05.05.17.Дмитрий Евстафьев
Вопрос наследования крупных состояний, особенно сформированных вокруг реально действующих промышленных активов, в этой связи начинает становиться актуальным. И в данном случае государство и общество сталкивается с большими проблемами, которые перестают быть только имиджевыми. Перед властью и обществом встает, вне зависимости от политической ориентации конкретного политического деятеля или эксперта, вопрос о преемственности развития ключевых систем собственности в рамках существующей экономической парадигмы.
Поведение «мажоров», активно обсуждавшееся в последние месяцы, является «вершиной айсберга», связанного с явной неудачей в построении в России системы устойчивого наследования собственности и формирования отношений социальной иерархии на этой основе. Класс наследственных собственников не сформировался, более того, те, кто должен был стать основой этого класса, начинают рассматриваться обществом если ни как маргиналы, то как явно раздражающий в социальном плане элемент. И даже власть, не заинтересованная в нагнетании настроений вокруг этой социальной категории, не может не реагировать на возникающие риски.Ситуация с «наследниками-мажорами» является оборотной стороной провала стратегии «транснационализации российской экономики», которую российский крупный бизнес пытался проводить в 2002-2007 годах и направленной на встраивание его в качестве «младшего партнера» в крупнейшие глобальные экономические системы Запада. При таком подходе вопрос о «наследниках» просто не возникал. Но к 2010 году стало понятно, что транснационализация в целом не состоялась, а события 2013-2016 годов, начиная с анонсированной Кремлем концепции «национализации элит» (несмотря на ее преимущественно пропагандистский характер), создали дополнительные политические ограничения. Эти проекты, за редким исключением (проекты «Альфа-групп», ЛУКОЙЛа, ряда инвестиционных компаний), были свернуты.
В результате возник кризис «горизонта планирования»: крайне сложно планировать развитие, не понимая механизма наследования, возможностей обеспечения преемственности и вектора дальнейшего развития.
Наследников крупнейших состояний мало (а часть крупных бизнесменов вообще не имеют наследников), а наследников, способных к экономической деятельности, еще меньше. Значительная – если не большая часть – имеющихся «наследников» проживает за пределами России или «путешествует» – в любом случае, возвращаться в Россию и участвовать в управлении активами не собирается. Мало кто из них в принципе понимает и принимает тот образ жизни, который сложился в высших эшелонах российской власти и бизнеса.
Стоит признать, что это обстоятельство российским крупным бизнесом в общем понимается. Некоторые крупнейшие бизнесмены заранее заявили, что их дети не будут прямыми наследниками состояний. И тут дело не только в «моральном облике» наследников, хотя и этот фактор имеет значение, сколько в неготовности нынешних собственников возлагать колоссальную долю ответственности на своих потомков.
Известные случаи «стратегического наследования», которые не без оснований воспринимались как попытки строительства в России наследственной аристократии, во-первых, были объективно немногочисленны, а во-вторых, в основном проявлялись в чиновничьей среде. Что отражало нацеленность элиты на взимание именно административной ренты, а не прибавочной стоимости. Да и появление подобных прецедентов вызвало столь отчетливое недовольство в обществе, что пример не может быть массово тиражирован, особенно в период резкого сокращения сырьевой ренты. Построение системы феодальных, по сути, «кормлений» требует другого уровня насыщенности страны капиталом.
Учитывая многочисленные примеры захватов крупных сегментов собственности наемными «управляющими» (причем, даже в последние годы), вряд ли возможно будет в полной мере реализовать и принцип «трастового управления» в качестве стратегического варианта. Во всяком случае, в ближайшей исторической перспективе, особенно учитывая политические обстоятельства ближайших лет. Вопрос операционного контроля над крупными активами и обеспечения благоприятного для дальнейшего развития экономической системы, таким образом, становится ключевым, стратегическим вопросом экономического развития.
Важно не только предотвратить переход значимых активов под контроль недружественных России игроков на мировом рынке. Хотя представители компрадорских, контролируемых западной финансовой олигархией, кругов и рассчитывают, что смогут управлять российскими активами, прикрываясь формальными механизмами наследования. А фактически, используя «наследников-мажоров» в качестве «ширмы» для разного рода финансовых махинаций и манипуляций.
Россия является страной, в которой права операционного контроля над активами «де-факто» всегда были и, вероятно, будут выше, чем права контроля над активом «де-юре», особенно в определенных политических обстоятельствах. Тем более, учитывая, что и потенциальные «управляющие» от западных финансовых кругов, несмотря на зачастую российское происхождение, не стремятся переселяться в Россию и прямо участвовать в управлении активами. Но дистанционный трастовый контроль активов всегда будет создавать риски утраты эффективности, а затем и прав собственности.Главный вопрос в том, чтобы предотвратить распад целостных промышленных систем. И именно для этого необходима новая модель управления наследованием активов.
