Москва, 20 Октября 2015 — REGNUM
На протяжении веков предвидение будущего считалось оккультной сферой и монополией избранных — придворных астрологов, всякого рода авгуров, юродивых, самозваных пророков. Иногда они угадывали общие очертания ближайших событий. У кого-то это получалось случайно, в полном соответствии с теорией вероятности. А кто-то просто умел здраво оценивать сложившуюся ситуацию и, логически предполагая ее развитие в определенном направлении, давал более или менее точное предсказание. Способность к умственным операциям повышенной сложности, прикрытую театральными аффектами, магическими пасами, «переговорами» с небесными силами, люди принимали за сакральный дар видеть невидимое.
Профессия жреца была почетной и опасной. Он обладал огромной властью и авторитетом, но лишь до тех пор, пока не ошибется. Грубая ошибка стоила жизни.
Сегодня прорицательство востребовано едва ли не столь же остро, как и несколько столетий назад. Не потому, что казнь за неверный прогноз может грозить лишь американскому сурку Филу. Безграничная свобода мудрствовать лукаво и безответственно в отношении будущего (особенно далекого) является мощным стимулом покрасоваться на этом заманчивом поприще для всякого кому не лень. Дело, однако, не только в этом.
Чем дольше живет человечество в условиях перманентной и ускоряющейся технологической революции, тем сложнее с ней справиться, за ней поспеть. И тогда на помощь приходит «новое средневековье», в котором все должно происходить медленнее, понятнее, традиционнее. Политический оккультизм становится последним прибежищем для власть имущих. Хозяева тронов, которые запутались в происходящем, окружают себя армией оракулов, чьи претензии на статус «всевидящих» получают одобрение сверху в виде официальных должностей с витиеватыми названиями, лишенными терминологической архаики, но не архаической сути. За право принадлежать к этой когорте идет борьба, в которой правила заменены неистребимым желанием убрать соперника, а конечный результат — самим процессом бесконечного ожидания совершенно не гарантированной возможности (будь ты хоть десяти пядей во лбу) попасть в придворное интеллектуальное сословие. Там ведь все уже распределено. Всерьез, надолго и между своими.
В российском политическом и сращенном с ним финансово-олигархическом классе вот уже четверть века как не выходит из моды весьма специфический тип прогнозирования. Рисуется образ будущего, страстно желаемого той или иной частью этого процветающего слоя, и зачастую с оговоркой, памятной еще со времен перестройки, — «другого не дано». Объективная, видите ли, реальность жизни, обнаруженная путем глубокого научно-экспертного анализа. Правда, тут же предлагается масса рекомендаций о том, как подавить факторы, угрожающие торжеству этой «объективной неизбежности».
Откуда же такая озабоченность, если естественный и закономерный ход истории заведомо подчинен интересам тех, кто имеет все, но хочет иметь еще больше?
Да все оттуда же — от страха и подозрения, что длиться бесконечно это не может. И от неутолимой жажды увековечить завоевания российской буржуазной революции, остановить чудное мгновение. А для этого нужно не только надеяться на «неотвратимую» логику исторического процесса, но и самим не плошать перед лицом вызовов и угроз современности.
В официальном списке этих «вызовов и угроз» есть все, кроме главного и неоглашаемого — непомерных и нереалистичных запросов косной, антикреативной части общества, попросту народа, которые подогреваются популистскими фантазиями безответственных леваков, рвущихся во власть.
Заимствованные у Запада средства борьбы с этой напастью связаны с технологиями разнуздывания потребительского инстинкта и агрессивного индивидуализма, технологиями выращивания нового человека, безмерную одномерность которого не предполагал даже Маркузе. Сложность этих технологий уравновешивается простым принципом: сначала «честно» и «креативно» потрудись на поприще, где правят бал хватательные рефлексы, а потом перед тобой откроется дивный мир роскошной праздности, которую ты сможешь смело выставлять на всеобщее обозрение как справедливый результат непосильных трудов и как заслуженный укор неудачникам.
