05.11.15
Роман Носиков
По Сети неделю носились украинские свидомые патриоты с новой игрушкой. Но сейчас уже улеглось.
Мой, в прошлом любимый музыкант Юрий Шевчук, исполнил свою новую песню «Русская Весна».
Вот – полюбопытствуйте.
Потрясающе «жизненное» произведение.
«Русская весна – чахлая сосна – пьяные бомжи – толпы Лен и Зин».
Исполняется вяло и неуверенно. Как для отчетности.
Поэтому свидомиты довольно быстро угомонились. Потому, что попытаться задеть нас этим – это все равно как пытаться дунуть перегаром на радостный зеленый танк на полном ходу.
Да и откуда взяться уверенности? Человек на сцене занимается тем, что сообщает человеку правду о человеке. Правду, которую слушатель не знает, не видит, но готов увидеть и узнать. И признать.
А теперь Юрий Юлианович стоит на сцене и говорит, что «Русская Весна» - это бомжи-каннибалы, сидящее в кустах ФСО и небесное Сочи.
Перед нами трагедия. Руины.
У творца свой особый способ познания – душевная связь с познаваемым, которая позволяет не разбирать познаваемое на элементы, не упрощать его и не омертвлять, а познавать сопереживая. Сопереживать – жить жизнью познаваемого. Это уникальная способность, которая дана не всем.
Для этого познаваемое нужно любить. Любить верно и уверенно, прочно и ясно. Переживать свою связь с ним.
На сцене перед нами – словно обрывок этой былой связи. Он не «держит» зал. Он просто перед ним стоит. Отдельно. Связи нет. Абонент недоступен. Вне зоны действия сети.
Человек на сцене не просто не в состоянии подключится к народу, он боится его. Он пытается разобрать эту странную Русскую Весну, не чтобы понять, а чтобы ее омертвить этими заклинаниями. А она все равно есть.
И человек на сцене боится этого неубиваемого, непонятного, сильного и неизвестного.
Пока народ лежал пьяненький и несчастный в грязи, было как-то проще – стаканчик водки можно вынести, по душам поговорить.
А что делать с этим существом, которое вдруг решило, что оно должно не лежать вот тут под забором, а что-то изменить в мире? Нужна такому существу любовь со стаканчиком?
Испуганный непонятностью творец стоит на сцене и трясется. Как же это – говорит – вот только что же бомжи были. Да, они и сейчас есть, какая еще весна? Зины и Любы же есть? Есть. Преобразились они в Зинаид Премудрых и Любовей Прекрасных? Ну, вроде тоже нет. А почему тогда Русская Весна? – недоумевает поэт Шевчук.
А это потому, что Богу надоело ждать и слушать наше с вами нытье, Юрий Юлианович.
Придется нам быть прекрасными. Придется.
А для этого придется со многим расстаться и через многое пройти.
И сапоги железные истоптать. Семь пар. И в чан с кипятком нырнуть.
Все как обычно, все как всегда.
Сует Господь народ, которым решил заняться в печь, на угли, поддает жару. Поднимается молот Господень над нами и ухает, выбивая искры, сплющивая рыхлое, превращая глухое в звонкое.
А почему ж Весна, если все так страшно? Откуда Весна, если вокруг грязь, зима и кровища? Почему сердце-то запело, если подлость вокруг?
А это душа радуется преображению. Нет радости больше чем стать тем, кем тебя Господь задумал, а не пролежать жизнь у дороги душевным и даже чем-то симпатичным пьяненьким бомжиком.
А есть ли у тебя про такое песни, Юрий Юлианович?
У Цоя, как оказалось, есть. Народ поет «Кукушку», «Звезду по имени Солнце», «Мы сошли с ума».
Поет по-новому.
И поэтому Цой жив.
А ты, Юрий Юлианович, жив?
Есть такое понятие «круг общения». Через этот круг можно соединиться с тем, про кого поёшь, а можно наоборот – этим кругом разорвать свою связь. Отделится этим кругом от народа как мягкими стенками в дурдоме. Так оно конечно удобнее – не надо чувствовать чужую боль, чужой страх, но вот только разве это жизнь – не жить одной жизнью с тем кого любишь?
Цой жив.
А вы, мастера культуры?
