Фестиваль дурных воспоминаний, грянувший на минувшей неделе в русской медиасфере, стал первой за долгое время интернет-кампанией, по-настоящему вывалившейся за пределы соцсетей.
За несколько лет все как-то успели привыкнуть к тому, что боевые хештеги остаются за решётками своих «гетто для единомышленников». И что все их массовые кампании остаются неизвестны для большинства. Флешмоб же рассказов про сексуальные домогательства, запущенный феминисткой из г. Киева, выбрался из обычных рамок и растёкся не только по профессионально-разгневанным, но и просто по женственным СМИ, от «Космо» до «Комсомолки». И, что более важно — поднял волну совершенно беспрецедентной ругани активистов с представителями «молчаливого большинства».
Вопрос о том, целенаправленно был раскручен флешмоб или же раскрутился сам собою, может остаться за кадром. В нашем случае интересно не «кто запустил и с какой целью», а почему сработало и что получилось в результате.
Получилось же по факту следующее.
Во-первых, в массовое обсуждение поступил неочищенный сетевой материал-сырец со всеми его классическими признаками. То есть: часть совершенно реальных страшных историй, от которых, особенно при массовом прочтении, встают волосы дыбом. Часть — историй реальных, но недостаточно шокирующих. Часть — откровенно болезненные фантазии сетевых девиантов обоего пола, привлекающих к себе внимание (этих насиловали всю жизнь, всюду и везде, в одиночку и футбольными командами, в самолётах и на речном транспорте).
Во-вторых, массовое вываливание этого сырца на головы нормальному человеческому большинству вызвало у него естественную реакцию отторжения. В связи с чем наиболее цитируемыми у представителей большинства стали именно болезненно-фантастические истории от круглосуточно насилуемых, удостоившиеся сарказма. Тем более что если для носительниц правдивых «страшных историй» данный флешмоб был способом как-то избавиться от самообвинений в случившемся, — то авторы БДСМ-фантазий напрямую перешли к обвинениям в адрес «мужского большинства и его стереотипов» вообще.
Ну и в-третьих — произошло самое главное и печальное. То, что можно назвать «истеризацией дискурса».
Тут следует сказать, что сексуальная агрессия — тема не просто «непростая», а невероятно сложная, состоящая из десятков факторов, зачастую взаимоисключающих. Поскольку агрессивность является частью «прошитого в подкорке» Homo s. sapiens полового поведения, доставшегося нам от досознательных предков — она так же принципиально конфликтует с современным «социальным человеком», как и вообще сексуальность.
Грань между «приставать» и «ухаживать», между «соглашаться», «уступать» и «сдаваться» не была определена природой — и крайне по-разному определяется юристами. Считать сексуальной агрессией всё, что в качестве таковой расценивает претендент на статус потерпевшего — примерно так же справедливо, как считать ею только «физический генитальный контакт с нанесением явных телесных повреждений, задокументированный записями или двумя очевидцами»
Разночтения в определении этого явления столь велики, что мировое лидерство по числу зарегистрированных изнасилований делят ЮАР (где среди бантуязычных масс бытует дикое суеверие, будто секс с девственницей лечит от ВИЧ) и Швеция (где в случае если начальник еженедельно в течение года треплет по пояснице подчинённую — юридически правомерно говорить о 52 случаях изнасилования). Вопросы латентности сексуального преследования, психологических последствий изнасилований, отношения общественной морали и т.д. — висят на этой теме как шары на ёлке.
И всё это запутанное богатство сложности в конкретном случае полового флешмоба свелось к противостоянию:
с одной стороны — пресловутого большинства, которое, конечно, никого в жизни не насиловало и не одобряло насилия, но безусловно не святое,
и с другой — сверхактивного меньшинства, таранящего большинство тысячами жутких историй и ставящего каждого перед выбором из двух вариантов: или «покаяться и присоединиться» к обвинениям против большинства, или считаться пособником насильников, мракобесной первобытности и заодно (внезапно) — мракобесного же режима. Поскольку последний в интересах духовных скреп хотел бы, чтоб всё было гладенько и чтоб «бабы помалкивали в тряпочку».
По факту мы сталкиваемся с парадоксальным явлением, когда «придание темы гласности» приводит не к расширению пространства обсуждения, а наоборот — к его сужению. К вырождению по-настоящему сложной и комплексной проблемы — до идеологизированного набора речёвок, которые большинству предписано либо принимать, либо заткнуться
…Есть основания полагать, что затыкание граждан путём «как-бы-гласности» (ведь в тысячах историй жертв, по сути, нет ни имён, ни фамилий, ни причин для уголовных дел, что несколько противоречит тегу «Я не боюсь сказать») — будет взято на вооружение «сверхактивным меньшинством» и в дальнейшем.
Ряд граждан, обнаружив, что секс-истории продвигают те же персонажи, что ранее раскачивали истории о Синих Бескровных Мальчиках (старушках и ветеранах) — поспешили сделать вывод, что это точно целенаправленная кампания, направленная на раскол российского общества.
На деле куда вероятнее другое объяснение. Просто сверхактивное меньшинство интуитивно всегда действует примерно одинаково — и самым естественным образом хватается за любую тему, с помощью которой может морально доминировать над публикой, сделать садку на общественное мнение и укрепить свою власть над медиа-пространством.
И да, бомбардировка активными меньшинствами русской медиасферы методом «на нашей стороне ужасные факты, а вы защищаете боль, ложь и ужас» — ведётся в принципе постоянно. На днях, например, прошла попытка устроить аналогичную истеризацию на материале «В стране идёт эпидемия ВИЧ, а власть закрывает борющиеся с ней НКО как иностранных агентов», — просто она не взлетела (как и десятки других).
Но гражданскому большинству следует быть готовым к тому, что в ближайшее время его будут активно затыкать именно кампаниями по гласности. Ибо тот, кто оседлал совершенно реальную, настоящую, касающуюся миллионов проблему и сумел навязать всем её трактовку — тот и контролирует «публичное пространство дискуссии»
Разумеется, это «публичное пространство» не эквивалентно общественному мнению — но, как показывает история, реальное общественное мнение хорошо слежавшаяся грамотная медиа-клака может вообще загнать в подполье на десятилетия, спокойно имитируя его своими силами.
И «истеризация дискурса» — это безусловно действенный метод возвращения медиа-меньшинств к информационной власти.
Противостоять же ему можно лишь одним путём — это выработка и внедрение в публичное пространство по всем больным вопросам внятной позиции. Не оправдывающей никаких преступлений, но и не дающей дискриминировать большинство.
Комментариев нет:
Отправить комментарий