Андрей БАБИЦКИЙ, журналист
Бабетта заебал в Чечне , Турции и в остальной кипящей херне, а может он прав
Бабетта заебал в Чечне , Турции и в остальной кипящей херне, а может он прав
Война меняет природу Украины, рождая новый тип массового мышления, считает наш колумнист.... И мы с ним согласны . Фашист - должен висеть!!
Фото: REUTERS
Есть аберрация зрения - когда ты находишься на расстоянии вытянутой руки от предмета или явления, тебе видна только одна сторона. Чтобы схватить суть, необходимо расстояние - на дистанции обобщения, теории и времени. Только в этом случае можно выбрать концептуальный смысл происходящего рядом, не обязательно дожидаясь, когда события отстоятся в истории и будут людьми, оценившими параметры катаклизма, точно измерены, маркированы и классифицированы.
Бюргер каких-нибудь 30-40-х годов прошлого века в Германии едва ли осознавал, какая к нему на двор постучалась эпоха. Выглядывая в окно или выходя на улицу, он видел привычную картину - "тот же лес, тот же воздух и та же вода", ну, может, флаги необычные. В газетах пишут о понятных и не очень вещах. Оказывается, немцы - это прямые наследники великой расы. Хорошо. Но практической пользы из этого извлечь прямо здесь и сейчас невозможно.
Судьи и исследователи нацизма извлекли из недр системы, посчитали и измерили все ее бесконечные ужасы - лагеря смерти, эксперименты над людьми, зверства немецкой армии на территории противника. Философы разобрали нацистскую теорию на составляющие, а популяризаторы свели ее к набору понятных тезисов и соединили с исторической тканью. Получилась понятная модель, которая легко воспринимается даже на уровне школьного курса истории. То есть, образ нацизма нам дан не в измерении рутины, растворявшей в себе за счет удельного веса массы структур повседневности все идеологические концентраты, а в кристаллической форме, когда явление как таковое оценивается в своей крайней, радикальной экстериоризации.
Когда я начал заниматься Абхазией и Южной Осетией, меня коробило, как пропагандисты легко используют термин "грузинский фашизм". Меня и здесь - в Донецке - это отчасти коробит. Да, собственно, и сами дончане, называя украинцев фашистами, чувствуют, что где-то перегнули палку. Ну, какие фашисты?! У многих на той стороне родственники, друзья, знакомые, которые совсем не похожи на хрестоматийных эсесовцев. И вот здесь не хватает двух вещей - расстояния на дистанции теории и времени и понимания, что нынешний нацизм просто не может явиться в тех же одеждах, что и исторический. Его риторика - абсолютно европейская, он маскирует свою природу всем арсеналом демократических норм и ценнностей, он каждую секунду помнит, что должен соответствовать жестким формальным условиям, которые поставил перед ним западный мир. Его выдает лишь логика действий.
На периферии маргиналы вроде "Правого сектора" не думают скрывать своих сугубо нацистских взглядов, даже светочи украинской журналистики как Портников и Стреляный перестали соблюдать политес - один предложил избавиться от балласта населения Донбасса, другой - от вообще всего русского. Киевские же власти могут лишь случайно оговориться, но в целом стараются поддерживать дискурс о мире, порядке, демократии... Но действуют в границах устоявшегося, привычного для Украины после СССР курса - украинизации как ограничения в правах русского языка, русской идентичности, самоуправления русских областей, они продолжают строить украинскую нацию, обеспечив ее политическими преференциями.
И становится ясно, что нацизм здесь - такой же, как и у Яроша, только без свастики, откровенных призывов к расправе над унтерменшем из Донбасса и утверждений о превосходстве поднявшейся неведомо из какого фиолетового рая украинской расы.