Эта философия, как раковая опухоль, уже успела поразить жизненно важные органы социального организма. Попробуйте втолковать молодому россиянину, что имел в виду античный мыслитель, сказавший: «На свете есть много вещей, которые мне не нужны». В ответ, скорее всего, вы услышите: «Ну, и в чем тут прикол?» Если еще останется желание объяснять, в чем, вряд ли ваш собеседник найдет в мудром афоризме Сократа какой-то прок для себя.
Массы, развращенные идеологией праздного класса, становятся биомассой, находящейся в простейших отношениях с окружающим миром потребительской вакханалии. С подобным человеческим материалом можно производить любые манипуляции путем поощрения первобытных устремлений, весь «ценностный» смысл которых в одном — иметь. Правда, вопрос «долго ли?» приобретает тревожную актуальность не только для проповедников морального кодекса либерализма, но и для всей России.
В советское время прогнозом на будущее служили пятилетние планы, составлявшиеся с разной степенью осмысленности и выполнявшиеся с разной степенью успешности. И сколько бы мы ни потешались над издержками планового хозяйства (в котором стрелочники могли послать поезда с тулупами в теплые края, а пляжные костюмы на «севера»), его конечной целью являлось повышение благосостояния всего общества.
Сейчас вместо пятилеток рынок, призванный расставить все и всех по своим местам, назвать цену каждому товару и каждому человеку как разновидности товара. Вместо руля и ветрил — стихия стремительного движения от кризиса к кризису, в темень неизвестности и хаоса. В таких условиях конструировать «образ желаемого будущего» можно лишь на международных экономических и политических форумах, наполненных помпезной пустотой и «аналитическим» глубокомыслием, далеким от жестоких реалий бытия. Изобилие прогнозов равнозначно их отсутствию. Те, кто пытается что-то разглядеть впереди, делают это с убывающим вдохновением и нарастающей растерянностью. Чем увереннее звучат голоса с высоких экспертных трибун, тем они фальшивее. Хотя бы уж не показывали этот театр абсурда народу и лишний раз не раздражали его птичьим языком макроэкономики. Есть закрытые аудитории для посвященных, вот и выясняйте там, вдали от чужих ушей, как половчее и понадежнее оградить несметные состояния от искателей справедливости.
Вероятно, на фоне броуновских процессов в России и в мире от сегодняшних приватизаторов будущего потребуются все новые и новые недюжинные усилия для достижения своих целей. И поскольку многие из этих людей не принадлежат к робкому десятку и, к несчастью, умны, зайти они могут довольно далеко, попирая все, что на данный момент поддается попранию, в том числе законы государства — уж не будем смешить эту публику апелляцией к «нравственному закону внутри нас». Остается, как ни парадоксально, надеяться на безграничный цинизм крупных дельцов, который толкнет их за красную черту настолько далеко, что это станет смертельно опасным для всей корпорации хозяев жизни и обострит в ней инстинкт самосохранения. Впрочем, еще не известно, в каком направлении будет работать этот инстинкт.
* * *
Бесполезно искать прокрустово ложе для стремительно меняющей картины времени. Глядя на исторические фотографии, мы знаем, что на них запечатлено лишь мгновение, которому предшествовали годы, века, тысячелетия, и за которым в свою очередь последует много всякого. Тексты наблюдателей своей собственной эпохи, по строгому счету, — такой же застывший снимок. На нем видно происходящее, да и то с определенного, субъективного ракурса, но не видно будущего. То, что сегодня мы принимаем за его контуры, завтра может оказаться миражем, как уже случалось неоднократно. Кроме того, будущее — штука глубоко метафизическая. Оно, пока не стало фактом, существует лишь в теории. Шальной астероид может в секунды отменить наступление завтрашнего дня, и это, как считают ученые, не фантастика. Однако будем все же исходить из того, что этот день наступит. Вот только каким он будет ?
Россия переживает беспрецедентный период своей новейшей истории, когда нельзя исключать ни одного сценария мирового развития. Лучше быть готовым к любому. И жить своим умом, искать свою дорогу в будущее, не сетуя на хорошо опознаваемые разрушительные силы или на неотвратимые объективные обстоятельства. Как знать, быть может, «объективными» их делает лишь одно — отсутствие воли к сотворению собственной судьбы.
«Не делай чужие проблемы своими».
Из памятки для студентов одного американского университета
На протяжении веков предвидение будущего считалось оккультной сферой и монополией избранных — придворных астрологов, всякого рода авгуров, юродивых, самозваных пророков. Иногда они угадывали общие очертания ближайших событий. У кого-то это получалось случайно, в полном соответствии с теорией вероятности. А кто-то просто умел здраво оценивать сложившуюся ситуацию и, логически предполагая ее развитие в определенном направлении, давал более или менее точное предсказание. Способность к умственным операциям повышенной сложности, прикрытую театральными аффектами, магическими пасами, «переговорами» с небесными силами, люди принимали за сакральный дар видеть невидимое.
Профессия жреца была почетной и опасной. Он обладал огромной властью и авторитетом, но лишь до тех пор, пока не ошибется. Грубая ошибка стоила жизни.
Сегодня прорицательство востребовано едва ли не столь же остро, как и несколько столетий назад. Не потому, что казнь за неверный прогноз может грозить лишь американскому сурку Филу. Безграничная свобода мудрствовать лукаво и безответственно в отношении будущего (особенно далекого) является мощным стимулом покрасоваться на этом заманчивом поприще для всякого кому не лень. Дело, однако, не только в этом.
Чем дольше живет человечество в условиях перманентной и ускоряющейся технологической революции, тем сложнее с ней справиться, за ней поспеть. И тогда на помощь приходит «новое средневековье», в котором все должно происходить медленнее, понятнее, традиционнее. Политический оккультизм становится последним прибежищем для власть имущих. Хозяева тронов, которые запутались в происходящем, окружают себя армией оракулов, чьи претензии на статус «всевидящих» получают одобрение сверху в виде официальных должностей с витиеватыми названиями, лишенными терминологической архаики, но не архаической сути. За право принадлежать к этой когорте идет борьба, в которой правила заменены неистребимым желанием убрать соперника, а конечный результат — самим процессом бесконечного ожидания совершенно не гарантированной возможности (будь ты хоть десяти пядей во лбу) попасть в придворное интеллектуальное сословие. Там ведь все уже распределено. Всерьез, надолго и между своими.
В российском политическом и сращенном с ним финансово-олигархическом классе вот уже четверть века как не выходит из моды весьма специфический тип прогнозирования. Рисуется образ будущего, страстно желаемого той или иной частью этого процветающего слоя, и зачастую с оговоркой, памятной еще со времен перестройки, — «другого не дано». Объективная, видите ли, реальность жизни, обнаруженная путем глубокого научно-экспертного анализа. Правда, тут же предлагается масса рекомендаций о том, как подавить факторы, угрожающие торжеству этой «объективной неизбежности».
Откуда же такая озабоченность, если естественный и закономерный ход истории заведомо подчинен интересам тех, кто имеет все, но хочет иметь еще больше?
Да все оттуда же — от страха и подозрения, что длиться бесконечно это не может. И от неутолимой жажды увековечить завоевания российской буржуазной революции, остановить чудное мгновение. А для этого нужно не только надеяться на «неотвратимую» логику исторического процесса, но и самим не плошать перед лицом вызовов и угроз современности.
В официальном списке этих «вызовов и угроз» есть все, кроме главного и неоглашаемого — непомерных и нереалистичных запросов косной, антикреативной части общества, попросту народа, которые подогреваются популистскими фантазиями безответственных леваков, рвущихся во власть.
Заимствованные у Запада средства борьбы с этой напастью связаны с технологиями разнуздывания потребительского инстинкта и агрессивного индивидуализма, технологиями выращивания нового человека, безмерную одномерность которого не предполагал даже Маркузе. Сложность этих технологий уравновешивается простым принципом: сначала «честно» и «креативно» потрудись на поприще, где правят бал хватательные рефлексы, а потом перед тобой откроется дивный мир роскошной праздности, которую ты сможешь смело выставлять на всеобщее обозрение как справедливый результат непосильных трудов и как заслуженный укор неудачникам.
