Глава из нового романа Александра Проханова
В московском издательстве «Вече» недавно вышел в свет фантастический роман известного российского писателя и общественного деятеля Александра Проханова «Человек звезды». Роман рассказывает о жизни уральского города П., который стоит на великой реке и легко угадывается. Он знаменит на всю страну своими пушками, церковной деревянной скульптурой, древним «звериным стилем» и некогда высокоразвитой авиакосмической отраслью. Внезапно в П. приезжает некий господин Маерс, сколь ничтожный, столь же, как выясняется, могущественный. Обладая связями в высших кругах общества и компроматом на всех отцов города, в том числе на губернатора Степана Анатольевича Петуховского, Маерс принуждает власти разместить во всех ключевых точках города деревянных красных человечков. Их назначение до поры остается покрыто мрачной тайной. Официально же Маерс обещает превратить захолустный город П. в культурную столицу Европы. В итоге в городе разражается грандиозная схватка сил добра и зла, света и тьмы. На пути у Маерса и других чудовищных персонажей, приезжих и здешних, встают творцы и герои, которые принимают неравный бой с посланцами ада, а помощь в этой битве силам света оказывают деревянные боги. Публикуем одну из глав нового романа.
Губернский приуральский город П. расположился растянуто и длинно по берегу студёной полноводной реки, которая иногда резко становилась лазурной, как крыло сойки. И если долго смотреть на эту сгустившуюся синеву, то вдруг захватывало сердце от странного восхищения, которое граничило с ужасом, словно в тебе открывалась бездна, и ты мог лететь в нее, пролетая тысячелетия и геологические эры, приближаясь к первому дню творенья.
Именно в этот город П. летним утром по федеральной
трассе въехала просторная иномарка представительского класса и за ней
утомлённая фура с номерами восточноевропейской страны. Фура свернула на
грузовую стоянку, а машина подкатила к лучшей гостинице города, и из неё
показался смуглый водитель сумрачного вида, с кудрями до плеч, похожий
на цыгана. Отворил заднюю дверцу и помог выйти господину средних лет, в
мешковатом костюме, с невыразительным пресным лицом, маленькими неяркими
глазками, с брюшком под небрежно заправленной рубахой. Сквозь редкие
белёсые волосы проглядывала розовая кожа, бес-цветные брови были почти
незаметны, походка его была нетвёрдой и семенящей. Единственное, что
бросалось в глаза, это родимое пятно на лбу, яркое, как лепесток мака.
Господин прошёл в гостиницу, а шофёр внёс за ним странную деревянную скульптуру, сколоченную из прямоугольных брусков, выкрашенных в красный цвет. Вместо головы у скульптуры был деревянный цилиндрик, и вся она напоминала робот, построенный из элементов детского конструктора. Господин заполнил у стойки анкету, взял ключ и направился к лифту. Лифтёр в фиолетовом мундире захотел помочь шофёру, потянулся к скульптуре, но из деревянного цилиндрика вырвалась ветвистая молния, опутала лифтёра, словно щупальца осьминога, и швырнула в сторону так, что лифтёр влетел в крону искусственного, стоящего у входа дерева, да там и застрял. Лифт унёс господина и его шофёра на этажи, а лифтёр продолжал висеть в дымящихся фиолетовых лохмотьях.
Губернатор Степан Анатольевич Петуховский, управляющий обширными землями, столицей которых являлся упомянутый город П., собрал в своём кабинете приближённых и верных соратников, чтобы обсудить грозную и неотложную тему. Стремительно приближался день, когда состоится визит президента в их город, что воспринималось всеми, как неотвратимый кошмар, переживёт который далеко не каждый, в том числе и сам Степан Анатольевич. Уже несколько губернаторов, что, казалось, на всю оставшуюся жизнь обосновались в своих губерниях, уютно жили во дворцах с золотыми крышами, летали на вертолётах стрелять в заповедниках зверя, утомившись от изнурительной русской глубинки, посещали свои родовые замки в горах Швейцарии и в долине Луары, – уже несколько губернаторов лишились своих мест. А некоторые, после визитов в прокуратуру, предпочли покинуть неблагодарное отечество.
Визит президента в город П. воспринимался отцами города как кара Божья. И они собрались у своего столоначальника и благодетеля, чтобы обсудить стратегию коллективного поведения.
Степан Анатольевич Петуховский обладал сытым мясистым телом, требующим постоянного ухода и заботы, большой лобастой головой с выпуклыми бычьими глазами, повелительными и величественными жестами и манерой, когда ему что-нибудь нравилось, выпячивать нижнюю губу, которая начинала мокро розоветь, похожая на скользкий моллюск.
– Ну, родные мои, – обратился губернатор Петуховский к своим заместителям и министрам, – что мы покажем президенту такое, отчего он, восхитившись, переназначит нас на другой срок?
Зам по дорожному строительству указал на опасность, которая возникает в связи с долгостроем дороги, ведущей от аэропорта в город. Президент захочет взглянуть на дорогу, а увидит одну только рытвину.
– Шубу можно украсть один раз. Чужую жену – два раза. Вы же умудрились украсть эту дорогу шесть раз. На эти деньги можно построить самую большую в Европе тюрьму, – сердито произнёс губернатор.
Зам по промышленности предложил показать президенту кондитерскую фабрику и угостить его фирменным тортом.
– Эх ты, эклер с хвостиком. Раньше в этих зданиях работали над искусственным интеллектом шесть академиков мирового значения. А сейчас ты хочешь президента сладким кремом испачкать.
Министр торговли предложил повести гостя в новый супермаркет, созданный на месте авиационного завода. Назначить большую распродажу по бросовым ценам.
– А он посмотрит на китайское барахло и плюшевых мишек, от которых у детишек прыщи выскакивают, да и спросит: «А правда, что здесь начинали строить звездолёт для дальнего космоса? Можно его посмотреть?»
Министр речного хозяйства предложил покатать президента по реке и устроить рыбалку на омутах, где расплодилось стадо белорыбицы. Ведь президент рыболов и охотник.
– Ну, повезём мы его на катере по реке, а он скажет: «А где же у вас судоходство?» Раньше по реке теплоходы, баржи, «метеоры», «ракеты» сновали. А сейчас и лодчонки паршивой не видно. Как вы ему объясните?
Министр культуры робко предложил повести высокого гостя на премьеру спектакля «Дядя Ваня».
– «Дядя Ваня»! «Тетя Маша»! Тьфу! Сколько можно этих дядей и тетей показывать? Да вашему дяде восьмой десяток пошёл, и из него на сцену катетер вываливается!
Губернатор зло рассмеялся, и соратники смущённо умолкли, так и не дождавшись, когда нижняя губа Петуховского начнёт выступать вперёд, как розовый моллюск из раковины.
Губернатор смотрел на соратников, молодых и не очень, плутоватых и хитрых, мнимо застенчивых и смиренных, похожих на притихшую стаю, тревожно и вопрошающе глядящую на своего вожака. Стоит ему отвернуться, как эта алчная стая кинется в разные пределы губернии и начнёт выгрызать, рвать, отхватывать лакомые куски. Ненасытно глотать, давиться, отрыгивая их переваренными и жадно отыскивая по сторонам ещё не тронутую клыками добычу. Всю эту стаю вырастил он сам из щенков. Притравливал, учил делать стойку, брать след, неутомимо преследовать обречённую жертву, перекусывать ей поджилки и горло, приносить в окровавленных зубах добытый трофей ему, хозяину, получая за это отрезанные уши и хвост. Но стоило ему дрогнуть, ослабеть или забыться, как всё хищное скопище выходило из повиновения, рвало губернию на части, и он сам, губернатор, вполне мог почувствовать, как смыкаются у него на горле отточенные клыки.
– Ну вот, родные мои, берите бумагу и записывайте, – произнес Петуховский тоном утомлённого учителя, сожалеющего о недалёких учениках. – Президента повести на многострадальную дорогу и в рытвинах посадить людей с совками и кисточками. Набрать из музея разных черепков, костей, бронзовых зверюшек. Зарыть в землю. Сказать президенту, что найдено уникальное археологическое поселение, поэтому и остановилось строительство. Дать ему совок, пусть откопает какой-нибудь амулет и подарит своей жене. Это раз. На кондитерской фабрике испечь торт размером сто метров на сто с профилем президента из сладкого крема и марципана с надписью «Добро пожаловать». Это два. В супермаркете устроить бесплатную раздачу товаров населению, как знак заботы администрации о народе. Пусть какой-нибудь мальчик прочтёт президенту стишок о солнышке и счастливом детстве. Это три. Гостя повезти на рыбалку и сделать так, чтобы он поймал белорыбицу на пуд весом, с медным кольцом на хвосте и надписью «Сию рыбу кольцевал государь Петр Алексеевич», и дата. Пусть президент почувствует себя рядом с Петром Великим. Это четыре. Никаких дядей Вань и тетей Маш. Устроить пляски шаманов в шкурах, с бубнами. Пусть президент наденет медвежью шкуру и постучит в бубен. Это ему понравится. А остальное приложится, – Петуховский умолк, словно раздумывал, не упустил ли чего. Потом обвёл соратников тяжёлым бычьим взглядом. – Суслики вы. Головки маленькие, а резцы большие. Что бы вы без меня делали, – с этими словами он завершил совещание и отпустил соратников, чтобы те воплощали его творческие наработки.
Кончался обременительный день и приближался желанный и сокровенный час, вознаграждавший Степана Анатольевича за все труды и раденья. Он собирался на загородную, сокрытую от посторонних глаз виллу, куда верный помощник и он же руководитель охраны привозил ему маленьких девочек из сиротских приютов. Пресыщенный властью, обременённый богатством, которое доставалось ему безо всяких трудов, путём отчислений от всякого доходного в губернии дела, не находя удовольствия в деликатесах и винах, он имел одну- единственную отдушину, утешавшую среди беспросветных нескончаемых хлопот.
Маленькие прелестные создания, наивные и беззащитные, приносили отраду его душе и утеху его отяжелевшему, мясистому телу. Когда очередную девочку, робкую и испуганную, лепечущую, не выговаривающую слова, приводили из ванной в большую гостиную, где на мягком ковре были разложены игрушки, кубики, куклы, и Степан Анатольевич, в шёлковом халате, брал маленькую гостью на колени, передавал из своих губ в её маленький розовый ротик сладкую шоколадку, приговаривая: «Ах, ты, моя масенькая. Это я, твой добрый папочка»! Ласково перебирал пальчики её рук и ног, целовал нежное тельце, приходя в возбуждение, в сладострастное неистовство, отчего девочка пугалась, начинала плакать, а он мнимо сердился, кричал на неё: «Зачем ты огорчаешь любимого папочку»? Больно шлепал по розовым ягодицам, слыша истошный, захлебывающийся крик, который глушил своим огромным, жадно дышащим ртом. И потом, поднимаясь с ковра, запахивая на своём волосатом теле шёлковый халат, минуту смотрел на истерзанное, дрожащее тельце, и его нижняя губа медленно выступала, как розовый мокрый моллюск.
Степан Анатольевич уже готов был вызвать шофёра и покинуть кабинет, как появился помощник и неуверенно, боясь нареканий, протянул ему визитку:
– Тут один посетитель, Степан Анатольевич. Он не записывался. Не знаю, как просочился в приемную. Говорит, что познакомился с вами в Кремле, в кабинете Владислава Юрьевича. Я сказал, что узнаю.
Петуховский недовольно взял визитку. На ней было начертано: «Виктор Арнольдович Маерс. Президент Международной Академии искусств». Это имя ничего не говорило Петуховскому. Титул внушал подозрение, что за ним скрывается легковесный пустобрёх или хитрый авантюрист, которые во множестве, как назойливые комары, осаждали губернатора, надеясь высосать из него капельку бюджетных денег. Но имя человека, на которого визитёр ссылался, действовало магически и не позволило Петуховскому отослать его прочь.
– Ну ладно, впусти. Но скажи, не больше пяти минут. У меня совещание в городе.
И не успел ещё помощник вый-ти, как навстречу ему, бочком, скользко и ловко, протиснулся в кабинет господин с сияющей улыбкой, в которой светилось такое обожание, такое счастье от нечаянной встречи, что Петуховскому показалось, что они и впрямь где-то встречались.
– Степан Анатольевич, дорогой, ну как я рад, как я рад. Как будто вчера расстались. А вы всё такой же, могучий, деятельный, настоящий государственник. Мало кого из губернаторов поставишь в ряд с вами. Владислав Юрьевич очень высоко вас ценит. Говорит: «Пока у руля Петуховский, мы за Урал спокойны».
Господин был среднего роста, слегка одутловатый и полный, но радостные всплески рук, скользящие движения ног придавали ему сходство с изящным танцором. Его редкие рыжеватые волосы, розовая кожа черепа, белёсые, почти незаметные брови делали его лицо заурядным, если бы не лучистые, как две масляные лампадки, глаза, в которых играли лукавство, подобострастие, смех и острая прозорливость, полыхавшая моментальными зеленоватыми лучиками. На лбу господина сочно краснело алое родимое пятно, похожее на лепесток мака.
– Тот миг на кремлёвском приёме, когда мне выпала честь быть вам представленным, я почитаю счастливейшим мгновением моей жизни. По гроб благодарен Игорю Ивановичу, который ради меня прервал свою беседу с Анатолием Борисовичем и подвёл меня к вам. Как раз стал говорить Владимир Владимирович и, как всегда, произнёс свою меткую и колкую шутку о кобельке, который чует сучку за версту. Кого он имел в виду? Должно быть, Меркель, не правда ли? Впрочем, Дмитрий Анатольевич сделал вид, что не понял шутки.
Посетитель сыпал именами, жестикулировал, словно изображал каждого, о ком говорил. И Петуховский растерянно вспоминал, на каком из кремлёвских приёмов он мог познакомиться с говорливым господином, и что за важная птица был этот господин, если запросто общался с персонами, при одном имени которых хотелось встать.
– Собственно, чем обязан? – произнёс Петуховский, осторожно нащупывая в зыбких словах и жестах гостя твёрдую деловую основу.
– Видите ли, я не сразу, далеко не сразу сделал этот выбор. Вы не представляете, как долго я колебался. Совещался с Артуром Сергеевичем, чей тонкий вкус и художественная эрудиция не имеют себе равных. Советовался с Николаем Леопольдовичем, непревзойдённым знатоком международных отношений. И, конечно же, пользовался бесценными рекомендациями Григория Феоктистовича, который среди всех губернаторов указал именно на вас, как на утончённого ценителя прекрасного, чуткого ко всему современному и актуальному. Именно поэтому я при-ехал к вам, в ваш замечательный город П.
– С каким же предложением вы явились в наш город П.? – спросил Петуховский. У него голова начинала кружиться от обилия имён и отчеств, за каждым из которых ему мерещилась именитая персона, припомнить которую он не мог. – В чём ваша идея?
– А идея моя, дорогой Степан Анатольевич, состоит в том, чтобы ваш славный, но, извините, слегка захолустный город П. превратить в культурную столицу Европы.
Произнеся это, Маерс воззрился на Петуховского смеющимися счастливыми глазами, из которых излетали зелёные лучики, пронзавшие насквозь Степана Анатольевича. А того обуяло раздражение, и он не знал, продолжать ли ему разговор, выведывая из слов посетителя какую-нибудь неявную для себя угрозу. Или же появившийся в его кабинете господин – просто шарлатан и обманщик, охотник за дармовыми бюджетными средствами, и сейчас самый момент, чтобы его раскусить и указать на дверь.
– Как же это вы превратите наш захолустный, как вы выразились, город в культурную столицу Европы, если у нас даже Эйфелевой башни нет? – Петуховскому понравилась собственная шутка, отчего нижняя губа стала медленно выдвигаться, словно розовый моллюск покидал свою раковину. – И пирамиды Хеопса тоже нет.
– В том-то и дело, в том-то и дело, дорогой Степан Анатольевич. Вы точно угадали, метко заметили. Ни Эйфелевой башни, ни пирамиды Хеопса. И поэтому на пустом месте, с белого, как говорится, листа мы начнём создавать культурную столицу Европы. Второй Париж. Вторую, если угодно, культурную Мекку. В глухих уральских лесах вдруг вспыхнет и засияет на весь мир новый культурный светоч, отнимая пальму первенства и у Парижа, и у Вены, и у Санкт-Петербурга.
– Да? И что это будет? – иронично расспрашивал Петуховский, позволяя шарлатану возвести затейливое сооружение из обманов и фантазий, чтобы потом одним махом разрушить этот воздушный замок и строго указать фантазёру на дверь.
– О, это целая программа, с которой рад познакомить вас, дорогой Степан Анатольевич. Сюда, в этот тихий и Богом забытый город П. нахлынут художники из всех уголков Европы, и даже из Нового Света и стран Латинской Америки. Они распишут своими фантастическими граффити унылые стены ваших остановившихся заводов и заброшенных складов. Их рисунки будут напоминать те, что в своё время покрыли Берлинскую стену, и эту стену за огромные деньги по кусочкам продали коллекционерам всего мира. Перформансы, которые украсят фасад зданий и фонарные столбы, превратят город в волшебное изваяние, рождённое из стеклянного блеска, душистой пены, фонтанирующих радужных струй. Скульпторы поставят на всех площадях, на всех перекрёстках свои творения, и уже не пушки будут доминировать в городе, а затейливые абстрактные сооружения, напоминающие, одно – стеклянную женщину, другое – сверкающий пропеллер, третье – живую печень, четвертое – фаллический символ. Есть мастера, которые из прутьев ивы могут построить Эйфелеву башню, а из натуральных помидоров – пирамиду Хеопса. Музыканты и певцы привезут сюда всё разнообразие жанров, от классического джаза, гангстер-репа, до магической музыки и звуков, издаваемых утомлённым, не добежавшим до цели сперматозоидом. Поэты и писатели будут читать свои произведения на всех языках Европы, а критики и культурологи станут устраивать дискуссии и круглые столы, посвящённые проблемам современной эстетики. Город превратится в феерию огней, аттракционов, цирковых представлений, волшебных спектаклей, где средствами музыки и танцев будет развернута картина человечества с его пороками, страстями и великими устремлениями. И, главное, – зрители: туристы, пилигримы со всего мира, которые поедут, полетят, поплывут, чтобы насладиться этим феерическим действом. И мир ахнет, обнаружив, что музы переселились из Парижа, Вены и Рима в доселе никому не известный город П.
Маерс произнёс всё это на одном дыхании, перемещаясь по кабинету, взмахивая руками, как крыльями, подпрыгивая и ударяя ножку о ножку, рисуя перед глазами обомлевшего Петуховского чудесный преображённый город.
Степан Анатольевич справился с головокружением, когда перед ним вдруг залетала, засверкала прозрачными крыльями стрекоза. Укротил в себе порыв, побуждавший поверить в утопию. Строго произнёс:
– Вам не откажешь в умении пудрить мозги. Но, видите ли, мне сейчас не до этого. Мы в нашем городе ожидаем визит президента, и все наши силы, все небогатые материальные средства направлены на это мероприятие. Извините, нам не до пустяковых фантазий,
– и он стал подниматься, давая понять, что приём окончен.
– Вот именно, визит президента. Владислав Юрьевич как раз и просил меня помочь организовать этот визит. Дорогой Степан Анатольевич, ну чем вы собираетесь порадовать, чем изумить президента. Хотите подарить ему какую-то окисленную медную штуковину, назвав её амулетом? Да ему недавно подарили часы «Патен Филипс» стоимостью в триста тысяч долларов. Или хотите испечь к его приезду торт длиной в сто метров? Да его недавно встречали в Букингемском дворце. Постелили под ноги ковёр в двести метров. По сторонам стояли гвардейцы в медвежьих шапках, и встречал весь цвет английской аристократии. Или подсунете ему полудохлого сома с фальшивым кольцом на хвосте? Да наш президент – ультрасовременный человек, увлекается электроникой, цифровыми коммуникациями, твиттерами, айпедами, айфонами, а не тухлыми рыбами. Хотите удивить подставным шаманом в вывернутом наизнанку тулупе? Да он в Париже восхищался мистериями лучших балетмейстеров мира, и одной из балерин преподнёс драгоценный алмаз Якутии. Наш президент воспитан на западной музыке, обожает дизайн современных автомобилей и самолётов, говорит во сне по-английски и выписывает из Европы самых дорогих массажистов и мастеров педикюра. Так что, дорогой Степан Анатольевич, баней и вениками его не удивишь.
Маерс произнёс это с печальным видом и едва заметным сожалением по отношению к Петуховскому с его провинциальными представлениями о прекрасном. Но это унижающее его сожаление осталось незамеченным Степаном Анатольевичем. Он был поражён осведомлённостью таинственного гостя, который никак не мог знать о недавнем секретном совещании, где в полнейшей тайне разрабатывался план торжественных мероприятий. В осведомлённости гостя было что-то пугающее и зловещее. Только принадлежность к спецслужбам обеспечивала такую осведомленность, наличие в кабинете встроенных подслушивающих устройств.
Степан Анатольевич пугливо обвёл кабинет глазами, гадая, где скрываются звукозаписывающие установки. Быть может, за портретом президента, похожего на зоркого тетерева. Или в складках трёхцветного Государственного флага. Или за гипсовым губернским гербом, где на старинной пушке сидит таёжный соболь.
– Ну что вы, что вы, Степан Анатольевич, никакой электроники, никакой акустики. Просто современное искусство во многом основано на магических практиках, на ясновидении, телекинезе, угадывании мыслей и чувств. Искусство работает на уровне инстинктов, как у животных, которые предчувствуют катастрофы или затмения. Я лишь скромный маэстро, бравший уроки у великих магов, царящих в современной музыке, живописи и поэзии.
– Как это возможно? Вы колдун?
– Немножко, совсем немножко. Просто нужно очень чувствовать, очень любить другого человека. Среди бесчисленных, наполняющих космос волн настроиться на волну человека, и тогда многое тебе может открыться.
Маерс замер, воздев руки, словно дирижёр, остановивший мимолётный звук. Глаза его закатились, и казалось, он спит, слабо покачиваясь в незримых волнах, как морская водоросль.
– И вот я вижу просторную комнату с мягким ковром на полу. На ковре сидит девочка, совсем голенькая, на её голове большой белый бант. Она играет прелестной плюшевой лошадкой, смеётся, ползает по ковру. В комнату входит высокий тучный мужчина, облачённый в шёлковый халат. Наклоняется к девочке: «Какая хорошенькая лошадка. Какой красивый бантик». Нижняя губа мужчины выпячивается от удовольствия, напоминая большого розового слизняка. Мужчина протягивает девочке коробку с конфетами, девочка тянет ручки, но он не даёт. Берёт конфету в свой рот, причмокивает, щурится от удовольствия: «Какая вкусная конфетка. Поцелуй папочку, скушай конфетку». Он впивается девочке в губы, мажет её личико шоколадом, облизывает её щёчки, носик и лобик...
Степан Анатольевич тихо взвыл от ужаса:
– Вы кто?
Ему казалось, что родимое пятно на голове Маерса источает красный сноп лучей, которые просвечивают насквозь его душу, читают все потаённые мысли, угадывают все вожделения, все гнездящиеся пороки и извращения, и это промелькнувшее побуждение открыть ящик стола, достать пистолет и выстрелить в красное светящееся пятно, погасить эти рубиновые лучи.
– Ну что вы, дорогой Степан Анатольевич, зачем нам этот дурацкий пистолет? Вы меня неправильно поняли. Я не осуждаю, не порицаю. Напротив, преклоняюсь и восхищаюсь. Всё, что пошлая общественная мораль называет недостойным и даже преступным, на самом деле свидетельствует об утончённости натуры, об изысканном вкусе, о способности вкушать тонкие яства, дегустировать экзотические напитки. Именно этим отличается художник от дровосека, мистик от рыночного торговца, смельчак, срывающий табу, от пресного ханжи и конформиста. Вы, утончённый гурман, ценитель истинной красоты, которая невозможна без боли, без насилия, без истязания себя и других. Именно в этом суть современного искусства, которое обретёт в городе П. свою столицу, а в вашем лице – покровителя и кумира.
Маерс летал по кабинету, всплёскивая руками, касаясь невидимых точек, проводя незримые линии, окружая Петуховского неосязаемыми паутинами. Словно танцующий паук захватывал в свои радужные сети чудесную бабочку – душу Степана Анатольевича, которая вначале ужасалась плену, ждала своей неминуемой гибели, но с каждым всплеском волшебной руки, с каждым проблеском лучистой паутинки успокаивалась. Страх улетучивался, сменялся сладостью и облегчением. Ему было сладко передавать свою утомлённую душу во власть другого, могущественного, всеведающего, желающего ему блага. Вся его неутолённость, губительные страхи, снедающие его стяжательство, властолюбие, больное сладострастие – отступали. Уже не гнездились в нём, а были отданы этому загадочному незнакомцу, который явился не для того, чтобы погубить, но спасти.
– Кто вы? – спрашивал Петуховский, испытывая блаженство, как человек, плавающий в невесомости. – Кто вы?
Жестокие рубиновые лучи, исходящие из раскалённого черепа Маерса, сменились легчайшим золотистым излучением, какое бывает в сосновом лесу, среди смолистых стволов, где нет-нет и сверкнёт узор золотой паутины.
– Я выбирал из многих русских городов, прежде чем остановил свой взгляд на городе П. Приглядывался ко многим губернаторам, прежде чем выбрал вас. Ваша утончённая сексуальность, ваша мечтательность, ваш креативный разум – чего стоит ваша выдумка с налимом времён Петра Великого. Или перформанс с тортом длиной в сто метров. Вы как никто другой из губернаторов приблизились к пониманию современного искусства, – Маерс скользнул на одной ноге, отведя назад другую, словно конькобежец на льду, а потом закружился, высекая коньками снопы голубых искр, так что в глазах Петуховского всё засверкало россыпями бриллиантов. Он уже верил каждому произносимому слову, боялся, что восхитительная музыка слов прер-вётся, что чародей покинет его. – Властители мира понимают, что больше нельзя управлять человечеством с помощью силы, принуждать авианосцами, космическими группировками, интригами разведок. Что деньги, вчера ещё всесильные, сегодня обрушились вместе с финансовыми рынками и мировыми банками. Что идеологии, будь то коммунизм, фашизм или либерализм, утратили власть над умами. И только искусство, изощрённое, рафинированное, воздействующее на подсознание, инстинкт, использующее волшебство, магическую красоту, – только искусство способно опьянить человечество, повести туда, куда зовёт его художник и кудесник. Искусство становится властелином мира. Вы согласны со мной, Степан Анатольевич?
– О, да, – опьянённый музыкой слов, опутанный лучистыми сетями, плавая в голубой невесомости, отозвался Петуховский, и ему казалось, что прелестная девочка гладит его по волосам своей нежной ручкой.
– Наш президент осведомлён о предстоящем в городе П. изумительном празднике. Об элевсинских таинствах двадцать первого века, о дионисийских играх и вальпургиевых ночах. Вы, Степан Анатольевич, становитесь повелителем не просто города П., но и, если угодно, повелителем мира, ибо здесь, в предгорьях Урала, раскинется мировой центр искусств со своими музеями, консерваториями, музыкальными аренами, академиями. Отсюда потянутся невидимые струны во все уголки обезумевшего, ввергнутого в хаос мира, и музыка этих струн вновь вернёт миру гармонию, иерархию, и в этой иерархии Россия займёт лидирующее место. Президент это знает и поэтому стремится сюда. Вы будете обласканы, вы накануне нового взлёта карьеры. Так губерния превращается в центр мира.
Так из уральских туманов возникает столица, перед которой склоняются Париж, Рим и Нью-Йорк.
– Но что я должен сделать? Где я возьму такие средства? Наш губернский бюджет ничтожен! – пролепетал Степан Анатольевич, перебирая нежные девичьи пальчики.
– Ровным счётом ничего не должны делать, – ответил Маерс, осторожно освобождая свою руку от сладострастных прикосновений губернатора. – Я всё беру на себя. Вы только отдайте распоряжение, чтобы в вашей приёмной, на крыльце административного здания, на кровле городских учреждений разместились привезённые мною красные человечки. Абстрактные скульптуры, предвещающие начало празднества.
Маерс подскочил к дверям, приоткрыл их и щёлкнул пальцем. В кабинет, величественно ступая, вошёл человек, похожий на чернокудрого араба. Он нёс в руках деревянного, из красных брусков, истукана. Вместо головы у истукана был небольшой деревянный цилиндр. Вошедший человек напоминал факира. Он согнул деревянному истукану ноги в коленях и усадил в кресло. Деревянная скульптура сидела, прямо выгнув спину, немая и глухая, казалось, явившаяся из древнеегипетских погребений или с острова Пасхи, или лаборатории, производящей лунных роботов.
– Вам нравится? – Маерс заглядывал Петуховскому в глаза. – Он вам нравится?
– О, да! – восторженно ответил Петуховский, снова почувствовав у себя на темени нежные хрупкие пальчики.
– Вот и отлично, Степан Анатольевич. Правильно вы говорите, у сусликов головы маленькие, а зубы длинные. Но мы-то с вами не суслики, – с этими словами Маерс и его ассистент вышли из кабинета, оставив в кресле под Государственным флагом красного истукана, на которого оторопело взирал губернатор.
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=92.2)
газета Звезда
Александр ПРОХАНОВ
В московском издательстве «Вече» недавно вышел в свет фантастический роман известного российского писателя и общественного деятеля Александра Проханова «Человек звезды». Роман рассказывает о жизни уральского города П., который стоит на великой реке и легко угадывается. Он знаменит на всю страну своими пушками, церковной деревянной скульптурой, древним «звериным стилем» и некогда высокоразвитой авиакосмической отраслью. Внезапно в П. приезжает некий господин Маерс, сколь ничтожный, столь же, как выясняется, могущественный. Обладая связями в высших кругах общества и компроматом на всех отцов города, в том числе на губернатора Степана Анатольевича Петуховского, Маерс принуждает власти разместить во всех ключевых точках города деревянных красных человечков. Их назначение до поры остается покрыто мрачной тайной. Официально же Маерс обещает превратить захолустный город П. в культурную столицу Европы. В итоге в городе разражается грандиозная схватка сил добра и зла, света и тьмы. На пути у Маерса и других чудовищных персонажей, приезжих и здешних, встают творцы и герои, которые принимают неравный бой с посланцами ада, а помощь в этой битве силам света оказывают деревянные боги. Публикуем одну из глав нового романа.
Губернский приуральский город П. расположился растянуто и длинно по берегу студёной полноводной реки, которая иногда резко становилась лазурной, как крыло сойки. И если долго смотреть на эту сгустившуюся синеву, то вдруг захватывало сердце от странного восхищения, которое граничило с ужасом, словно в тебе открывалась бездна, и ты мог лететь в нее, пролетая тысячелетия и геологические эры, приближаясь к первому дню творенья.
Именно в этот город П. летним утром по федеральной
трассе въехала просторная иномарка представительского класса и за ней
утомлённая фура с номерами восточноевропейской страны. Фура свернула на
грузовую стоянку, а машина подкатила к лучшей гостинице города, и из неё
показался смуглый водитель сумрачного вида, с кудрями до плеч, похожий
на цыгана. Отворил заднюю дверцу и помог выйти господину средних лет, в
мешковатом костюме, с невыразительным пресным лицом, маленькими неяркими
глазками, с брюшком под небрежно заправленной рубахой. Сквозь редкие
белёсые волосы проглядывала розовая кожа, бес-цветные брови были почти
незаметны, походка его была нетвёрдой и семенящей. Единственное, что
бросалось в глаза, это родимое пятно на лбу, яркое, как лепесток мака. Господин прошёл в гостиницу, а шофёр внёс за ним странную деревянную скульптуру, сколоченную из прямоугольных брусков, выкрашенных в красный цвет. Вместо головы у скульптуры был деревянный цилиндрик, и вся она напоминала робот, построенный из элементов детского конструктора. Господин заполнил у стойки анкету, взял ключ и направился к лифту. Лифтёр в фиолетовом мундире захотел помочь шофёру, потянулся к скульптуре, но из деревянного цилиндрика вырвалась ветвистая молния, опутала лифтёра, словно щупальца осьминога, и швырнула в сторону так, что лифтёр влетел в крону искусственного, стоящего у входа дерева, да там и застрял. Лифт унёс господина и его шофёра на этажи, а лифтёр продолжал висеть в дымящихся фиолетовых лохмотьях.
Губернатор Степан Анатольевич Петуховский, управляющий обширными землями, столицей которых являлся упомянутый город П., собрал в своём кабинете приближённых и верных соратников, чтобы обсудить грозную и неотложную тему. Стремительно приближался день, когда состоится визит президента в их город, что воспринималось всеми, как неотвратимый кошмар, переживёт который далеко не каждый, в том числе и сам Степан Анатольевич. Уже несколько губернаторов, что, казалось, на всю оставшуюся жизнь обосновались в своих губерниях, уютно жили во дворцах с золотыми крышами, летали на вертолётах стрелять в заповедниках зверя, утомившись от изнурительной русской глубинки, посещали свои родовые замки в горах Швейцарии и в долине Луары, – уже несколько губернаторов лишились своих мест. А некоторые, после визитов в прокуратуру, предпочли покинуть неблагодарное отечество.
Визит президента в город П. воспринимался отцами города как кара Божья. И они собрались у своего столоначальника и благодетеля, чтобы обсудить стратегию коллективного поведения.
Степан Анатольевич Петуховский обладал сытым мясистым телом, требующим постоянного ухода и заботы, большой лобастой головой с выпуклыми бычьими глазами, повелительными и величественными жестами и манерой, когда ему что-нибудь нравилось, выпячивать нижнюю губу, которая начинала мокро розоветь, похожая на скользкий моллюск.
– Ну, родные мои, – обратился губернатор Петуховский к своим заместителям и министрам, – что мы покажем президенту такое, отчего он, восхитившись, переназначит нас на другой срок?
Зам по дорожному строительству указал на опасность, которая возникает в связи с долгостроем дороги, ведущей от аэропорта в город. Президент захочет взглянуть на дорогу, а увидит одну только рытвину.
– Шубу можно украсть один раз. Чужую жену – два раза. Вы же умудрились украсть эту дорогу шесть раз. На эти деньги можно построить самую большую в Европе тюрьму, – сердито произнёс губернатор.
Зам по промышленности предложил показать президенту кондитерскую фабрику и угостить его фирменным тортом.
– Эх ты, эклер с хвостиком. Раньше в этих зданиях работали над искусственным интеллектом шесть академиков мирового значения. А сейчас ты хочешь президента сладким кремом испачкать.
Министр торговли предложил повести гостя в новый супермаркет, созданный на месте авиационного завода. Назначить большую распродажу по бросовым ценам.
– А он посмотрит на китайское барахло и плюшевых мишек, от которых у детишек прыщи выскакивают, да и спросит: «А правда, что здесь начинали строить звездолёт для дальнего космоса? Можно его посмотреть?»
Министр речного хозяйства предложил покатать президента по реке и устроить рыбалку на омутах, где расплодилось стадо белорыбицы. Ведь президент рыболов и охотник.
– Ну, повезём мы его на катере по реке, а он скажет: «А где же у вас судоходство?» Раньше по реке теплоходы, баржи, «метеоры», «ракеты» сновали. А сейчас и лодчонки паршивой не видно. Как вы ему объясните?
Министр культуры робко предложил повести высокого гостя на премьеру спектакля «Дядя Ваня».
– «Дядя Ваня»! «Тетя Маша»! Тьфу! Сколько можно этих дядей и тетей показывать? Да вашему дяде восьмой десяток пошёл, и из него на сцену катетер вываливается!
Губернатор зло рассмеялся, и соратники смущённо умолкли, так и не дождавшись, когда нижняя губа Петуховского начнёт выступать вперёд, как розовый моллюск из раковины.
Губернатор смотрел на соратников, молодых и не очень, плутоватых и хитрых, мнимо застенчивых и смиренных, похожих на притихшую стаю, тревожно и вопрошающе глядящую на своего вожака. Стоит ему отвернуться, как эта алчная стая кинется в разные пределы губернии и начнёт выгрызать, рвать, отхватывать лакомые куски. Ненасытно глотать, давиться, отрыгивая их переваренными и жадно отыскивая по сторонам ещё не тронутую клыками добычу. Всю эту стаю вырастил он сам из щенков. Притравливал, учил делать стойку, брать след, неутомимо преследовать обречённую жертву, перекусывать ей поджилки и горло, приносить в окровавленных зубах добытый трофей ему, хозяину, получая за это отрезанные уши и хвост. Но стоило ему дрогнуть, ослабеть или забыться, как всё хищное скопище выходило из повиновения, рвало губернию на части, и он сам, губернатор, вполне мог почувствовать, как смыкаются у него на горле отточенные клыки.
– Ну вот, родные мои, берите бумагу и записывайте, – произнес Петуховский тоном утомлённого учителя, сожалеющего о недалёких учениках. – Президента повести на многострадальную дорогу и в рытвинах посадить людей с совками и кисточками. Набрать из музея разных черепков, костей, бронзовых зверюшек. Зарыть в землю. Сказать президенту, что найдено уникальное археологическое поселение, поэтому и остановилось строительство. Дать ему совок, пусть откопает какой-нибудь амулет и подарит своей жене. Это раз. На кондитерской фабрике испечь торт размером сто метров на сто с профилем президента из сладкого крема и марципана с надписью «Добро пожаловать». Это два. В супермаркете устроить бесплатную раздачу товаров населению, как знак заботы администрации о народе. Пусть какой-нибудь мальчик прочтёт президенту стишок о солнышке и счастливом детстве. Это три. Гостя повезти на рыбалку и сделать так, чтобы он поймал белорыбицу на пуд весом, с медным кольцом на хвосте и надписью «Сию рыбу кольцевал государь Петр Алексеевич», и дата. Пусть президент почувствует себя рядом с Петром Великим. Это четыре. Никаких дядей Вань и тетей Маш. Устроить пляски шаманов в шкурах, с бубнами. Пусть президент наденет медвежью шкуру и постучит в бубен. Это ему понравится. А остальное приложится, – Петуховский умолк, словно раздумывал, не упустил ли чего. Потом обвёл соратников тяжёлым бычьим взглядом. – Суслики вы. Головки маленькие, а резцы большие. Что бы вы без меня делали, – с этими словами он завершил совещание и отпустил соратников, чтобы те воплощали его творческие наработки.
Кончался обременительный день и приближался желанный и сокровенный час, вознаграждавший Степана Анатольевича за все труды и раденья. Он собирался на загородную, сокрытую от посторонних глаз виллу, куда верный помощник и он же руководитель охраны привозил ему маленьких девочек из сиротских приютов. Пресыщенный властью, обременённый богатством, которое доставалось ему безо всяких трудов, путём отчислений от всякого доходного в губернии дела, не находя удовольствия в деликатесах и винах, он имел одну- единственную отдушину, утешавшую среди беспросветных нескончаемых хлопот.
Маленькие прелестные создания, наивные и беззащитные, приносили отраду его душе и утеху его отяжелевшему, мясистому телу. Когда очередную девочку, робкую и испуганную, лепечущую, не выговаривающую слова, приводили из ванной в большую гостиную, где на мягком ковре были разложены игрушки, кубики, куклы, и Степан Анатольевич, в шёлковом халате, брал маленькую гостью на колени, передавал из своих губ в её маленький розовый ротик сладкую шоколадку, приговаривая: «Ах, ты, моя масенькая. Это я, твой добрый папочка»! Ласково перебирал пальчики её рук и ног, целовал нежное тельце, приходя в возбуждение, в сладострастное неистовство, отчего девочка пугалась, начинала плакать, а он мнимо сердился, кричал на неё: «Зачем ты огорчаешь любимого папочку»? Больно шлепал по розовым ягодицам, слыша истошный, захлебывающийся крик, который глушил своим огромным, жадно дышащим ртом. И потом, поднимаясь с ковра, запахивая на своём волосатом теле шёлковый халат, минуту смотрел на истерзанное, дрожащее тельце, и его нижняя губа медленно выступала, как розовый мокрый моллюск.
Степан Анатольевич уже готов был вызвать шофёра и покинуть кабинет, как появился помощник и неуверенно, боясь нареканий, протянул ему визитку:
– Тут один посетитель, Степан Анатольевич. Он не записывался. Не знаю, как просочился в приемную. Говорит, что познакомился с вами в Кремле, в кабинете Владислава Юрьевича. Я сказал, что узнаю.
Петуховский недовольно взял визитку. На ней было начертано: «Виктор Арнольдович Маерс. Президент Международной Академии искусств». Это имя ничего не говорило Петуховскому. Титул внушал подозрение, что за ним скрывается легковесный пустобрёх или хитрый авантюрист, которые во множестве, как назойливые комары, осаждали губернатора, надеясь высосать из него капельку бюджетных денег. Но имя человека, на которого визитёр ссылался, действовало магически и не позволило Петуховскому отослать его прочь.
– Ну ладно, впусти. Но скажи, не больше пяти минут. У меня совещание в городе.
И не успел ещё помощник вый-ти, как навстречу ему, бочком, скользко и ловко, протиснулся в кабинет господин с сияющей улыбкой, в которой светилось такое обожание, такое счастье от нечаянной встречи, что Петуховскому показалось, что они и впрямь где-то встречались.
– Степан Анатольевич, дорогой, ну как я рад, как я рад. Как будто вчера расстались. А вы всё такой же, могучий, деятельный, настоящий государственник. Мало кого из губернаторов поставишь в ряд с вами. Владислав Юрьевич очень высоко вас ценит. Говорит: «Пока у руля Петуховский, мы за Урал спокойны».
Господин был среднего роста, слегка одутловатый и полный, но радостные всплески рук, скользящие движения ног придавали ему сходство с изящным танцором. Его редкие рыжеватые волосы, розовая кожа черепа, белёсые, почти незаметные брови делали его лицо заурядным, если бы не лучистые, как две масляные лампадки, глаза, в которых играли лукавство, подобострастие, смех и острая прозорливость, полыхавшая моментальными зеленоватыми лучиками. На лбу господина сочно краснело алое родимое пятно, похожее на лепесток мака.
– Тот миг на кремлёвском приёме, когда мне выпала честь быть вам представленным, я почитаю счастливейшим мгновением моей жизни. По гроб благодарен Игорю Ивановичу, который ради меня прервал свою беседу с Анатолием Борисовичем и подвёл меня к вам. Как раз стал говорить Владимир Владимирович и, как всегда, произнёс свою меткую и колкую шутку о кобельке, который чует сучку за версту. Кого он имел в виду? Должно быть, Меркель, не правда ли? Впрочем, Дмитрий Анатольевич сделал вид, что не понял шутки.
Посетитель сыпал именами, жестикулировал, словно изображал каждого, о ком говорил. И Петуховский растерянно вспоминал, на каком из кремлёвских приёмов он мог познакомиться с говорливым господином, и что за важная птица был этот господин, если запросто общался с персонами, при одном имени которых хотелось встать.
– Собственно, чем обязан? – произнёс Петуховский, осторожно нащупывая в зыбких словах и жестах гостя твёрдую деловую основу.
– Видите ли, я не сразу, далеко не сразу сделал этот выбор. Вы не представляете, как долго я колебался. Совещался с Артуром Сергеевичем, чей тонкий вкус и художественная эрудиция не имеют себе равных. Советовался с Николаем Леопольдовичем, непревзойдённым знатоком международных отношений. И, конечно же, пользовался бесценными рекомендациями Григория Феоктистовича, который среди всех губернаторов указал именно на вас, как на утончённого ценителя прекрасного, чуткого ко всему современному и актуальному. Именно поэтому я при-ехал к вам, в ваш замечательный город П.
– С каким же предложением вы явились в наш город П.? – спросил Петуховский. У него голова начинала кружиться от обилия имён и отчеств, за каждым из которых ему мерещилась именитая персона, припомнить которую он не мог. – В чём ваша идея?
– А идея моя, дорогой Степан Анатольевич, состоит в том, чтобы ваш славный, но, извините, слегка захолустный город П. превратить в культурную столицу Европы.
Произнеся это, Маерс воззрился на Петуховского смеющимися счастливыми глазами, из которых излетали зелёные лучики, пронзавшие насквозь Степана Анатольевича. А того обуяло раздражение, и он не знал, продолжать ли ему разговор, выведывая из слов посетителя какую-нибудь неявную для себя угрозу. Или же появившийся в его кабинете господин – просто шарлатан и обманщик, охотник за дармовыми бюджетными средствами, и сейчас самый момент, чтобы его раскусить и указать на дверь.
– Как же это вы превратите наш захолустный, как вы выразились, город в культурную столицу Европы, если у нас даже Эйфелевой башни нет? – Петуховскому понравилась собственная шутка, отчего нижняя губа стала медленно выдвигаться, словно розовый моллюск покидал свою раковину. – И пирамиды Хеопса тоже нет.
– В том-то и дело, в том-то и дело, дорогой Степан Анатольевич. Вы точно угадали, метко заметили. Ни Эйфелевой башни, ни пирамиды Хеопса. И поэтому на пустом месте, с белого, как говорится, листа мы начнём создавать культурную столицу Европы. Второй Париж. Вторую, если угодно, культурную Мекку. В глухих уральских лесах вдруг вспыхнет и засияет на весь мир новый культурный светоч, отнимая пальму первенства и у Парижа, и у Вены, и у Санкт-Петербурга.
– Да? И что это будет? – иронично расспрашивал Петуховский, позволяя шарлатану возвести затейливое сооружение из обманов и фантазий, чтобы потом одним махом разрушить этот воздушный замок и строго указать фантазёру на дверь.
– О, это целая программа, с которой рад познакомить вас, дорогой Степан Анатольевич. Сюда, в этот тихий и Богом забытый город П. нахлынут художники из всех уголков Европы, и даже из Нового Света и стран Латинской Америки. Они распишут своими фантастическими граффити унылые стены ваших остановившихся заводов и заброшенных складов. Их рисунки будут напоминать те, что в своё время покрыли Берлинскую стену, и эту стену за огромные деньги по кусочкам продали коллекционерам всего мира. Перформансы, которые украсят фасад зданий и фонарные столбы, превратят город в волшебное изваяние, рождённое из стеклянного блеска, душистой пены, фонтанирующих радужных струй. Скульпторы поставят на всех площадях, на всех перекрёстках свои творения, и уже не пушки будут доминировать в городе, а затейливые абстрактные сооружения, напоминающие, одно – стеклянную женщину, другое – сверкающий пропеллер, третье – живую печень, четвертое – фаллический символ. Есть мастера, которые из прутьев ивы могут построить Эйфелеву башню, а из натуральных помидоров – пирамиду Хеопса. Музыканты и певцы привезут сюда всё разнообразие жанров, от классического джаза, гангстер-репа, до магической музыки и звуков, издаваемых утомлённым, не добежавшим до цели сперматозоидом. Поэты и писатели будут читать свои произведения на всех языках Европы, а критики и культурологи станут устраивать дискуссии и круглые столы, посвящённые проблемам современной эстетики. Город превратится в феерию огней, аттракционов, цирковых представлений, волшебных спектаклей, где средствами музыки и танцев будет развернута картина человечества с его пороками, страстями и великими устремлениями. И, главное, – зрители: туристы, пилигримы со всего мира, которые поедут, полетят, поплывут, чтобы насладиться этим феерическим действом. И мир ахнет, обнаружив, что музы переселились из Парижа, Вены и Рима в доселе никому не известный город П.
Маерс произнёс всё это на одном дыхании, перемещаясь по кабинету, взмахивая руками, как крыльями, подпрыгивая и ударяя ножку о ножку, рисуя перед глазами обомлевшего Петуховского чудесный преображённый город.
Степан Анатольевич справился с головокружением, когда перед ним вдруг залетала, засверкала прозрачными крыльями стрекоза. Укротил в себе порыв, побуждавший поверить в утопию. Строго произнёс:
– Вам не откажешь в умении пудрить мозги. Но, видите ли, мне сейчас не до этого. Мы в нашем городе ожидаем визит президента, и все наши силы, все небогатые материальные средства направлены на это мероприятие. Извините, нам не до пустяковых фантазий,
– и он стал подниматься, давая понять, что приём окончен.
– Вот именно, визит президента. Владислав Юрьевич как раз и просил меня помочь организовать этот визит. Дорогой Степан Анатольевич, ну чем вы собираетесь порадовать, чем изумить президента. Хотите подарить ему какую-то окисленную медную штуковину, назвав её амулетом? Да ему недавно подарили часы «Патен Филипс» стоимостью в триста тысяч долларов. Или хотите испечь к его приезду торт длиной в сто метров? Да его недавно встречали в Букингемском дворце. Постелили под ноги ковёр в двести метров. По сторонам стояли гвардейцы в медвежьих шапках, и встречал весь цвет английской аристократии. Или подсунете ему полудохлого сома с фальшивым кольцом на хвосте? Да наш президент – ультрасовременный человек, увлекается электроникой, цифровыми коммуникациями, твиттерами, айпедами, айфонами, а не тухлыми рыбами. Хотите удивить подставным шаманом в вывернутом наизнанку тулупе? Да он в Париже восхищался мистериями лучших балетмейстеров мира, и одной из балерин преподнёс драгоценный алмаз Якутии. Наш президент воспитан на западной музыке, обожает дизайн современных автомобилей и самолётов, говорит во сне по-английски и выписывает из Европы самых дорогих массажистов и мастеров педикюра. Так что, дорогой Степан Анатольевич, баней и вениками его не удивишь.
Маерс произнёс это с печальным видом и едва заметным сожалением по отношению к Петуховскому с его провинциальными представлениями о прекрасном. Но это унижающее его сожаление осталось незамеченным Степаном Анатольевичем. Он был поражён осведомлённостью таинственного гостя, который никак не мог знать о недавнем секретном совещании, где в полнейшей тайне разрабатывался план торжественных мероприятий. В осведомлённости гостя было что-то пугающее и зловещее. Только принадлежность к спецслужбам обеспечивала такую осведомленность, наличие в кабинете встроенных подслушивающих устройств.
Степан Анатольевич пугливо обвёл кабинет глазами, гадая, где скрываются звукозаписывающие установки. Быть может, за портретом президента, похожего на зоркого тетерева. Или в складках трёхцветного Государственного флага. Или за гипсовым губернским гербом, где на старинной пушке сидит таёжный соболь.
– Ну что вы, что вы, Степан Анатольевич, никакой электроники, никакой акустики. Просто современное искусство во многом основано на магических практиках, на ясновидении, телекинезе, угадывании мыслей и чувств. Искусство работает на уровне инстинктов, как у животных, которые предчувствуют катастрофы или затмения. Я лишь скромный маэстро, бравший уроки у великих магов, царящих в современной музыке, живописи и поэзии.
– Как это возможно? Вы колдун?
– Немножко, совсем немножко. Просто нужно очень чувствовать, очень любить другого человека. Среди бесчисленных, наполняющих космос волн настроиться на волну человека, и тогда многое тебе может открыться.
Маерс замер, воздев руки, словно дирижёр, остановивший мимолётный звук. Глаза его закатились, и казалось, он спит, слабо покачиваясь в незримых волнах, как морская водоросль.
– И вот я вижу просторную комнату с мягким ковром на полу. На ковре сидит девочка, совсем голенькая, на её голове большой белый бант. Она играет прелестной плюшевой лошадкой, смеётся, ползает по ковру. В комнату входит высокий тучный мужчина, облачённый в шёлковый халат. Наклоняется к девочке: «Какая хорошенькая лошадка. Какой красивый бантик». Нижняя губа мужчины выпячивается от удовольствия, напоминая большого розового слизняка. Мужчина протягивает девочке коробку с конфетами, девочка тянет ручки, но он не даёт. Берёт конфету в свой рот, причмокивает, щурится от удовольствия: «Какая вкусная конфетка. Поцелуй папочку, скушай конфетку». Он впивается девочке в губы, мажет её личико шоколадом, облизывает её щёчки, носик и лобик...
Степан Анатольевич тихо взвыл от ужаса:
– Вы кто?
Ему казалось, что родимое пятно на голове Маерса источает красный сноп лучей, которые просвечивают насквозь его душу, читают все потаённые мысли, угадывают все вожделения, все гнездящиеся пороки и извращения, и это промелькнувшее побуждение открыть ящик стола, достать пистолет и выстрелить в красное светящееся пятно, погасить эти рубиновые лучи.
– Ну что вы, дорогой Степан Анатольевич, зачем нам этот дурацкий пистолет? Вы меня неправильно поняли. Я не осуждаю, не порицаю. Напротив, преклоняюсь и восхищаюсь. Всё, что пошлая общественная мораль называет недостойным и даже преступным, на самом деле свидетельствует об утончённости натуры, об изысканном вкусе, о способности вкушать тонкие яства, дегустировать экзотические напитки. Именно этим отличается художник от дровосека, мистик от рыночного торговца, смельчак, срывающий табу, от пресного ханжи и конформиста. Вы, утончённый гурман, ценитель истинной красоты, которая невозможна без боли, без насилия, без истязания себя и других. Именно в этом суть современного искусства, которое обретёт в городе П. свою столицу, а в вашем лице – покровителя и кумира.
Маерс летал по кабинету, всплёскивая руками, касаясь невидимых точек, проводя незримые линии, окружая Петуховского неосязаемыми паутинами. Словно танцующий паук захватывал в свои радужные сети чудесную бабочку – душу Степана Анатольевича, которая вначале ужасалась плену, ждала своей неминуемой гибели, но с каждым всплеском волшебной руки, с каждым проблеском лучистой паутинки успокаивалась. Страх улетучивался, сменялся сладостью и облегчением. Ему было сладко передавать свою утомлённую душу во власть другого, могущественного, всеведающего, желающего ему блага. Вся его неутолённость, губительные страхи, снедающие его стяжательство, властолюбие, больное сладострастие – отступали. Уже не гнездились в нём, а были отданы этому загадочному незнакомцу, который явился не для того, чтобы погубить, но спасти.
– Кто вы? – спрашивал Петуховский, испытывая блаженство, как человек, плавающий в невесомости. – Кто вы?
Жестокие рубиновые лучи, исходящие из раскалённого черепа Маерса, сменились легчайшим золотистым излучением, какое бывает в сосновом лесу, среди смолистых стволов, где нет-нет и сверкнёт узор золотой паутины.
– Я выбирал из многих русских городов, прежде чем остановил свой взгляд на городе П. Приглядывался ко многим губернаторам, прежде чем выбрал вас. Ваша утончённая сексуальность, ваша мечтательность, ваш креативный разум – чего стоит ваша выдумка с налимом времён Петра Великого. Или перформанс с тортом длиной в сто метров. Вы как никто другой из губернаторов приблизились к пониманию современного искусства, – Маерс скользнул на одной ноге, отведя назад другую, словно конькобежец на льду, а потом закружился, высекая коньками снопы голубых искр, так что в глазах Петуховского всё засверкало россыпями бриллиантов. Он уже верил каждому произносимому слову, боялся, что восхитительная музыка слов прер-вётся, что чародей покинет его. – Властители мира понимают, что больше нельзя управлять человечеством с помощью силы, принуждать авианосцами, космическими группировками, интригами разведок. Что деньги, вчера ещё всесильные, сегодня обрушились вместе с финансовыми рынками и мировыми банками. Что идеологии, будь то коммунизм, фашизм или либерализм, утратили власть над умами. И только искусство, изощрённое, рафинированное, воздействующее на подсознание, инстинкт, использующее волшебство, магическую красоту, – только искусство способно опьянить человечество, повести туда, куда зовёт его художник и кудесник. Искусство становится властелином мира. Вы согласны со мной, Степан Анатольевич?
– О, да, – опьянённый музыкой слов, опутанный лучистыми сетями, плавая в голубой невесомости, отозвался Петуховский, и ему казалось, что прелестная девочка гладит его по волосам своей нежной ручкой.
– Наш президент осведомлён о предстоящем в городе П. изумительном празднике. Об элевсинских таинствах двадцать первого века, о дионисийских играх и вальпургиевых ночах. Вы, Степан Анатольевич, становитесь повелителем не просто города П., но и, если угодно, повелителем мира, ибо здесь, в предгорьях Урала, раскинется мировой центр искусств со своими музеями, консерваториями, музыкальными аренами, академиями. Отсюда потянутся невидимые струны во все уголки обезумевшего, ввергнутого в хаос мира, и музыка этих струн вновь вернёт миру гармонию, иерархию, и в этой иерархии Россия займёт лидирующее место. Президент это знает и поэтому стремится сюда. Вы будете обласканы, вы накануне нового взлёта карьеры. Так губерния превращается в центр мира.
Так из уральских туманов возникает столица, перед которой склоняются Париж, Рим и Нью-Йорк.
– Но что я должен сделать? Где я возьму такие средства? Наш губернский бюджет ничтожен! – пролепетал Степан Анатольевич, перебирая нежные девичьи пальчики.
– Ровным счётом ничего не должны делать, – ответил Маерс, осторожно освобождая свою руку от сладострастных прикосновений губернатора. – Я всё беру на себя. Вы только отдайте распоряжение, чтобы в вашей приёмной, на крыльце административного здания, на кровле городских учреждений разместились привезённые мною красные человечки. Абстрактные скульптуры, предвещающие начало празднества.
Маерс подскочил к дверям, приоткрыл их и щёлкнул пальцем. В кабинет, величественно ступая, вошёл человек, похожий на чернокудрого араба. Он нёс в руках деревянного, из красных брусков, истукана. Вместо головы у истукана был небольшой деревянный цилиндр. Вошедший человек напоминал факира. Он согнул деревянному истукану ноги в коленях и усадил в кресло. Деревянная скульптура сидела, прямо выгнув спину, немая и глухая, казалось, явившаяся из древнеегипетских погребений или с острова Пасхи, или лаборатории, производящей лунных роботов.
– Вам нравится? – Маерс заглядывал Петуховскому в глаза. – Он вам нравится?
– О, да! – восторженно ответил Петуховский, снова почувствовав у себя на темени нежные хрупкие пальчики.
– Вот и отлично, Степан Анатольевич. Правильно вы говорите, у сусликов головы маленькие, а зубы длинные. Но мы-то с вами не суслики, – с этими словами Маерс и его ассистент вышли из кабинета, оставив в кресле под Государственным флагом красного истукана, на которого оторопело взирал губернатор.
газета ЗвездаАлександр ПРОХАНОВ
- Новый роман «Человек звезды» на ThankYou.ru
-
- thankyouru
- 31 мая, 15:42
Эксклюзивный релиз электронной версии нового романа Александра Проханова состоялся на сайте ThankYou.ru.
ThankYou.ru — интернет-проект, распространяющий креативный контент по схеме «плати, сколько считаешь нужным».Мы считаем, что самая справедливая модель оплаты творческого труда — это когда поклонники благодарят своих кумиров напрямую, минуя многочисленных посредников (будь то рекорд-лейблы, издательства, магазины). Мы верим, что с нашей и вашей помощью будут рождаться всё новые прекрасные произведения, а их создатели не умрут от голода, холода и отсутствия беспроводного интернета.
Книга доступна для бесплатного скачивания сразу в нескольких цифровых форматах. Не забудьте поблагодарить любимого автора за его творчество.
Александр Проханов на ThankYou.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий