5 октября 1993 года. Его ещё иногда в интернете называют «Раздавить гадину!». Вот цитата из него: «Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной… демократии?» Тупые негодяи — это сограждане тех «деятелей культуры», кто подписал это письмо. Просто в конфликте октября 1993 года они были оппонентами Ельцина и его окружения. Или вот ещё один документ — «Обращение собрания демократической общественности Москвы к президенту России Б. Н. Ельцину» от 8 октября 1993 года. В нём тоже репрессии не просто оправдываются, к ним призывают!

Кто призывает? Борцы за «права человека» и «свободы». Те из подписавших эти документы, кто ещё жив и в своей позиции не раскаялся, наверное, радуются, что сегодня есть надежда уже в рамках государственной программы заставлять каяться за другие репрессии, а не за те, к которым они сами призывали власть. Сама же власть тоже не готова сказать всю правду о событиях того октября, о том, как она расправилась со своими противниками — рядовыми защитниками Верховного Совета, но свои репрессии объясняет именно особыми обстоятельствами того исторического момента в жизни нашей страны, или, как деликатно пишут авторы концепции, «особенностями времени».

Вот оселок желания занять действительно принципиальную позицию по отношению к политическим репрессиям как инструменту политической борьбы! Причем не в середине, а в конце XX века, то есть после всех и всяких осуждений репрессий, пространно поименованных в концепции. Сделать это будет посложнее, чем попытаться в интересах капитала смазать празднование 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции навязыванием стране одновременного «покаяния» в связи с 80-летием репрессий 1937 года. Они, как известно, были направлены, прежде всего, против самих революционеров и защитников левой идеи в Гражданской войне. А война эта, напомню, шла со сторонниками буржуазной революционной идеи, точно так же готовыми прибегнуть к инструменту политических репрессий, как в то время большевики и как ельцинцы в 1993 году.

И последнее. Как же авторы концепции намерены оценивать её «эффективность»? В соответствующем разделе девять пунктов. В семи из них говорится о количестве — объектов, экспозиций, публикаций, пользователей. В двух — о численности (работников, студентов и исследователей). И ни в одном — о качестве. Качестве понимания своей истории. Причём не утилитарно-политическом, а настоящем.