Д. Ольшанский. Нечего сказать

09.10.16
Дмитрий Ольшанский 
um.plus © 2016
 

Призрак новой перестройки возник в нашей политике осенью шестнадцатого года.

Тревожный, пугающий призрак.

Для его появления есть две причины.

Одна причина называется «Хиллари», а другая причина называется «нефть».

С одной стороны, постоянное ухудшение отношений с Америкой, санкции, которые, того и гляди, начнут вводить уже не за Украину, а за Сирию, а там и угроза военного кризиса, а к тому же и опасность прихода в Белый дом радикально русофобской клинтоновской команды — на словах вроде бы порождают пропагандистскую браваду в телевизоре, но на практике — заставляют начальство думать о том, как бы это напряжение скорее снизить, а лучше бы и вовсе снять.

Иначе говоря, хочется помириться.

С другой стороны, нефть по 50 вместо нефти по 100 диктует новые правила внутри страны. Пирог становится все меньше и меньше, несырьевых методов серьезного заработка пока не придумано, и некогда благодушная — и в чем-то даже щедрая — чиновничья система начинает компенсировать нефтяные потери — новыми налогами, штрафами и общей экономией на людях. И почему-то считается, что единственный политический путь в этих условиях — это либерализация.

Дескать, если люди начинают жить хуже — нужно дать им возможность выпустить пар (правда, в результате его всегда выпускают совсем не те люди, которые начали жить хуже, те-то как раз молчат и до поры терпят).

Иными словами, в семнадцатом году нас вполне могут ждать какие-то политические движения навстречу тем самым общественным силам, которые так оглушительно проиграли недавно выборы в Думу

И — если допустить реальность такого сюжета — это была бы ужасная ошибка.

Дело даже не в том, что любое «откручивание гаек» имеет смысл затевать только от хорошей жизни, а не от плохой, в условиях подъема, а не кризиса и внешнего давления — просто потому, что любое смягчение в подобной ситуации воспринимается противниками как проявление слабости, а возможности для либерализации — как повод для драки за уменьшающиеся ресурсы.

Хуже всего то, что любым архитекторам новой перестройки — будет абсолютно нечего сказать стране.

Важно помнить, что заинтересованными лицами в событиях восьмидесятых-девяностых годов были не только советские элиты, желавшие приватизировать ресурсы и (тогда тоже) помириться с Западом, но и миллионы обычных людей, которые мгновенно и с большими надеждами подхватили эту начальственную инициативу, потому что увидели в ней много чего важного для себя: отмену выездных виз и государственного атеизма, возможность создавать кооперативы и торговать тем, чем получается торговать, право на свободное чтение, мнение, самовыражение, — список длинный и всем известный.

Собственно, вся тогдашняя трансформация и держалась именно на этой коллективной надежде получить что-то новое, и что-то лучшее, чем прежде: «жизнь как на Западе», «социализм как в Скандинавии», «возвращение дореволюционной России» и проч.

Надежда эта таяла, таяла — и последние ее крупицы окончательно растаяли весной 1999 года, во время бомбардировок Белграда, когда и возникла та реальность, в которой мы живем до сих пор.

Однако полезно помнить, что с 1985 по 1999 год прошло целых четырнадцать лет — под знаком этих исчезающих надежд.

И благодаря им — поезд ехал, караван шел.

Теперь не то.

В отличие от ситуации середины восьмидесятых годов — в середине десятых у людей нет вообще никаких надежд и никаких оснований ждать чего-то доброго от теоретически возможной либерализации

Кроме очень узких (хотя и очень влиятельных) кругов на Рублевке и в центре Москвы, — больше никто в России ничего подобного не хочет.

Кому и что такая либерализация могла бы дать?

Политические права? — если только условному «Эху Москвы».

Свободу слова? — в общих чертах она существует и так, а если в чем-то ее и не хватает, так ровно те же самые лица, что дожидаются либерализации, заодно ратуют и за сохранение любимой ими 282 статьи УК РФ, так что «не дождетесь».

«План Маршалла»? — нет никаких признаков того, что Америка и Европа готовы вложить в «хорошую» Россию хоть копейку.

Возвращение к социальному государству? — так наоборот, бесконечное «сокращение социалки» — это как раз тот единственный принцип, в котором чиновники и оппозиционеры удивительно солидарны.

Пересмотр итогов приватизации, национальный вопрос, кардинальное сокращение и очищение бюрократических армий от воров и проходимцев? — даже и заговаривать об этом смешно.

Словом, даже если начать безответственно фантазировать, — невозможно придумать ни одного тезиса, с которым новые «прорабы перестройки» могли бы обратиться к народу и получить его одобрение и веру в свои прожекты

Люди никакой либерализации не хотят.

И обменивать дружбу с Хиллари Клинтон, снятие санкций и какие-нибудь политические авансы условной партии «Яблоко» на новое, не дай Бог, издание горбачевщины — они не будут.

Именно поэтому повторение девяностых и невозможно.

Как бы ни было дурно то время, но какая-то наивная правда момента — за ним тогда была.

А теперь — нет никакой.

А что бывает, когда начальственные поползновения к либерализации наталкиваются на глухое недоумение, а затем и недовольство народа — расскажет нам история отнюдь не конца Советского Союза, а — конца Российской Империи

Тогда ведь тоже — в том же шестнадцатом году — модны были либеральные прожекты вроде: убьем Григория, сплавим царя и царицу, посадим на престол кого-нибудь ничтожного, создадим правительство, ответственное перед кадетами, поклянемся в верности западным союзникам и — ка-ак заживем!

Не зажили.

Вместо этого получился семнадцатый, а потом и восемнадцатый год.

А все потому, что придумать-то все придумали, а людям сказать было нечего.

Люди хотели — чего-то другого, как и сейчас.

Остается надеяться на то, что история не повторится.