Хочу, чтобы было понятно - у меня отсутствует фиксация на украинском нацизме. Я считаю его неоформленным, аморфным, не получившим до сих пор полноценной реализации ни во внутренних политике и идеологиии, ни в логике управления. Он - ленивый и нелюбопытный во фронтальном своем периметре. Но война постепенно вскрывает и реализует во все более развитых формах свирепость дремавшего долгие годы импульса ненависти к "чужому". Война меняет природу Украины, рождая новый тип массового мышления - абсолютно нацистского, хотя и по-украински вышивающего по обочине с доминантной национальной идеей "моя хата с краю".
Бюргер каких-нибудь 30-40-х годов прошлого века в Германии едва ли осознавал, какая к нему на двор постучалась эпоха. Выглядывая в окно или выходя на улицу, он видел привычную картину - "тот же лес, тот же воздух и та же вода", ну, может, флаги необычные. В газетах пишут о понятных и не очень вещах. Оказывается, немцы - это прямые наследники великой расы. Хорошо. Но практической пользы из этого извлечь прямо здесь и сейчас невозможно.
Судьи и исследователи нацизма извлекли из недр системы, посчитали и измерили все ее бесконечные ужасы - лагеря смерти, эксперименты над людьми, зверства немецкой армии на территории противника. Философы разобрали нацистскую теорию на составляющие, а популяризаторы свели ее к набору понятных тезисов и соединили с исторической тканью. Получилась понятная модель, которая легко воспринимается даже на уровне школьного курса истории. То есть, образ нацизма нам дан не в измерении рутины, растворявшей в себе за счет удельного веса массы структур повседневности все идеологические концентраты, а в кристаллической форме, когда явление как таковое оценивается в своей крайней, радикальной экстериоризации.
Когда я начал заниматься Абхазией и Южной Осетией, меня коробило, как пропагандисты легко используют термин "грузинский фашизм". Меня и здесь - в Донецке - это отчасти коробит. Да, собственно, и сами дончане, называя украинцев фашистами, чувствуют, что где-то перегнули палку. Ну, какие фашисты?! У многих на той стороне родственники, друзья, знакомые, которые совсем не похожи на хрестоматийных эсесовцев. И вот здесь не хватает двух вещей - расстояния на дистанции теории и времени и понимания, что нынешний нацизм просто не может явиться в тех же одеждах, что и исторический. Его риторика - абсолютно европейская, он маскирует свою природу всем арсеналом демократических норм и ценнностей, он каждую секунду помнит, что должен соответствовать жестким формальным условиям, которые поставил перед ним западный мир. Его выдает лишь логика действий.
На периферии маргиналы вроде "Правого сектора" не думают скрывать своих сугубо нацистских взглядов, даже светочи украинской журналистики как Портников и Стреляный перестали соблюдать политес - один предложил избавиться от балласта населения Донбасса, другой - от вообще всего русского. Киевские же власти могут лишь случайно оговориться, но в целом стараются поддерживать дискурс о мире, порядке, демократии... Но действуют в границах устоявшегося, привычного для Украины после СССР курса - украинизации как ограничения в правах русского языка, русской идентичности, самоуправления русских областей, они продолжают строить украинскую нацию, обеспечив ее политическими преференциями.
И становится ясно, что нацизм здесь - такой же, как и у Яроша, только без свастики, откровенных призывов к расправе над унтерменшем из Донбасса и утверждений о превосходстве поднявшейся неведомо из какого фиолетового рая украинской расы.
Хочу, чтобы было понятно - у меня отсутствует фиксация на украинском нацизме. Я считаю его неоформленным, аморфным, не получившим до сих пор полноценной реализации ни во внутренних политике и идеологиии, ни в логике управления. Он - ленивый и нелюбопытный во фронтальном своем периметре. Но война постепенно вскрывает и реализует во все более развитых формах свирепость дремавшего долгие годы импульса ненависти к "чужому". Война меняет природу Украины, рождая новый тип массового мышления - абсолютно нацистского, хотя и по-украински вышивающего по обочине с доминантной национальной идеей "моя хата с краю".
Комментариев нет:
Отправить комментарий