Роман Носиков
По Сети неделю носились украинские свидомые патриоты с новой игрушкой. Но сейчас уже улеглось.
Мой, в прошлом любимый музыкант Юрий Шевчук, исполнил свою новую песню «Русская Весна».
Вот – полюбопытствуйте.
Потрясающе «жизненное» произведение.
«Русская весна – чахлая сосна – пьяные бомжи – толпы Лен и Зин».
Исполняется вяло и неуверенно. Как для отчетности.
Поэтому свидомиты довольно быстро угомонились. Потому, что попытаться задеть нас этим – это все равно как пытаться дунуть перегаром на радостный зеленый танк на полном ходу.
Да и откуда взяться уверенности? Человек на сцене занимается тем, что сообщает человеку правду о человеке. Правду, которую слушатель не знает, не видит, но готов увидеть и узнать. И признать.
А теперь Юрий Юлианович стоит на сцене и говорит, что «Русская Весна» - это бомжи-каннибалы, сидящее в кустах ФСО и небесное Сочи.
Перед нами трагедия. Руины.
У творца свой особый способ познания – душевная связь с познаваемым, которая позволяет не разбирать познаваемое на элементы, не упрощать его и не омертвлять, а познавать сопереживая. Сопереживать – жить жизнью познаваемого. Это уникальная способность, которая дана не всем.
Для этого познаваемое нужно любить. Любить верно и уверенно, прочно и ясно. Переживать свою связь с ним.
На сцене перед нами – словно обрывок этой былой связи. Он не «держит» зал. Он просто перед ним стоит. Отдельно. Связи нет. Абонент недоступен. Вне зоны действия сети.
Человек на сцене не просто не в состоянии подключится к народу, он боится его. Он пытается разобрать эту странную Русскую Весну, не чтобы понять, а чтобы ее омертвить этими заклинаниями. А она все равно есть.
И человек на сцене боится этого неубиваемого, непонятного, сильного и неизвестного.
Пока народ лежал пьяненький и несчастный в грязи, было как-то проще – стаканчик водки можно вынести, по душам поговорить.
А что делать с этим существом, которое вдруг решило, что оно должно не лежать вот тут под забором, а что-то изменить в мире? Нужна такому существу любовь со стаканчиком?
Испуганный непонятностью творец стоит на сцене и трясется. Как же это – говорит – вот только что же бомжи были. Да, они и сейчас есть, какая еще весна? Зины и Любы же есть? Есть. Преобразились они в Зинаид Премудрых и Любовей Прекрасных? Ну, вроде тоже нет. А почему тогда Русская Весна? – недоумевает поэт Шевчук.
А это потому, что Богу надоело ждать и слушать наше с вами нытье, Юрий Юлианович.
Придется нам быть прекрасными. Придется.
А для этого придется со многим расстаться и через многое пройти.
И сапоги железные истоптать. Семь пар. И в чан с кипятком нырнуть.
Все как обычно, все как всегда.
Сует Господь народ, которым решил заняться в печь, на угли, поддает жару. Поднимается молот Господень над нами и ухает, выбивая искры, сплющивая рыхлое, превращая глухое в звонкое.
А почему ж Весна, если все так страшно? Откуда Весна, если вокруг грязь, зима и кровища? Почему сердце-то запело, если подлость вокруг?
А это душа радуется преображению. Нет радости больше чем стать тем, кем тебя Господь задумал, а не пролежать жизнь у дороги душевным и даже чем-то симпатичным пьяненьким бомжиком.
А есть ли у тебя про такое песни, Юрий Юлианович?
У Цоя, как оказалось, есть. Народ поет «Кукушку», «Звезду по имени Солнце», «Мы сошли с ума».
Поет по-новому.
И поэтому Цой жив.
А ты, Юрий Юлианович, жив?
Есть такое понятие «круг общения». Через этот круг можно соединиться с тем, про кого поёшь, а можно наоборот – этим кругом разорвать свою связь. Отделится этим кругом от народа как мягкими стенками в дурдоме. Так оно конечно удобнее – не надо чувствовать чужую боль, чужой страх, но вот только разве это жизнь – не жить одной жизнью с тем кого любишь?
Цой жив.
А вы, мастера культуры?
класс!!!!
ОтветитьУдалить