О. Туханина. Крестная страна

28.10.15
Ольга Туханина
публицист 


"В "Крестном отце" есть ответы на все вопросы", - эту фразу, которую произносит герой Тома Хэнкса в фильме "Вам письмо", цитируют довольно часто. Не знаю, на все ли вопросы есть ответы в знаменитом романе Марио Пьюзо, но, быть может, какую-то часть вопросов, связанных с нашими заокеанскими партнерами, он действительно помог бы решить, если бы наши аналитики спустились со своего философского Олимпа и удостоили своим вниманием скромное произведение массовой литературы, гангстерский, в сущности, роман.

Книга Пьюзо вышла в 1969 году, моментально став бестселлером. О гангстерах часто писали и до этого - о всех этих убийствах, войнах на улицах, переделе территорий. Но Пьюзо подошел к делу совершенно иначе. Гангстеры у него - это и политики, и королевская семья с престолонаследием, и просто семья со своими проблемами. Его книга уникальна в смысле сплава самых разных жанров: от семейной саги до романа-карьеры. Вероятно, именно поэтому "Крестный отец" стал неким системообразующим произведением американской литературы.

Фрэнсис Форд Коппола, режиссер, чья экранизация "Крестного отца" стала не менее знаменитой, чем сама книга, никогда не скрывал, что семья Корлеоне – это, по сути, аллюзия на все Соединенные Штаты Америки. Коппола писал: "Мафия - это метафора Америки <...> У мафии, как и у Америки, корни в Европе. И мафия, и Америка считают себя великодушными. У мафии, как и у Америки, руки в крови из-за необходимости защищать свою власть и собственные интересы. Обе они - полностью капиталистический феномен, и ориентированы на получение прибыли". Как видим, сам создатель классической киноленты и коренной американец не скрывает своего творческого посыла.

Удивительным образом его слова перекликаются со словами другого американца, нашего бывшего соотечественника, который часто мелькает на наших телеэкранах, Николая Злобина. Николай Васильевич неоднократно заявлял, что США, устроенные внутри самих себя весьма демократично и даже с неким совершенством, проводят абсолютно недемократичную внешнюю политику, силой навязывая свою волю всем остальным участникам международного процесса. Что это, если не завуалированное описание мафиозной "семьи"? Не реальной, конечно, а литературной. Именно той, которую выдумал в свое время Марио Пьюзо. Есть свои, есть чужие. Своим - все,  чужим - даже не закон, а кукиш с маслом. Кого интересуют чужие? Это ведь даже не враги. Это никто.

Если мы посмотрим на внешнюю политику Америки сквозь призму "Крестного отца", то некоторые вопросы, возможно, станут для нас гораздо яснее. Может быть, и от некоторых иллюзий мы тоже избавимся.

Действительно, многие вещи схожи до полного слияния. Как и Дон Корлеоне, Госдеп США желает дружить со всеми, кто хочет быть ему другом. Иногда достаточно всего лишь поцеловать руку, и ваши проблемы будут решены. Не стоит лишь забывать о том, что рано или поздно к вам придут и обязательно потребуют ответной услуги.



Читая роман Пьюзо внимательно, мы обнаружим, что некоторые расхожие представления вовсе не таковы, как у нас принято думать. Мы полагаем американцев циничными прагматиками, для которых нет ничего личного, а есть только бизнес. В романе Пьюзо этот штамп встречается часто, но его опровергает сам главный герой, Майкл Корлеоне: "Всякая деловая мера по отношению к кому-то - личный выпад. Каждая гадость, которую человек глотает, так сказать, по ходу дела, изо дня в день, - личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, - это рассматривается как личный выпад. И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят". Возможно, вся внешняя политика России, начиная от Мюнхенской речи Путина 2007 года, воспринимается американским истеблишментом как серия личных выпадов и оскорблений.

Слово "унижение" одно из любимейших слов западных публицистов. То у них Россия действует тем или иным образом потому, что чувствует свое унижение за проигрыш в холодной войне. То Путин, напротив, унижает слабого и безвольного Обаму. В любом случае, говоря о геополитике, слишком часто зарубежные обозреватели прибегают именно к эмоциям для того, чтобы описать мотивы основных действующих игроков. А у нас этот элемент практически не берут в расчет, всегда отыскивая в действиях наших партнеров те или иные рациональные моменты. Говорить о каких-то чувствах в международной политике считается чем-то детским и даже неприличным. Но эти чувства есть, и они прекрасно видны на фотографиях, сделанных во время встреч на высшем уровне. Мы полагаем, что политики на самом верху не будут упускать никакой выгоды в делах, чтобы удовлетворить свою жажду мщения.

А напрасно. Ведь об этом спокойно сообщают нам даже наши дипломаты. Вениамин Попов, директор Центра партнерства цивилизаций МГИМО, тоже употребляет слова "унижение". В программе "Структура момента" он говорит: "Иранцы были как красная тряпка для американского быка, потому что так, как иранцы унизили американцев, не унижал их в прошлом столетии никто. Надо было отомстить". Человек с таким опытом и регалиями спокойно говорит, что семья Асада сделала в свое время разворот в сторону Ирана, поэтому американцы ее никогда не простят.

Послушайте, а разве мы не слышали крика "вау!" от Хиллари Клинтон,  когда убили Каддафи? Американцы не просто отстраняют от власти своих противников. Они должны обязательно унизить их и уничтожить - тоже максимально унизительным способом. Это - вау. Хусейн, Милошевич - ряд можете продолжать сами по своему вкусу. А что говорят наши прекраснодушные либералы, когда обращаются к нашему же президенту? Именно о судьбе Милошевича и Каддафи они ему и напоминают. Большинство из них живет прекрасно в нашей тоталитарной стране, пользуется свободой передвижения и свободой слова, но желание сказать "вау!" и ощутить при этом оргазм пересиливает все. Так и какой же это бизнес? Это личное. И оно никогда никуда не уйдет.

В последнее время на фоне необычайной внешнеполитической активности Кремля, все чаще у нас начинают говорить, что западная риторика по отношению к России заметно меняется. С надеждой цитируют каких-то политиков, приводят в пример какие-то статьи в западной прессе. Мол, наконец-то мы продемонстрировали свою силу, Запад это увидел, теперь и там понимают, что никакой альтернативы диалогу нет. И все наперебой, от либералов до консерваторов, заявляют: надо разговаривать, надо договариваться, надо находить дипломатические пути, надо переходить к разрядке, у нас есть общие угрозы, мы можем быть союзниками, бла-бла-бла.

И никто не говорит о том, что, быть может, с нами не хотят договариваться. Ни сейчас, ни позже. Ни при Путине, ни потом. Ни при этой американской администрации, ни при следующей. Что, быть может, нас действительно просто хотят уничтожить. Вот именно так, как хотел Гитлер. Что, быть может, это никакая не паранойя, а непреложный факт.

Да-да, конечно, у нас есть ядерное оружие. Но Советский Союз, как мы знаем, распался и без всякой ядерной войны. А все эти слова - разрядка, разрядка, диалог, диалог - имеют какую-то очень горбачевскую интонацию. Ну вот, в конце 80-х мы опустили оружие и протянули руку. Гангстер напротив пожал плечами и выстрелил нам в лоб. Он же гангстер, мы для него чужие. Его семья исключительна, а на нашу ему плевать. В прошлый раз чуть-чуть промахнулся, не добил. Повезет ли так в следующий?

Меня тревожит то, что ни на одной нашей площадке всерьез не обсуждают вопрос " А что нам делать с недоговороспособностью Штатов?". Что делать, если они там за океаном считают на самом деле нас угрозой куда более страшной, чем весь терроризм на свете?

Мы ведь и в самом деле подрываем раз за разом американскую репутацию в мире. В 2008 году мы смогли худо-бедно помочь своим союзникам, а вот американцы Саакашвили помочь не смогли. В 2014 году мы лишили американских союзников Крыма и Донбасса. Прямо сейчас мы действительно мешаем устранить Башара Асада, которого Америка публично приговорила.

Не стоит забывать, что мы имеем дело с государством, лидеры которого публично заявляют о своей исключительности. Они долго шли к мировому господству. В начале 90-х они его получили. 25 лет - и все, что ли? Такое не прощается. Это крайне опасная ситуация, а мы чересчур оптимистичны и благодушны.