22.02.16.
domestic_lynx
Татьяна Воеводина
Окончила Московский институт иностранных языков по специальности «переводчик» и Московскую государственную юридическую академию со специализацией по гражданскому праву. Работала в Министерстве Внешней торговли, в Итальянско-российской торговой палате, в качестве представителя в Москве итальянской компании группы ФИАТ. С 1998 г. владелица и руководитель компании "Белый кот", специализирующейся на продаже изделий для экологически чистой уборки. Также агробизнес в Сальском районе Ростовской области
ЗАВТРА
Накануне дня Защитника Отечества
Любопытно смотреть, как буквально на глазах меняется отношение публики к армии.
Сегодня парни, да что парни – девушки хотят служить в армии. Моя дочка-старшеклассница заявила, что непременно пошла бы поступать в военное училище, не будь у неё сильной близорукости. Сын знакомых даже отправился прописываться во Владивосток, чтобы наверняка попасть на Тихоокеанский флот. И по закону подлости не попал: обнаружили какую-то хворь.
Армия сегодня – это модно. Да-да, именно модно, не возражайте против этого легковесного слова. Моде подвержено всё: мысли, образ жизни, круг чтения, философские доктрины, иностранные языки. Про профессии – и говорить нечего. Бывают времена, когда модно быть умным и времена, когда модно быть глупым и крутым. Хорошо учиться и плохо учиться. Любить поэзию и смеяться над теми, кто её любит. Модно быть энтузиастом-бессребреником и модно – сквалыгой-барышником. Модно много и трудно работать и модно – порхать по жизни. Всё – мода. Мода – выражает интегральный дух времени. И одновременно его формирует. Лучше всего мода видна у молодых. Не случайно отрицательный герой Достоевского говорил: «Люблю молодёжь, по ней узнаёшь, что нового». Так оно и есть: молодые всегда следуют моде, а те, кто моду отрицает, делают это по-модному.
Мода на армию пришла не потому, что армия изменилась (этого широкая публика знать не может, это и военные-то не всегда могут оценить), а потому что жизнь изменилась. Дух времени стал иным. Иные вибрации в окружающей среде. Народы мира напряглись в ожидании – чего? Известно чего – войны. Бешеная, разнузданная пропаганда несётся со всех сторон, никто не затрудняется даже правдоподобием. Наша немецкая поставщица товаров, например, уверена: Немцова замочил чуть не лично Путин, поскольку иначе его, Немцова, стопроцентно выбрали бы в президенты. Просто неизбежно. А вы говорите – Геббельс… Происходит новый передел мира, и Россия, исторически недавно сдавшая все позиции, - не хочет стоять в стороне от нового передела.
Даже удивительно, что какие-то десяток лет назад почти верили, что врагов у нас в мире нет и все желают нам добра и развития. А кто думает иначе – тот заскорузлый коммуняка и вообще красно-коричневый. А сегодня, кажется, даже либералы цитируют высказывание Александра III, что у России-де только и друзей, что армия и флот. Такой вот произошёл исторический фазовый переход.
И мне хочется вспомнить: а как относились к армии простые люди – молодёжь, в частности – на протяжении моей жизни. Вернее так: на протяжении моей сознательной памяти.
Когда я была маленькая – очень хорошо относились. Мы постоянно учили стихи про армию, про войну – я их и сейчас помню. В первом классе это был Маршак:
Дуют ветры в феврале,
Воют в трубах громко.
Змейкой вьется по земле
Легкая поземка.
Над Кремлевскою стеной -
Самолетов звенья.
Слава армии родной
В день ее рожденья!
В «Родной речи» то и дело попадались стихи и проза про войну. Мы читали про пионеров-героев – детей, помогавших партизанам.
Потом, кажется, в третьем классе, учили наизусть стихотворение про Артёмку, попавшего с отцом на военный парад. Написал его автор Сергей Баруздин.
Артёмка смотрит на парад.
Глаза артёмкины горят.
Идут по площади войска,
Им нет конца и края.
И в блеске каждого штыка
Артёмкин взгляд сверкает.
И я не знаю, как другим,
Артёмке всё в новинку,
Как будто площадь перед ним
Пошла шагать к Ордынке.
Идёт, плывёт за рядом ряд,
Один оркестр на месте.
В оркестре труб сто пятьдесят,
А барабанов двести.
Прошла пехота, моряки,
Орудия и танки,
И тягачи-грузовики
По берегам Москвы-реки
Пошли к своей стоянке.
И как Артёмке, право, быть?
Он хочет знать заранее,
Кем быть ему и кем служить,
Когда он взрослым станет.
Он хочет строить и летать,
Он хочет быть рабочим.
А может быть, военным стать?
Страну родную охранять
Артёмка тоже хочет.
* * *
Артёмке ночью снятся сны,
Он в море уплывает...
Он никогда не знал войны
И, может, не узнает.
И нет, совсем не потому,
Что все враги разбиты:
Народ и армия ему —
Надёжная защита.
Но я уверен наперёд,
Что если так случится,
Что снова кто-то перейдёт
Родной страны границы,
Артёмка в армию пойдёт,
Пойдёт с врагами биться.
Артёмка встанет в ряд с отцом,
Советской Армии бойцом!
Это, как я узнала прямо сейчас из интернета, часть поэмы про семью этого самого Артёмки, начиная с дедушки и бабушки, ушедших на Гражданскую войну в рабочий батальон. Потом его отец и дядя сражались на Отечественной… Стихотворение это было написано в 1955 году, когда меня на свете не было, но – вот попало в учебники и обессмертилось: учебники ведь существовали в те времена десятилетиями. Так детям исподволь внушали: хочешь мира – готовься к войне.
«Любой солдат и командир вам скажет очень точно:
Стране советской нужен мир, хороший, добрый, прочный.
Нам нужно строить города, выращивать пшеницу,
Но быть готовыми всегда с любым врагом сразиться».
Не знаю, кто автор, цитирую по памяти, а в интернете не нашла.
А потому армию надо любить и лелеять. Её и любили. Тогда это была необсуждаемая норма жизни – простых людей, по крайней мере. А с непростыми, впоследствии породивших «креативную» поросль, я знакома не была.
Тогда было много ещё не старых ветеранов войны, народ её помнил. В нашем классе у некоторых учеников были отцы-ветераны (у меня в том числе), хотя у большинства родители по возрасту на войну не попали. Были учителя-ветераны. Мы, помнится, поздравляли солдат военной части, стоявшей поблизости, наша самодеятельность выступала там. Даже помню, что писали на наших поздравлениях: «Прими же, друг наш боевой, сегодня наше поздравленье. Мы помним каждый подвиг твой, как песню, как стихотворенье». Текст был, сколь я помню, у всех один, а рисунки – разные: у девчонок цветы, у мальчишек – танки.
В моё детство была очень увлекательная военно-спортивная игра – Зарница. Играли все. Наша школа даже заняли в ней приличное место – полагаю, благодаря связи с той самой частью, солдат которой поздравляли. В заключение мы играли с победителями из другой области – из Владимирской, из города Вязники. К нам приезжали дети, которых мы разбирали по семьям; у нас жили две девочки. Любопытно, что тогда никто не ощущал это трудностью и неудобством: ну, приехали, ну пожили пару дней. А ведь жилищные условия тогда были гораздо стеснённее нынешних.
Поскольку я не отличалась военно-спортивными талантами, но зато хорошо писала сочинения и делала политинформации, мне поручили делать боевой листок. Он у меня выходил исключительно боевым – даже мальчишки признавали. Видимо, так я пыталась компенсировать или хотя бы замаскировать свою неистребимо штатскую и неспортивную сущность. То был 6-й класс.
В те времена шла война во Вьетнаме. Хоть далеко, а всё-таки война. Я, помнится, делала доклад об этой войне. Получилось удачно, меня даже посылали с этим докладом в другие классы. Война как явление была пускай не близко, то всё-таки существовала в общем сознании, допускалась в мысли. Разумеется, мы твёрдо знали: СССР – за мир. Но мировой империализм вполне может развязать войну. Ну тогда им, империалистам, конечно, не поздоровится, - были твёрд уверены мы все. В наших незрелых головёнках была ясная и чёткая картина мира. Мы смотрели фильмы на эту тему: знаменитые до сих пор «Офицеры», потом был такой фильм «Ключи от неба» - про ракетчиков. Были у нас какие-то занятия по гражданской обороне – сокращённо ГРОБ. А в старших классах был предмет НВП – начальная военная подготовка. Мальчишки учились разбирать-собирать автомат, ездили, кажется, стрелять, а мы, девчонки, получали кое-какие умения по оказанию первой помощи.
Мы любили советские военные и патриотические песни, мне очень нравились песни на слова Роберта Рождественского, особенно «Огромное небо». А когда доводилось ехать по мосту около Войковской, где стоят фигуры воинов, призывающих отстоять Москву, мне всякий раз становилось радостно и гордо. Почему-то именно там. Словом, были мы настоящими советскими детьми.
А вот как советские дети превратились во вполне антисоветских взрослых – этого я до сих пор в полной мере не понимаю. Вероятно, определённую роль тут сыграла так называемая разрядка напряжённости, случившаяся в середине 70-х годов. Многие авторы тогда писали, что разрядка – это и есть подлинное окончание Второй мировой войны. Какая-то правда тут была. Напряжение ракетно-ядерной гонки начало сходить на нет. Постепенно ядерные сверхдержавы перестали взаправду бояться друг друга и ожидать друг от друга ядерного удара. Страх стал скорее ритуальным: советской угрозой пугали избирателей и конгрессменов в Америке, а «происками империализма» - в СССР. То есть гонка вооружений продолжалась: большое дело вообще обладает колоссальной инерцией, просто так его не остановишь. Гонка вооружений продолжалась, но такого, чтоб министр обороны США выбросился из окна с криком: «Русские идут!» - такого уже быть не могло. Гонка вооружений со временем утратила свою пассионарность, стала делом не боевым, а всё больше бюрократическим.
И вот тогда стало меняться отношение публики к армии. Даже шире – к армейскому духу. Мобилизация, борьба, бодрость, бдительность, дисциплина – всё, что составляет этот армейский воинский дух, всё это как-то вмиг слиняло, стало немодным. Устарелым, косным, тупым, бездарным, уродским – словно вышедшая из моды одежда, словно мамины туфли на шпильке с узкими носами, когда пришла мода на «платформы».
Это был мировой тренд – выход армии из моды. Появились хиппи, а их дух – расслабона и пацифизма – диаметрально противоположен духу борьбы и дисциплины. Отрастили волосы, стали подметать мостовые клешами – всё это сделало воинский дух устарелым. Помню, когда я училась в инязе, парней заставляли для военной подготовки стричь волосы таким манером, чтобы не находили на воротничок. Это вызывало острейшее недовольство, ощущалось как попрание личных прав и свобод. Тупость военной кафедры была предметом шуток и анекдотов, хотя никакой особой тупости именно военная кафедра не являла: языковые кафедры почасту были не в пример тупее, но это как-то не замечалось. Из уст в уста переходил анекдот с бородой: на какой-то юбилей военной кафедре преподнесли картину «Утро в дубовом лесу», а они, тупицы-дуболомы, намёка не поняли и повесили в кабинете начальника кафедры. Никто этой картины не видел, но анекдот знали все, и уже начинало казаться, что и картину видели.
В 70-х годах, у московской молодёжи даже была такая универсальная похвала: «хиппово». Чему похвала? Да всему. Вместо того, чтобы сказать: «Какая у тебя хорошенькая сумочка», говорили: «Какая у тебя хипповая сумочка» - независимо от её вида и стиля. «Хипповый» – значило примерно то, что сегодня «актуальный».
В то время военная профессия вдруг оказалась совершенно не «хипповой». Ну, разве что какой-нибудь военный переводчик, да и то не потому что военный, а потому что светит заграница. Девушки перестали увлекаться парнями-военными. Во всяком случае, в продвинутой московской тусовке. Конечно, если у парня папа – генерал, тогда ладно, военная туповатость прощалась, а так … нет, не модно. А это – о ком мечтают девушки – самый лучший показатель того, что нынче в тренде.
Мода на расслабон, на жизнь вне долга и дисциплины – это был мировой тренд. Это дух 68-го года, дух рока, наркотиков, отрицания … чего, кстати, отрицания? Вот этого самого отрицания: дисциплины, порядка, иерархии, карьеры. То есть всего того, что составляет дух армии.
Вообще-то с 68-м годом не всё ясно. Мне встречались на Западе люди, хорошо помнящие те времена и активно участвовавшие в молодёжной протестной буче. И у многих их них с годами сформировалось представление, что всё это было кем-то срежессировано. Во всяком случае, наркотики были намеренно вброшены в общество, чтобы понизить пассионарность его молодой поросли. А не то капитализм бы точно снесли. Это не моё мнение, это я пересказываю то, что привелось слышать. Так или иначе, задача понижения общей пассионарности была решена. Именно тогда Америка отказалась от призывной армии и перешла к профессиональной. Воевать теперь должны наёмники, а гражданской молодёжи предоставили счастливо и хиппово разлагаться. Молодое поколение – странным образом, и наше, и западное - оказалось охваченным пацифизмом, тесно сплетённым со всесторонним пофигизмом. Общее повышение уровня жизни привело к тому, что пофигист как у нас, так и на Западе теперь мог жить. Так-сяк перекантоваться стало можно, не особо надрываясь.
Хорош или дурён этот хиппо-пацифизм? Да как сказать… На свете ведь нет ничего абсолютно плохого или абсолютно хорошего. Вполне возможно, что этот дух внёс свой вклад в то, что долгое время не было большой войны. Война, как сказал кто-то из мудрых немцев, прежде, чем выстрелит первая пушка, начинается в сердцах людей. Так вот в сердцах тех людей был мир. Нежелание ни наступать, ни обороняться.
И вот, когда в 1979 г. Советский Союз ввёл войска в Афганистан, эта война была обществом решительно отвергнута. И вовсе не потому, что кто-то ясно понимал, почему этого делать не следовало – вовсе нет. Война в Афганистане отвергалась просто потому что – война. А войны быть не должно. Наша страна отстаивала свои государственные интересы? А плевать на эти самые интересы! Нет никаких интересов выше удобства и спокойствия простого маленького человека.
Такая атмосфера была разлита в обществе, этим дышали. Было принято безумно ненавидеть и презирать эту войну, приходить в ужас от её неисчислимых жертв. На самом деле, жертвы были вполне исчислимые: 13 833 человека за всю войну, особенно если учесть, что ежегодно в ДТП – гибнет в два раза больше - 27 000 чел. Ну, а от наркоты – ещё в два раза больше - по разным данным от 50 до 100 тыс. В год, заметьте! Всех, безусловно, жалко, но всё-таки погибнуть, решая государственную задачу, как-то почтеннее, чем загнуться от передоза или впаяться по пьяни в столб. Но тогда так не думали. А думали ровно наоборот. Тогда – Афган и всё, что с ним связано, - презирали и ненавидели. У нас в посёлке была одна дачница, культурная, образованная женщина, кандидат наук. Так она всех, кто побывал на Афганской войне, называла убийцами и мерзавцами. Я как-то раз возразила, что они-де не виноваты, их туда послали. Что она не без остроумия парировала: «Так именно говорили нацистские преступники на Нюренбергском процессе».
Окажись та война триумфально-победоносной, прояви наши военачальники и политическое руководство чудеса прозорливости и полководческого гения, принеси нам их действия неисчислимые выгоды и геополитические приобретения – и тут наша публика (интеллигенты, разумеется, в первую очередь) возмущалась бы, ненавидела и презирала. Таков был дух времени.
Скорее ото всюду уйти! Всё сдать и всех сдать! Перековать мечи на орала или, по крайней мере, сдать в металлолом! Такова был общий глас. Так мыслило (вернее – так чувствовало) большинство, а вовсе не один предатель Горбачёв и его пятая колонна. Да, разумеется, предательство было, но, уверена, оно не прошло бы так легко и гладко, без сучка, без задоринки, не будь этой крайне благоприятной атмосферы пацифизма и сдачи всех позиций. Это не снимает ответственности с Горбачёва и Ко, но нельзя не отметить, что своими действиями он выразил господствующую атмосферу. Недавно показали по телевизору, как объединялась Германия. Оказывается Горбачёв прямо-таки торопил их объединяться. Штык в землю и братание всех со всеми! Врагов нет, а есть только «образ врага», выдуманный злонамеренными коммуняками.
С конца 70-х в армии приличные люди – центровые – не служили. Служили те, кого впоследствии прозвали быдлом и ватниками. Простые. А интеллигенция – проходила подготовку при вузах. Поскольку я лично её тоже проходила (по специальности военный переводчик), могу засвидетельствовать: необременительная была подготовка.
Пошли разговоры о дедовщине. Дамы скорбно прижимали пальцы к вискам: «Как можно там находиться? Там же уголовные нравы!» А чего вы хотите? Если служат только общественные низы – какие вы там предполагаете иметь нравы? Аспирантов филфака?
Всколыхнулось движение спасения наших домашних, таких талантливых и таких неприспособленных мальчиков от этого молоха, от этого страшного наваждения – армии. Как только стало можно – оформилось влиятельное движение «Солдатские матери», а до того – действовали неформально. Вскоре на армию, внешнюю политику и вообще жизнь вокруг стало принято смотреть глазами этих самых «матерей».
Помню, когда у меня родился сын, одна жительница нашего посёлка, тоже мать малолетнего сына, деловито осведомилась: «А ты его уже отмазала от армии?». Я, признаться, сильно изумилась: призывнику не исполнилось и года. Что-то попыталась сострить про Петрушу Гринёва, которого вписали в полк при рождении, но соседка шутку не оценила и вполне серьёзно разъяснила, что отмазку от армии ответственные матери начинают … в роддоме. Там надо за известную мзду вписать в карточку трагическую повесть о трудных родах, родовых травмах, дурной наследственности и прочих ужасах. Дальше, в поликлинике, следует, подмазывая врачей, продолжать эту линию. Тогда к восемнадцати годам парубок будет числиться полным инвалидом. «Может, к тому времени всё изменится?» - робко предположила я, слегка обалдевшая от её бытовой мощи. – «Что изменится? – тоном умственного превосходства перебила меня соседка. – Ты что – хочешь, чтобы он попал туда?»
Продвинутые и мыслящие – требовали наёмной армии. Чтобы грязной работой занимались, как и полагается, какие-то условные «таджики», не-мы. А «мы» - креативили бы в рейтинговых агентствах или на худой конец сидели в банках.
И вот – чудо чудное! – всё дивно переменилось. Армия стала престижна и желанна. Даже, возможно, не армия как таковая, а идея службы государству с оружием в руках.
Некоторое время назад на одном семинаре в МГУ мне привелось выслушать доклад молодого социолога, изучавшего мотивацию к труду. Он установил, что мотивирующим фактором для работников является то, что они трудятся для армии. В наше время такого не было и в помине. Чудны дела твои, Господи!
Как не любить армию, когда теперь строят дома для военных и исправно платят приличные зарплаты! - хмыкнет убеждённый материалист. Это, конечно, имеет значение. Но - не решающее. В брежневское время материальное положение военных было приличным, а армия теряла и теряла престиж.
Более того. Вполне вероятно, что и дома строят и зарплаты повышают именно в силу изменения общей атмосферы, энергетики, в силу возникновения новых незримых вибраций. В истории далеко не всё объясняется рационально, а тем паче – материалистически. В истории очень силён роковой, провиденциальный элемент. «Рок событий» - это не только поэтический образ, это осязаемая реальность. Возникает новый дух, который принесёт новые события.
Мне думается возникновение этого нового духа – это начало духовного выздоровления нашего народа, его медленного и трудного, но всё-таки возвращения на свой начертанный судьбой путь. Это путь силы и защиты Отечества. А для этого нужна сильная и любимая народом армия. Народная армия. И кажется мне, что первые шаги в этом направлении сделаны. А раз сделаны – значит, народный организм в основе своей здоров. Или способен одолеть болезнь.
Воют в трубах громко.
Змейкой вьется по земле
Легкая поземка.
Над Кремлевскою стеной -
Самолетов звенья.
Слава армии родной
В день ее рожденья!
В «Родной речи» то и дело попадались стихи и проза про войну. Мы читали про пионеров-героев – детей, помогавших партизанам.
Потом, кажется, в третьем классе, учили наизусть стихотворение про Артёмку, попавшего с отцом на военный парад. Написал его автор Сергей Баруздин.
Артёмка смотрит на парад.
Глаза артёмкины горят.
Идут по площади войска,
Им нет конца и края.
И в блеске каждого штыка
Артёмкин взгляд сверкает.
И я не знаю, как другим,
Артёмке всё в новинку,
Как будто площадь перед ним
Пошла шагать к Ордынке.
Идёт, плывёт за рядом ряд,
Один оркестр на месте.
В оркестре труб сто пятьдесят,
А барабанов двести.
Прошла пехота, моряки,
Орудия и танки,
И тягачи-грузовики
По берегам Москвы-реки
Пошли к своей стоянке.
И как Артёмке, право, быть?
Он хочет знать заранее,
Кем быть ему и кем служить,
Когда он взрослым станет.
Он хочет строить и летать,
Он хочет быть рабочим.
А может быть, военным стать?
Страну родную охранять
Артёмка тоже хочет.
* * *
Артёмке ночью снятся сны,
Он в море уплывает...
Он никогда не знал войны
И, может, не узнает.
И нет, совсем не потому,
Что все враги разбиты:
Народ и армия ему —
Надёжная защита.
Но я уверен наперёд,
Что если так случится,
Что снова кто-то перейдёт
Родной страны границы,
Артёмка в армию пойдёт,
Пойдёт с врагами биться.
Артёмка встанет в ряд с отцом,
Советской Армии бойцом!
Это, как я узнала прямо сейчас из интернета, часть поэмы про семью этого самого Артёмки, начиная с дедушки и бабушки, ушедших на Гражданскую войну в рабочий батальон. Потом его отец и дядя сражались на Отечественной… Стихотворение это было написано в 1955 году, когда меня на свете не было, но – вот попало в учебники и обессмертилось: учебники ведь существовали в те времена десятилетиями. Так детям исподволь внушали: хочешь мира – готовься к войне.
«Любой солдат и командир вам скажет очень точно:
Стране советской нужен мир, хороший, добрый, прочный.
Нам нужно строить города, выращивать пшеницу,
Но быть готовыми всегда с любым врагом сразиться».
Не знаю, кто автор, цитирую по памяти, а в интернете не нашла.
А потому армию надо любить и лелеять. Её и любили. Тогда это была необсуждаемая норма жизни – простых людей, по крайней мере. А с непростыми, впоследствии породивших «креативную» поросль, я знакома не была.
Тогда было много ещё не старых ветеранов войны, народ её помнил. В нашем классе у некоторых учеников были отцы-ветераны (у меня в том числе), хотя у большинства родители по возрасту на войну не попали. Были учителя-ветераны. Мы, помнится, поздравляли солдат военной части, стоявшей поблизости, наша самодеятельность выступала там. Даже помню, что писали на наших поздравлениях: «Прими же, друг наш боевой, сегодня наше поздравленье. Мы помним каждый подвиг твой, как песню, как стихотворенье». Текст был, сколь я помню, у всех один, а рисунки – разные: у девчонок цветы, у мальчишек – танки.
В моё детство была очень увлекательная военно-спортивная игра – Зарница. Играли все. Наша школа даже заняли в ней приличное место – полагаю, благодаря связи с той самой частью, солдат которой поздравляли. В заключение мы играли с победителями из другой области – из Владимирской, из города Вязники. К нам приезжали дети, которых мы разбирали по семьям; у нас жили две девочки. Любопытно, что тогда никто не ощущал это трудностью и неудобством: ну, приехали, ну пожили пару дней. А ведь жилищные условия тогда были гораздо стеснённее нынешних.
Поскольку я не отличалась военно-спортивными талантами, но зато хорошо писала сочинения и делала политинформации, мне поручили делать боевой листок. Он у меня выходил исключительно боевым – даже мальчишки признавали. Видимо, так я пыталась компенсировать или хотя бы замаскировать свою неистребимо штатскую и неспортивную сущность. То был 6-й класс.
В те времена шла война во Вьетнаме. Хоть далеко, а всё-таки война. Я, помнится, делала доклад об этой войне. Получилось удачно, меня даже посылали с этим докладом в другие классы. Война как явление была пускай не близко, то всё-таки существовала в общем сознании, допускалась в мысли. Разумеется, мы твёрдо знали: СССР – за мир. Но мировой империализм вполне может развязать войну. Ну тогда им, империалистам, конечно, не поздоровится, - были твёрд уверены мы все. В наших незрелых головёнках была ясная и чёткая картина мира. Мы смотрели фильмы на эту тему: знаменитые до сих пор «Офицеры», потом был такой фильм «Ключи от неба» - про ракетчиков. Были у нас какие-то занятия по гражданской обороне – сокращённо ГРОБ. А в старших классах был предмет НВП – начальная военная подготовка. Мальчишки учились разбирать-собирать автомат, ездили, кажется, стрелять, а мы, девчонки, получали кое-какие умения по оказанию первой помощи.
Мы любили советские военные и патриотические песни, мне очень нравились песни на слова Роберта Рождественского, особенно «Огромное небо». А когда доводилось ехать по мосту около Войковской, где стоят фигуры воинов, призывающих отстоять Москву, мне всякий раз становилось радостно и гордо. Почему-то именно там. Словом, были мы настоящими советскими детьми.
А вот как советские дети превратились во вполне антисоветских взрослых – этого я до сих пор в полной мере не понимаю. Вероятно, определённую роль тут сыграла так называемая разрядка напряжённости, случившаяся в середине 70-х годов. Многие авторы тогда писали, что разрядка – это и есть подлинное окончание Второй мировой войны. Какая-то правда тут была. Напряжение ракетно-ядерной гонки начало сходить на нет. Постепенно ядерные сверхдержавы перестали взаправду бояться друг друга и ожидать друг от друга ядерного удара. Страх стал скорее ритуальным: советской угрозой пугали избирателей и конгрессменов в Америке, а «происками империализма» - в СССР. То есть гонка вооружений продолжалась: большое дело вообще обладает колоссальной инерцией, просто так его не остановишь. Гонка вооружений продолжалась, но такого, чтоб министр обороны США выбросился из окна с криком: «Русские идут!» - такого уже быть не могло. Гонка вооружений со временем утратила свою пассионарность, стала делом не боевым, а всё больше бюрократическим.
И вот тогда стало меняться отношение публики к армии. Даже шире – к армейскому духу. Мобилизация, борьба, бодрость, бдительность, дисциплина – всё, что составляет этот армейский воинский дух, всё это как-то вмиг слиняло, стало немодным. Устарелым, косным, тупым, бездарным, уродским – словно вышедшая из моды одежда, словно мамины туфли на шпильке с узкими носами, когда пришла мода на «платформы».
Это был мировой тренд – выход армии из моды. Появились хиппи, а их дух – расслабона и пацифизма – диаметрально противоположен духу борьбы и дисциплины. Отрастили волосы, стали подметать мостовые клешами – всё это сделало воинский дух устарелым. Помню, когда я училась в инязе, парней заставляли для военной подготовки стричь волосы таким манером, чтобы не находили на воротничок. Это вызывало острейшее недовольство, ощущалось как попрание личных прав и свобод. Тупость военной кафедры была предметом шуток и анекдотов, хотя никакой особой тупости именно военная кафедра не являла: языковые кафедры почасту были не в пример тупее, но это как-то не замечалось. Из уст в уста переходил анекдот с бородой: на какой-то юбилей военной кафедре преподнесли картину «Утро в дубовом лесу», а они, тупицы-дуболомы, намёка не поняли и повесили в кабинете начальника кафедры. Никто этой картины не видел, но анекдот знали все, и уже начинало казаться, что и картину видели.
В 70-х годах, у московской молодёжи даже была такая универсальная похвала: «хиппово». Чему похвала? Да всему. Вместо того, чтобы сказать: «Какая у тебя хорошенькая сумочка», говорили: «Какая у тебя хипповая сумочка» - независимо от её вида и стиля. «Хипповый» – значило примерно то, что сегодня «актуальный».
В то время военная профессия вдруг оказалась совершенно не «хипповой». Ну, разве что какой-нибудь военный переводчик, да и то не потому что военный, а потому что светит заграница. Девушки перестали увлекаться парнями-военными. Во всяком случае, в продвинутой московской тусовке. Конечно, если у парня папа – генерал, тогда ладно, военная туповатость прощалась, а так … нет, не модно. А это – о ком мечтают девушки – самый лучший показатель того, что нынче в тренде.
Мода на расслабон, на жизнь вне долга и дисциплины – это был мировой тренд. Это дух 68-го года, дух рока, наркотиков, отрицания … чего, кстати, отрицания? Вот этого самого отрицания: дисциплины, порядка, иерархии, карьеры. То есть всего того, что составляет дух армии.
Вообще-то с 68-м годом не всё ясно. Мне встречались на Западе люди, хорошо помнящие те времена и активно участвовавшие в молодёжной протестной буче. И у многих их них с годами сформировалось представление, что всё это было кем-то срежессировано. Во всяком случае, наркотики были намеренно вброшены в общество, чтобы понизить пассионарность его молодой поросли. А не то капитализм бы точно снесли. Это не моё мнение, это я пересказываю то, что привелось слышать. Так или иначе, задача понижения общей пассионарности была решена. Именно тогда Америка отказалась от призывной армии и перешла к профессиональной. Воевать теперь должны наёмники, а гражданской молодёжи предоставили счастливо и хиппово разлагаться. Молодое поколение – странным образом, и наше, и западное - оказалось охваченным пацифизмом, тесно сплетённым со всесторонним пофигизмом. Общее повышение уровня жизни привело к тому, что пофигист как у нас, так и на Западе теперь мог жить. Так-сяк перекантоваться стало можно, не особо надрываясь.
Хорош или дурён этот хиппо-пацифизм? Да как сказать… На свете ведь нет ничего абсолютно плохого или абсолютно хорошего. Вполне возможно, что этот дух внёс свой вклад в то, что долгое время не было большой войны. Война, как сказал кто-то из мудрых немцев, прежде, чем выстрелит первая пушка, начинается в сердцах людей. Так вот в сердцах тех людей был мир. Нежелание ни наступать, ни обороняться.
И вот, когда в 1979 г. Советский Союз ввёл войска в Афганистан, эта война была обществом решительно отвергнута. И вовсе не потому, что кто-то ясно понимал, почему этого делать не следовало – вовсе нет. Война в Афганистане отвергалась просто потому что – война. А войны быть не должно. Наша страна отстаивала свои государственные интересы? А плевать на эти самые интересы! Нет никаких интересов выше удобства и спокойствия простого маленького человека.
Такая атмосфера была разлита в обществе, этим дышали. Было принято безумно ненавидеть и презирать эту войну, приходить в ужас от её неисчислимых жертв. На самом деле, жертвы были вполне исчислимые: 13 833 человека за всю войну, особенно если учесть, что ежегодно в ДТП – гибнет в два раза больше - 27 000 чел. Ну, а от наркоты – ещё в два раза больше - по разным данным от 50 до 100 тыс. В год, заметьте! Всех, безусловно, жалко, но всё-таки погибнуть, решая государственную задачу, как-то почтеннее, чем загнуться от передоза или впаяться по пьяни в столб. Но тогда так не думали. А думали ровно наоборот. Тогда – Афган и всё, что с ним связано, - презирали и ненавидели. У нас в посёлке была одна дачница, культурная, образованная женщина, кандидат наук. Так она всех, кто побывал на Афганской войне, называла убийцами и мерзавцами. Я как-то раз возразила, что они-де не виноваты, их туда послали. Что она не без остроумия парировала: «Так именно говорили нацистские преступники на Нюренбергском процессе».
Окажись та война триумфально-победоносной, прояви наши военачальники и политическое руководство чудеса прозорливости и полководческого гения, принеси нам их действия неисчислимые выгоды и геополитические приобретения – и тут наша публика (интеллигенты, разумеется, в первую очередь) возмущалась бы, ненавидела и презирала. Таков был дух времени.
Скорее ото всюду уйти! Всё сдать и всех сдать! Перековать мечи на орала или, по крайней мере, сдать в металлолом! Такова был общий глас. Так мыслило (вернее – так чувствовало) большинство, а вовсе не один предатель Горбачёв и его пятая колонна. Да, разумеется, предательство было, но, уверена, оно не прошло бы так легко и гладко, без сучка, без задоринки, не будь этой крайне благоприятной атмосферы пацифизма и сдачи всех позиций. Это не снимает ответственности с Горбачёва и Ко, но нельзя не отметить, что своими действиями он выразил господствующую атмосферу. Недавно показали по телевизору, как объединялась Германия. Оказывается Горбачёв прямо-таки торопил их объединяться. Штык в землю и братание всех со всеми! Врагов нет, а есть только «образ врага», выдуманный злонамеренными коммуняками.
С конца 70-х в армии приличные люди – центровые – не служили. Служили те, кого впоследствии прозвали быдлом и ватниками. Простые. А интеллигенция – проходила подготовку при вузах. Поскольку я лично её тоже проходила (по специальности военный переводчик), могу засвидетельствовать: необременительная была подготовка.
Пошли разговоры о дедовщине. Дамы скорбно прижимали пальцы к вискам: «Как можно там находиться? Там же уголовные нравы!» А чего вы хотите? Если служат только общественные низы – какие вы там предполагаете иметь нравы? Аспирантов филфака?
Всколыхнулось движение спасения наших домашних, таких талантливых и таких неприспособленных мальчиков от этого молоха, от этого страшного наваждения – армии. Как только стало можно – оформилось влиятельное движение «Солдатские матери», а до того – действовали неформально. Вскоре на армию, внешнюю политику и вообще жизнь вокруг стало принято смотреть глазами этих самых «матерей».
Помню, когда у меня родился сын, одна жительница нашего посёлка, тоже мать малолетнего сына, деловито осведомилась: «А ты его уже отмазала от армии?». Я, признаться, сильно изумилась: призывнику не исполнилось и года. Что-то попыталась сострить про Петрушу Гринёва, которого вписали в полк при рождении, но соседка шутку не оценила и вполне серьёзно разъяснила, что отмазку от армии ответственные матери начинают … в роддоме. Там надо за известную мзду вписать в карточку трагическую повесть о трудных родах, родовых травмах, дурной наследственности и прочих ужасах. Дальше, в поликлинике, следует, подмазывая врачей, продолжать эту линию. Тогда к восемнадцати годам парубок будет числиться полным инвалидом. «Может, к тому времени всё изменится?» - робко предположила я, слегка обалдевшая от её бытовой мощи. – «Что изменится? – тоном умственного превосходства перебила меня соседка. – Ты что – хочешь, чтобы он попал туда?»
Продвинутые и мыслящие – требовали наёмной армии. Чтобы грязной работой занимались, как и полагается, какие-то условные «таджики», не-мы. А «мы» - креативили бы в рейтинговых агентствах или на худой конец сидели в банках.
И вот – чудо чудное! – всё дивно переменилось. Армия стала престижна и желанна. Даже, возможно, не армия как таковая, а идея службы государству с оружием в руках.
Некоторое время назад на одном семинаре в МГУ мне привелось выслушать доклад молодого социолога, изучавшего мотивацию к труду. Он установил, что мотивирующим фактором для работников является то, что они трудятся для армии. В наше время такого не было и в помине. Чудны дела твои, Господи!
Как не любить армию, когда теперь строят дома для военных и исправно платят приличные зарплаты! - хмыкнет убеждённый материалист. Это, конечно, имеет значение. Но - не решающее. В брежневское время материальное положение военных было приличным, а армия теряла и теряла престиж.
Более того. Вполне вероятно, что и дома строят и зарплаты повышают именно в силу изменения общей атмосферы, энергетики, в силу возникновения новых незримых вибраций. В истории далеко не всё объясняется рационально, а тем паче – материалистически. В истории очень силён роковой, провиденциальный элемент. «Рок событий» - это не только поэтический образ, это осязаемая реальность. Возникает новый дух, который принесёт новые события.
Мне думается возникновение этого нового духа – это начало духовного выздоровления нашего народа, его медленного и трудного, но всё-таки возвращения на свой начертанный судьбой путь. Это путь силы и защиты Отечества. А для этого нужна сильная и любимая народом армия. Народная армия. И кажется мне, что первые шаги в этом направлении сделаны. А раз сделаны – значит, народный организм в основе своей здоров. Или способен одолеть болезнь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий