Пресс-терапия от Путина: граждане, все будет хорошо

17.12.15
Денис Тукмаков

Увидеть Путина — вот что было всего важнее. Поглядеть на него вживую, понаблюдать вблизи. В двадцати метрах от человека виден его объем, чувствуется его темперамент, улавливается дрожь и нерв. Телевизор и близко не дает такого эффекта присутствия.

В какой Путин форме? Держит ли аудиторию? Не наскучило ли ему? Все ли хорошо — с ним, со страной? Нет, правда все хорошо?

Все остальное — годовая пресс-конференция с рекордным числом участников, стандартные вопросы и предсказуемые, абсолютно логичные ответы, репортерская страсть и нервотрепка — казались чем-то вторичным и даже излишним. Путин каждый день говорит то, что считает нужным, и давно уже высказал все, что хотел.

Явление власти

Сенсаций поэтому не ожидалось. В таких вещах российский президент сверхстабилен: за исключением нескольких экспромтов и пары смачных шуток, любую его реплику на ту или иную тему можно расписать заранее.

15 лет приучили к тому, что все важнейшие решения российская власть вырабатывает кулуарно, принимает за плотно закрытыми дверями и сообщает о них негромко, вполголоса. А бывает, что и не сообщает вообще, — и тогда появляются Вежливые люди.

Словом, встреча Путина с прессой — уже одиннадцатая по счету — изначально планировалась как шоу, в котором главными будут вовсе не ответы с вопросами, а сам факт разговора. Беседа ведь лечит.

Уже за полчаса до начала все было готово. Несколько сотен журналистов, наделав селфи на фоне пустующего путинского кресла, расселись, наконец, по местам и принялись строчить что-то в своих смартфонах, так и не выключенных, несмотря на предупреждения.
В проходах тараторили в прямом эфире стендаперы. Ассистентки с микрофонами — им предстояло три часа кряду носиться по залу — подыскивали фарватеры между рядов, чтобы двигаться мимо расставленных ног, сумок, ножек.

Но за несколько минут до полудня случилось удивительное: тысяча бойких человек, оккупировавшая зал, вдруг примолкла. Стало тихо как в консерватории. Люди, затаив дыхание, стали разом высматривать Путина — с камерами наизготовку. На несколько долгих мгновений перед самым появлением президента представители четвертой власти превратились в зевак, желающих приобщиться к едва ли не магическому действу — сретенью Власти.

В 12:00 сцена оставалась пуста. А когда спустя три минуты президент вошел, целый зал наполнился стрекотанием: щелк! щелк! идет! идет! Аплодисментов почти не было (не то что после фразы про «турецкое лизание»), и никто даже не подумал встать — но в этом было куда больше от ошарашенности, чем от какого-то непочтения.

Источник всех ответов

Путин опоздал, Путин покашливал, Путин начал с анекдота, но сразу сделался серьезен и перешел к цифрам, — эта привычность успокаивала. Зал постепенно втягивался в работу. Сотни голов — вот уж сила привычки! — все чаще разворачивались к двум гигантским телеэкранам на сцене, по которым шла трансляция: громадный президент с телекартинки нависал над аудиторией, выглядел знакомым и убедительным.

Это тоже возвращало оцепеневших было людей в свою тарелку, так что к десятой минуте путинского ответа на первый вопрос тысячная толпа уже сосредоточилась на своем ремесле.

И все же самым собранным здесь оставался Путин. Он же, похоже, был самым бодрым и оптимистичным в целом зале. С первых его реплик создалось впечатление, что президент всем вполне доволен — показателями в стране и ставкой ЦБ, работой правительства и отношениями с Турцией, перспективами сирийской кампании и даже провокационными вопросами из зала. Ничто не могло его поколебать.

Путин щелкал вопросы один за другим как орехи. Он лавировал между ними — или сказать: жонглировал? — позволяя себе отвечать сразу на два-три вопроса за раз. Каким бы острым ни было вопрошание — от турок или украинцев, от либеральной звездочки или лоббиста региональных интересов, от ненавистницы Ротенберга или сторонника дальнобойщиков — у президента на все был готовый ответ.

А его все грузили и грузили вопросами, плакатики все взлетали над залом в каждую путинскую паузу. Казалось: к чему вопросы, все же понятно! Но журналисты все запускали горсти в этот источник всех ответов, и не могли насытиться. И спустя час, и два часа ничего не менялось.

Трансляция любви

К середине пресс-конференции стало отчетливо ясно — Путин общается тут не с журналистами. Те были здесь как бы случайно. Путин через их головы говорил со своим народом — называя «очень важными» те вопросы, скажем, о пенсиях, которые большинству присутствующих в зале были малоинтересны.

Именно в адрес российского народа президент три с лишним часа транслировал главный месседж всей пресс-конференции — спокойней, граждане! Все нормально, все под контролем. Нерешаемых проблем нет, люди работают. Я, Владимир Путин, в курсе ваших бед и проблем. И когда вам больно, я горюю вместе с вами. Но знайте: Небеса не рухнут, последние времена не настали. Бодрее, граждане!

Это было как заклинание, как сеанс массовой терапии для огромной страны. В двадцати шагах от меня выступал самый влиятельный на планете человек — подвижный, разговорчивый, невысокий и лысоватый, в пиджаке, с руками-ногами, как у всех, — и занимался ровно одним: трансляцией в мир своей непоколебимой убежденности в собственной правоте и верности курса тысячелетнего государства.

В месседже, который через головы журналистов Путин посылал городу и миру, почти не чувствовалось дыхания кризиса, практически не было войны или санкций. Зато в нем сквозила любовь — к дальнобойщикам и военно-морским офицерам, к татарскому народу и пенсионерам Югры, к космодрому Восточный и жителям Донбасса, к мальчику-инвалиду Матвею и либеральной оппозиции.

Этой любви хватало на всех соотечественников, на каждый из регионов России; даже Турции с Украиной достались путинская любовь, и уверенность, и человеческое участие.

В лучах этой путинской любви аудитория млела, все становилось на свои места, исчезали тревожные сомнения, вертевшиеся в голове вопросы смотрелись мелко и вздорно, и будущее великой страны выглядело если не совершенно блестящим, то определенно светлым.

Денис Тукмаков