Эта философия, как раковая опухоль, уже успела поразить жизненно важные органы социального организма. Попробуйте втолковать молодому россиянину, что имел в виду античный мыслитель, сказавший: «На свете есть много вещей, которые мне не нужны». В ответ, скорее всего, вы услышите: «Ну, и в чем тут прикол?» Если еще останется желание объяснять, в чем, вряд ли ваш собеседник найдет в мудром афоризме Сократа какой-то прок для себя.
Массы, развращенные идеологией праздного класса, становятся биомассой, находящейся в простейших отношениях с окружающим миром потребительской вакханалии. С подобным человеческим материалом можно производить любые манипуляции путем поощрения первобытных устремлений, весь «ценностный» смысл которых в одном — иметь. Правда, вопрос «долго ли?» приобретает тревожную актуальность не только для проповедников морального кодекса либерализма, но и для всей России.
В советское время прогнозом на будущее служили пятилетние планы, составлявшиеся с разной степенью осмысленности и выполнявшиеся с разной степенью успешности. И сколько бы мы ни потешались над издержками планового хозяйства (в котором стрелочники могли послать поезда с тулупами в теплые края, а пляжные костюмы на «севера»), его конечной целью являлось повышение благосостояния всего общества.
Сейчас вместо пятилеток рынок, призванный расставить все и всех по своим местам, назвать цену каждому товару и каждому человеку как разновидности товара. Вместо руля и ветрил — стихия стремительного движения от кризиса к кризису, в темень неизвестности и хаоса. В таких условиях конструировать «образ желаемого будущего» можно лишь на международных экономических и политических форумах, наполненных помпезной пустотой и «аналитическим» глубокомыслием, далеким от жестоких реалий бытия. Изобилие прогнозов равнозначно их отсутствию. Те, кто пытается что-то разглядеть впереди, делают это с убывающим вдохновением и нарастающей растерянностью. Чем увереннее звучат голоса с высоких экспертных трибун, тем они фальшивее. Хотя бы уж не показывали этот театр абсурда народу и лишний раз не раздражали его птичьим языком макроэкономики. Есть закрытые аудитории для посвященных, вот и выясняйте там, вдали от чужих ушей, как половчее и понадежнее оградить несметные состояния от искателей справедливости.
Вероятно, на фоне броуновских процессов в России и в мире от сегодняшних приватизаторов будущего потребуются все новые и новые недюжинные усилия для достижения своих целей. И поскольку многие из этих людей не принадлежат к робкому десятку и, к несчастью, умны, зайти они могут довольно далеко, попирая все, что на данный момент поддается попранию, в том числе законы государства — уж не будем смешить эту публику апелляцией к «нравственному закону внутри нас». Остается, как ни парадоксально, надеяться на безграничный цинизм крупных дельцов, который толкнет их за красную черту настолько далеко, что это станет смертельно опасным для всей корпорации хозяев жизни и обострит в ней инстинкт самосохранения. Впрочем, еще не известно, в каком направлении будет работать этот инстинкт.
* * *
Бесполезно искать прокрустово ложе для стремительно меняющей картины времени. Глядя на исторические фотографии, мы знаем, что на них запечатлено лишь мгновение, которому предшествовали годы, века, тысячелетия, и за которым в свою очередь последует много всякого. Тексты наблюдателей своей собственной эпохи, по строгому счету, — такой же застывший снимок. На нем видно происходящее, да и то с определенного, субъективного ракурса, но не видно будущего. То, что сегодня мы принимаем за его контуры, завтра может оказаться миражем, как уже случалось неоднократно. Кроме того, будущее — штука глубоко метафизическая. Оно, пока не стало фактом, существует лишь в теории. Шальной астероид может в секунды отменить наступление завтрашнего дня, и это, как считают ученые, не фантастика. Однако будем все же исходить из того, что этот день наступит. Вот только каким он будет ?
Россия переживает беспрецедентный период своей новейшей истории, когда нельзя исключать ни одного сценария мирового развития. Лучше быть готовым к любому. И жить своим умом, искать свою дорогу в будущее, не сетуя на хорошо опознаваемые разрушительные силы или на неотвратимые объективные обстоятельства. Как знать, быть может, «объективными» их делает лишь одно — отсутствие воли к сотворению собственной судьбы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий