Опубликовано 06.09.2014
Представители российской интеллигенции выступили с заявлением против войны на Украине, самоизоляции России и реставрации тоталитаризма "Остановить российскую агрессию!". Среди тех, кто подписал это письмо, – режиссер Владимир Мирзоев.
– Самое главное чувство, которое я испытываю в связи с происходящим на Украине, – это чувство тревоги и даже больше, какого-то ужаса. Потому что гибнут люди, и я совершенно не понимаю, почему они должны погибать. Это просто какая-то совершенно химерическая идея – создание новой империи, создание "Русского мира". Видимо, эта концепция долго жила в головах российских силовиков, и вот теперь все эти демоны ринулись реализовывать свой безумный план. Мне кажется, это чрезвычайно тревожно, опасно и абсолютно сюрреалистично. Когда я слышу из уст каких-то политологов слова "геополитика", "противостояние США и России", то думаю вот о чем: эта терминология, эта идеология – из прошлого века, из времен даже до начала Второй мировой войны. Это полное непонимание того, как изменился мир за последние полвека, насколько иначе люди теперь живут и взаимодействуют. Это какие-то старые схемы, вбитые в головы людям, которые заканчивали школы КГБ и ФСБ и какие-то военные академии. Они на практике реализуют свое внутреннее видение мира, которое им, наверное, профессионально необходимо, потому что они люди военные, люди спецслужб. Они "заточены" на то, чтобы разоблачать врагов, бороться с врагами. Наверное, в отсутствие врага им просто тяжело осуществлять свои профессиональные обязанности. Сейчас так получилось, что все политическое руководство России фактически стало военно-спецслужбистским. Поэтому оказалось, что эта химера и есть план жизни для России, совершенно бессмысленный и безумный.
– Вас удивляет высокая степень поддержки кремлевской политики со стороны российских граждан?
– Не очень, потому что я понимаю, что наше население глубоко травмировано всем ХХ веком. Это люди, которые легко впадают в состояние маниакальной эйфории и патриотического психоза, легко впадают в депрессию. Если проводить аналогию с поведением человека, то это биполярное расстройство, когда люди реагируют на такие, в общем-то, пусть страшные, но простые вещи, как война, совершенно неадекватно. Они отрицают, что ведется война. Можно, конечно, сказать, что россияне – жертвы телепропаганды, но ведь дотянуться до интернета не так сложно, чтобы получить альтернативную информацию, чтобы сравнить и сопоставить факты. Но они не хотят ничего сопоставлять, они не могут признать саму мысль о том, что их страна, их родина является агрессором. Это отрицание в психологии называется ресантимент – обида, травма, которая реализуется как последующее маниакальное патриотическое состояние.
Конечно, катастрофы ХХ века не прошли даром для населения. Все эти травмы зафиксированы в семьях, в воспоминаниях целых поколений, и они не залечены. Сейчас, когда на раны стали сыпать соль и поливать серной кислотой, они вскрылись. Людям очень больно. И они выдают неадекватную реакцию.
– Театрально-кинематографическая среда, к которой вы имеете честь принадлежать, с одной стороны, считается либеральной, с другой стороны, она сильно зависима от государства. Я полагаю, что произошло разделение в среде ваших коллег. Как вы переживаете это разделение?
Создавать что-либо прекрасное, когда ты становишься циником или одобряешь войну, невозможно
– Люди, которые готовы поставить свою подпись под воззванием, одобряющим военные действия правительства, по-моему, становятся попросту нерукопожатными. Тут обсуждать нечего. Война – это зло. Война за химеру – это зло вдвойне. Война с братским народом – это зло втройне. Можно множить эти степени, но говорить с такими людьми не о чем. Каждый делает свой выбор. Та часть интеллигенции, которая выбирает теплое место под солнцем, выбирает кормушку и готова одобрять любое безумие, по-моему – это люди, которые себя потеряли. Если они добровольно заблуждаются, значит, они просто не очень далекие люди. А если это циничное заблуждение, то это, конечно, невероятный урон для их таланта. Мне их жаль. Я не могу сказать, что я их презираю. Я глубоко сожалею о том, что эти люди так распоряжаются своим духовным даром, потому что создавать что-либо прекрасное, когда ты становишься циником или одобряешь войну, невозможно. Это саморазрушение, это самоубийственный путь.
Эта энергия самоубийства очень ощущается не только в среде интеллигенции, но и в народе в целом. Такое чувство, что не только национальный лидер закусил удила, но и люди, которые долгое время надеялись, что России удастся возродиться, превратиться в прекрасную цветущую демократическую страну, не увидев этой метаморфозы, реализуют свое глубокое разочарование в самоубийственных порывах. На мой взгляд, нация, которая затевает агрессию в братской стране, совершает настоящее нравственное самоубийство. Но за нравственным самоубийством следует самоубийство физическое, экономическое, политическое.
– Нет ощущения, что людей, которые казались порядочными, оказалось меньше, чем вы рассчитывали?
– Я не могу сказать, что я на что-то рассчитывал. Я думаю, что каждый человек – по крайней мере, в том слое, к которому я принадлежу, а это люди, которые занимаются интеллектуальным трудом, – должен решать за себя сам. Это очень индивидуальный путь, а не путь толпы. Да, конечно, это трудный выбор. Но мне казалось, что война – это такая ситуация, где каждый должен не вставать на чью-то сторону, а занять сторону безусловного добра. Тем более что многие люди, которые эту войну одобряют, называют себя христианами. Этого я вообще не понимаю, как может одно с другим соединиться.
Думаю, что человек слаб. И свои слабости он привык объяснять какими-то невероятными геополитическими пружинами, причинами, рассказывать себе и другим истории про коварного американского врага, который решил занять Крым и войти в Украину. Эти объяснения сродни объяснениям Раскольникова, который просто хотел попробовать, что такое человекоубийство. Он выстроил довольно сложную теорию, которая его в собственных глазах оправдывала. Здесь, мне кажется, примерно то же самое: люди, которые находят оправдание войне, братоубийству и рассказывают какие-то геополитические истории, просто лукавят. Они отказываются признать, что ведут себя не по-человечески. Это падение на четвереньки.
– Вы упомянули о проблеме личного выбора. Многие, и не только интеллектуалы, такой выбор делают – вот Борис Акунин уехал из страны, чтобы "не чувствовать себя трезвым среди пьяных", кто-то вышел на пикет с плакатом с осуждением политики Путина, кто-то собирает гуманитарную помощь. Вы для себя эту проблему личного выбора решили? Есть у вас какой-то потенциал действий или потенциал слов для того, отстаивать свою точку зрения?
Я себе не представляю мою страну как сборище пещерных людей, я не хочу видеть Россию в состоянии каменного века
– Я чувствую, что слова в нынешней ситуации бесполезны. Люди, которые пытались два года назад что-то сказать обществу и руководителям страны, сейчас замолчали не потому, что испугались или в них заговорил какой-то стокгольмский синдром. Они замолчали, потому что говорить бесполезно. Мы говорим друг другу и слышим друг друга. Это, собственно, и есть тот тонкий слой культуры и цивилизации, который еще остался в стране. Если его выдавить из страны или растерзать, уничтожить, то произойдет безнравственное озверение, то есть отмена цивилизации и переход к более архаичным пластам сознания. Но я себе не представляю мою страну как сборище пещерных людей, я не хочу видеть Россию в состоянии каменного века. Это мне глубоко претит. Поэтому для себя я решил этот вопрос так: пока здесь остается какой-то культурный слой, люди, с которыми я могу разговаривать, для которых я могу делать спектакли, фильмы и писать, то я попробую здесь жить, хотя выживать здесь становится все сложнее.
Я понимаю таких людей, как Борис Акунин, которые для себя делают выбор – уехать из страны. Писателю здесь просто не пробиться к небу. Театр и кино, может быть, чуть защищенней, потому что это коллективный вид творчества. Люди создают свой маленький микромир, и в этом микросоциуме стараются противостоять этой разливающейся вокруг чуме. Мне, может быть, чуть легче выживать в этих микромирах, но писателю почти невозможно здесь работать.
– Трагедия, связанная с Украиной и российским вовлечением в чужой политический конфликт, может быть, дала вам какую-то почву для творческих идей? Вы ничего не ставите, косвенно или прямо связанное с тем, что происходит на Украине?
Важно вот что: в военное время художественные жесты немножко повисают в воздухе
– У меня есть кое-какие телевизионные проекты, которые я мог бы назвать публицистическими, но, скорее, это публицистика притчеобразного направления. Мне ближе линия Евгения Шварца, чем прямая документальная публицистика. Не исключено, что если будет какой-то отчаянный текст для "Театр.док", я им займусь. Но важно вот что: сейчас все эти художественные жесты немножко повисают в воздухе. Те, кто с помощью государственной пропаганды свернул себе мозг, категорически не воспринимают альтернативные точки зрения. Состояние глубокого психоза нарушает коммуникацию. Это одна из серьезных проблем общества – как говорить на демократическом языке, пытаясь это общество объединить каким-то смыслами. Это очень тяжело, потому что все предшествующие годы власть вбивала клинья, раскалывала общество по разным направлениям – сталкивала верующих с неверующими, гетеросексуальных с гомосексуальными, людей правых и левых убеждений, причем работала на раскол совершенно сознательно.
Консолидированное общество представляет для нынешнего режима опасность. Такая деятельность, конечно, ужасна, потому что так ведет себя антигосударство. Государство ищет согласование интересов разных групп в обществе, ищет общую платформу. Это и есть задача государства, оно для этого создано людьми, для этого люди платят свои налоги. Но у нас все ровно наоборот. Это довольно страшно наблюдать, потому что российское общество пошло глубокими трещинами во многих направлениях. Сейчас трагедия происходит на территории Украины, но это не значит, что трещины не проходят внутри нашей страны. В этом нужно себе отдавать отчет: так просто подобные действия власти не могут пройти. Я считаю, что задача культуры, задача людей, которые делают театр, кино, пишут сегодня, – выстраивать какие-то пусть шаткие, но мосты между разными стратами в обществе.
– Вы как-то лично связаны с Украиной – у вас есть там родственники, друзья в Киеве или Одессе, например?
– У меня родственных связей на Украине практически не осталось, хотя мой дед со стороны матери – из Киева. В 20-е годы он приехал учиться в Москву и здесь остался, занимался ядерной физикой. Что касается дружеских связей, конечно, они есть, в основном, это люди, которые учатся или живут в Москве. Например, Максим Курочкин, драматург, киевлянин. Я имел честь руководить мастерской в Институте театральных искусств, так вот там есть мастерская кино и целая большая группа студентов из Украины. Да, у меня много связанных с Украиной друзей – актер и режиссер Гриша Гладий, с которым я, правда, давно не виделся, но он близкий мне человек. Художник-сценограф Володя Ковальчук, который давно живет в Москве, но он связан с Украиной. Да много близких людей из Украины, я думаю, как у всех. Потому что родственных и творческих связей с Украиной у нас огромное количество. Еще и поэтому то, что делают сейчас наши силовики, наши военные, наше руководство, которое мыслит в категориях войны, боя, раздрая, раскола, – чудовищно. Это все совершенно против смысла, против закона жизни. Это все антигосударственное, античеловеческое. Это очень опасно для России, а не только для Украины.
– Что сейчас для вас – Украина? Как вы относитесь к этой растрепанной, разбитой внутренними противоречиями и внешней агрессией стране, у которой Россия отобрала Крым, а теперь, видимо, отберет и часть Донбасса? Это – трагедия чистой воды или надежда на какой-то пример, который окажется, несмотря ни на что, в чем-то вдохновляющим? С каким эмоциональным настроем вы думаете об Украине?
Я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что являюсь гражданином России и, соответственно, хотя бы частично, но разделяю ответственность за то, что делает мое правительство. Я плачу здесь налоги, я здесь живу – значит, я чувствую себя ответственным
– У меня, пожалуй, есть два чувства. Во-первых, я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что являюсь гражданином России и, соответственно, хотя бы частично, но разделяю ответственность за то, что делает мое правительство. Я плачу здесь налоги, я здесь живу – значит, я чувствую себя ответственным. Второе чувство – это надежда. Если украинцам удастся построить демократическую, культурную, передовую страну (пусть даже на половине Украины, хотя я надеюсь, что целостность страны сохранится хотя бы и без Крыма, на некоторое время), если она явит русско-украинскому миру пример интенсивного развития, быстрого, стремительного, осмысленного, то это будет вдохновляющий пример для России и всего постсоветского пространства. Я очень надеюсь на то, что Украине удастся отряхнуть со своих ног имперский прах и выйти из циклического времени, попасть во время осевое и, наконец, начать настоящую модернизацию. Я думаю, что чем раньше все народы постсоветского пространства осознают, что цепляться за имперскую химеру бессмысленно – ведь невозможно повернуть историю вспять, – тем будет лучше. Можно, конечно, попытаться остаться на месте, заморозить движение, но это потом все равно оборачивается катастрофой, как обернулось катастрофой для СССР. На 70 с лишним лет СССР приостановил распад Российской империи, но все равно дело кончилось развалом. И здесь будет то же самое.
Если мы думаем хотя бы частично стратегически, если мы не зациклены на тактике, на которой зациклен Путин – во что бы то ни стало задержать ускользающее время, остановить процесс перерождения бывших империй в демократические страны, – пора понять: для России просто нет другого пути, кроме как становиться сильной демократией. Тогда может возникнуть на следующем витке опять единое с Украиной пространство, прежде всего смысловое, духовное, культурное, может быть, потом и экономическое. Бессмысленно строить какие-то новые ситуационные союзы, пытаться создать новую псевдоимперию, она не жизнеспособна. Только демократическая Россия, которая покажет соседним народам пример модернизации, может быть магнитом, в том числе и для Украины. Я надеюсь, что если это не получится у России, то, может быть, получится у Украины, – говорит Владимир Мирзоев.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
"Состояние глубокого психоза нарушает коммуникацию". Как надоели эти краснобаи - представители российского го.. простите, интеллигенции.
ОтветитьУдалить