Конечно, в современной российской экономике олигархические системы собственности не занимают прежнего места, более того, находятся в упадке. Большая их часть может быть «утилизирована» по частям и без особого государственного участия при минимальном ущербе для долгосрочного развития страны. Но в ряде случаев мы имеем дело с относительно целостными экономическими системами, где риски раздробления активов между конкурирующими группами родственников (включая и фиктивных), а также разного рода «инвесторами» рейдерского типа являются реальной угрозой для интересов государства и общества. Положительные результаты новой модели наследования крупных олигархических состояний, могут быть перенесены на суб-олигархический уровень, гораздо более важный. Дестабилизация на нем в процессе наследования может оказаться куда более опасной, нежели разборки вокруг олигархических состояний.
Однако подходить к ситуации только с экономической точки зрения было бы неправильно. Мы сталкиваемся с проблемой, которая только на первый взгляд является экономической, но, по сути, отражает глубокие социальные и в чем-то социокультурные проблемы. Проблема «мажоров» и их потенциальной «приватизации» компрадорскими кругами является проблемой строительства в России национально ориентированной экономической системы. А по сути, демонтажа последних элементов социальной системы «девяностых». Причем, демонтажа, производимого в спокойном, гуманистическом режиме, а не по «чрезвычайным» кризисным методам.
В возникающих условиях управляемая национализация крупных олигархических состояний будет вполне приемлемым, особенно на фоне всех остальных вариантов, способом решения проблемы. Вопрос в том, чтобы такая национализация не приводила к утрате конкурентоспособности и отдельных активов, и целостных систем.
Проблема еще в том, что в России на сегодняшний момент, вероятно, достигнут предел огосударствления капитализма, после которого начинается системная утрата эффективности экономической системы. И долю прямой собственности государства в экономике вряд ли стоит увеличивать. Напротив, стоит подумать над разумным сокращением этого присутствия, пусть даже в форме управляемой приватизации (прецедент «АЛРОСА»), хотя это и не может рассматриваться в качестве полностью корректного решения.Более эффективным вариантом могла бы стать «инвестиционная национализация», втягивание отдельных активов в крупных олигархических системах в новые инвестиционные процессы в формате частно-государственного партнерства и софинансирования инвестиций. Государство может и должно иметь решающий голос в вопросе передачи и перераспределения собственности в рамках крупных олигархических систем, но оно не должно это делать только на основании сомнений в «справедливости» и законности приватизации этих активов в 1990-е.
«Инвестиционная национализация», своего рода мягкий и возмездный передел собственности, не должна рассматриваться как нечто трагическое и противоречащее рыночной экономике. «Передел собственности» является естественной функцией любой системы капиталистического типа. Система олигархического капитализма, которую пытались создать в России, подавляла эту функцию, сокращая эффективность системы. Современные политические условия дают возможность пойти на управляемый передел собственности ради повышения эффективности экономики. Ибо абсолютным приоритетом в развитии на обозримую перспективу будет не столько социальная стабильность, сколько высокие темпы роста, недостижимые в рамках олигархической или рентной экономики.В качестве «бонуса» тем представителям «олигархии первой волны», которые станут частью таких процессов, могли быть предложены не только благоприятные условия для дальнейшего существования их «наследников». Решающими могут стать возможности участия, в том числе в форме портфельных инвестиций в наиболее динамично развивающиеся проекты с государственным участием. К которым представителей олигархов «первой» и «второй» волн в последнее время не допускали. Не стоит сбрасывать со счетов и фактор политической легализации наиболее социально-ответственных бизнесменов. Как результат, мог бы быть окончательно закрыт вопрос о законности приватизации 1990-х, который, несмотря на все политических заявления, остается постоянно актуализируемым фактором, вносящим нестабильность в экономические отношения.
Многие «олигархи первой волны» уже двигаются именно в этом направлении, направляя значительные суммы на благотворительность. Вопрос в том, что в российских условиях чистая благотворительность не всегда является социально оправданной и полезной с точки зрения сохранения целостности ключевых активов. Вполне возможны и иные формы эффективной социальной институционализации крупных состояний.
Что касается стратегических функций государства, то на обозримую перспективу, помимо недопущения перехвата управления в крупных состояниях недружественными России силами, они должны заключаться в форсированном выращивании нового класса управленцев, своего рода «содержательных менеджеров» высшего уровня. Которые смогли бы взять на себя системное трастовое управление, причем не только остатками олигархических состояний, но и той частью ныне принадлежащих прямо или косвенно государству активов, которые придется объективно выводить за пределы «контура ручного управления». И вокруг которых и будет выстроена новая российская экономика. Задача эта должна рассматриваться и как социально-культурная, и как экономическая. В этом, вероятно, и должна заключаться повестка дня общегосударственного развития на 2018-2023 годы.
Дмитрий Евстафьев – профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
Комментариев нет:
Отправить комментарий