wonderbull November 25th
Политрук поневоле.
Однажды мы с отцом
уехали на рыбалку в башкирский покойный совхоз. Хозяйство когда-то было
богатое: конезавод, молочная ферма, посевы и рыбное хозяйство
на мелиорационном пруду.
Когда все рухнуло, совхоз закрылся, коней поели, ферма акционировалась и разорилась, а пруд, а с ним и егеря в избушке, выкупил некий умеренно-рукастый частник большого города — «теперь не местный он уже будем говорить, теперь он балшой человек из Уфы, так наверное». Приспособил под платную рыбалку: расставил пару лавочек и мангалы. Впрочем, без особых изысков, если не считать действительно хорошего отопления в егерской (бывшее рыбоуправление). Электричество, подозреваю, ворованное, но все же тепло — великая вещь.
А рыбу в пруд теперь закупают в Уфе готовую, на природу особо не рассчитывая. Говорят, клюет, но у нас в тот заезд ни разу не клюнуло. Ну, не суть.
---
В эту поездку я впервые понял, на что похожа моя земля после СССР. В самом широком смысле.
Все эти централизованно-управляемые фабрики по производству продуктов, рассчитанные на перекидывание на них части рабочей силы в моменты пика урожая. Все эти блочные и панельные типовые дома, скучные, зато расположенные на гигиенически правильном по нормам инсоляции расстоянии друг от друга. Все эти сквозные ГОСТы, стандартизирующие все, чтобы все было под контролем. Все эти энергетические установки, выдающие мощь, избыточную промышленности и быту, способную отапливать целые города, используя их как градирни. Все эти бескрайние пространства, среди которых вдруг, — бетонка от шоссе, овальные лужи просевших плит, — натыкаешься на титаническую махину чего-то грандиозного, недостроенного, откровенно неземного. Все эти мрачные секреты, оправданные масштабом задач. Все эти средства передвижения, в равной степени яростно вгрызающиеся в дорогу и в печень водителя: не роскошь, а «техника». Не собственность, инструментарий.
Постсоветская Россия похожа на космодром.
На пространство, использованное людьми, объединившимися, чтобы создать нечто настолько грандиозное, что его реализация в жизнь приравнивается к единовременному отбытию всей командой далеко-далеко, в Бесконечное Царствие Небесное.
Отсюда такая отрешенность: «Незачем слишком уж обустраиваться, мы здесь по делу».
В каком-то смысле, так и было. Люди космической советской эпохи играли в гонку на выживание по слишком многим параметрам: им нужно было бороться со внешними экономическими, военными и геополитическими, социокультурными тенденциями, параллельно наращивая научный прогресс и сопротивляясь человеческой природе самих строителей.
Думаю, поэтому, в частности, совестким со сталинских примерно времен (этот-то был как раз большой прагматик, понимающий значение частного) не приходило в голову как следует украсить и обжить космодром «Россия». Сердце держали холодным: чем-то надо платить, чтобы выжить, обогнать, победить всех — и земное притяжение впридачу.
Наладить медицинское обслуживание населения — да, завести отдельных для каждого добрых семейных докторов — нет. Часть территории отдать под опасные испытания, часть — бросить неосвоенной за ненадобностью (для «взлета» должно хватить уже известного — «вот коммунизм построим, тогда и газ проведем, и дороги появятся»). Не церемониться с мешающими на космоверфи, охранном периметре и стартовом столе. Не церемониться с собой, с командой и со строителями: обрастать некогда, вся жизнь — вахтовый метод. Не картина — мозаика, не марки и бренды — одежда и обувь, не деликатес — рацион.
В итоге, в наше пришедшее время скудная постсоветская материальная культура канула, духовная — сияет, но уже очень издалека, а советское присутствует лишь грандиозностью мемориально-индустриального ансамбля.
Путь в Советский Космос лежал не через няшки и финтифлюшки, а через ангары, топливно-энергетический комплекс, лаборатории и мастерские. Громоздкие и непонятные, они-то и сохранились. Банальных, со вшитым лампасом, синих гамаш советской эпохи — днем с огнем не найдешь, а павильон «Космос» по-прежнему стоит, и даже ржавый поражает воображение.
Древние явно имели какие-то забавы и планы, нам непонятные, а потом вдруг исчезли.
И мы — словно аборигены, бродящие среди останков лагеря грандиозной научной экспедиции высокоразвитой цивилизации: РАН организует круизы на атомных ледоколах, невероятные катушки Теслы в поле под Химками используются экстремальной молодежью для экстремальных сэлфшотов, «сэлфшот» становится легальным словарным словом, а в 18-метровый плексигласовый изоляционный шар спутникового радара, упавший при транспортировке вертолетом где-то в лесах Тверской области и там, за необратимостью повреждений, брошенный, приходят любопытные и мудрецы, садятся в лотос, кричат матерные слова, слушают эхо и духов.
Когда все рухнуло, совхоз закрылся, коней поели, ферма акционировалась и разорилась, а пруд, а с ним и егеря в избушке, выкупил некий умеренно-рукастый частник большого города — «теперь не местный он уже будем говорить, теперь он балшой человек из Уфы, так наверное». Приспособил под платную рыбалку: расставил пару лавочек и мангалы. Впрочем, без особых изысков, если не считать действительно хорошего отопления в егерской (бывшее рыбоуправление). Электричество, подозреваю, ворованное, но все же тепло — великая вещь.
А рыбу в пруд теперь закупают в Уфе готовую, на природу особо не рассчитывая. Говорят, клюет, но у нас в тот заезд ни разу не клюнуло. Ну, не суть.
---
В эту поездку я впервые понял, на что похожа моя земля после СССР. В самом широком смысле.
Все эти централизованно-управляемые фабрики по производству продуктов, рассчитанные на перекидывание на них части рабочей силы в моменты пика урожая. Все эти блочные и панельные типовые дома, скучные, зато расположенные на гигиенически правильном по нормам инсоляции расстоянии друг от друга. Все эти сквозные ГОСТы, стандартизирующие все, чтобы все было под контролем. Все эти энергетические установки, выдающие мощь, избыточную промышленности и быту, способную отапливать целые города, используя их как градирни. Все эти бескрайние пространства, среди которых вдруг, — бетонка от шоссе, овальные лужи просевших плит, — натыкаешься на титаническую махину чего-то грандиозного, недостроенного, откровенно неземного. Все эти мрачные секреты, оправданные масштабом задач. Все эти средства передвижения, в равной степени яростно вгрызающиеся в дорогу и в печень водителя: не роскошь, а «техника». Не собственность, инструментарий.
Постсоветская Россия похожа на космодром.
На пространство, использованное людьми, объединившимися, чтобы создать нечто настолько грандиозное, что его реализация в жизнь приравнивается к единовременному отбытию всей командой далеко-далеко, в Бесконечное Царствие Небесное.
Отсюда такая отрешенность: «Незачем слишком уж обустраиваться, мы здесь по делу».
В каком-то смысле, так и было. Люди космической советской эпохи играли в гонку на выживание по слишком многим параметрам: им нужно было бороться со внешними экономическими, военными и геополитическими, социокультурными тенденциями, параллельно наращивая научный прогресс и сопротивляясь человеческой природе самих строителей.
Думаю, поэтому, в частности, совестким со сталинских примерно времен (этот-то был как раз большой прагматик, понимающий значение частного) не приходило в голову как следует украсить и обжить космодром «Россия». Сердце держали холодным: чем-то надо платить, чтобы выжить, обогнать, победить всех — и земное притяжение впридачу.
Наладить медицинское обслуживание населения — да, завести отдельных для каждого добрых семейных докторов — нет. Часть территории отдать под опасные испытания, часть — бросить неосвоенной за ненадобностью (для «взлета» должно хватить уже известного — «вот коммунизм построим, тогда и газ проведем, и дороги появятся»). Не церемониться с мешающими на космоверфи, охранном периметре и стартовом столе. Не церемониться с собой, с командой и со строителями: обрастать некогда, вся жизнь — вахтовый метод. Не картина — мозаика, не марки и бренды — одежда и обувь, не деликатес — рацион.
В итоге, в наше пришедшее время скудная постсоветская материальная культура канула, духовная — сияет, но уже очень издалека, а советское присутствует лишь грандиозностью мемориально-индустриального ансамбля.
Путь в Советский Космос лежал не через няшки и финтифлюшки, а через ангары, топливно-энергетический комплекс, лаборатории и мастерские. Громоздкие и непонятные, они-то и сохранились. Банальных, со вшитым лампасом, синих гамаш советской эпохи — днем с огнем не найдешь, а павильон «Космос» по-прежнему стоит, и даже ржавый поражает воображение.
Древние явно имели какие-то забавы и планы, нам непонятные, а потом вдруг исчезли.
И мы — словно аборигены, бродящие среди останков лагеря грандиозной научной экспедиции высокоразвитой цивилизации: РАН организует круизы на атомных ледоколах, невероятные катушки Теслы в поле под Химками используются экстремальной молодежью для экстремальных сэлфшотов, «сэлфшот» становится легальным словарным словом, а в 18-метровый плексигласовый изоляционный шар спутникового радара, упавший при транспортировке вертолетом где-то в лесах Тверской области и там, за необратимостью повреждений, брошенный, приходят любопытные и мудрецы, садятся в лотос, кричат матерные слова, слушают эхо и духов.
---
В сущности, выбор у нас простой: достроить недостроенный космодром, или махнуть на небо рукой и как следует обживать развалины.
Комментариев нет:
Отправить комментарий