Музей «Пермь-36» часто называют «единственным в России музеем ГУЛАГа», хотя сама колония №36 никогда к системе ГУЛАГ не относилась, т.к. существовала с 1972 по 1988 годы, когда никакого ГУЛАГа уже не было. Музей стремится не к взвешенному рассказу об истории Главного управления лагерями, а к созданию максимально смачной иллюстрации трудов Солженицина. Чтобы разобраться, какими были настоящие лагеря ГУЛАГа в Пермской области, мы уже обращались к Невенчановой Эльзе Вениаминовне, работавшей с 1955 по 1956 годы начальником смены Косьвинского гидролизного завода (сейчас, Губахинский биохимический завод), который монтировали заключённые Кизеллага.
Сегодня мы поговорим с мужем Эльзы Вениаминовны, Николаем Ивановичем Невенчановым, который также работал на монтаже гидролизного завода в Кизеллаге начальником участка по электромонтажу, где и познакомился с будущей женой. Эльза Вениаминовна также приняла участие в беседе.
Невенчанов: Широковская – это 20 км от Углеуральского в лес. Там находилось три колонии. Первая колония, «двадцатка», — это убийцы, хулиганы и прочие. Вторая – для, как их называли, «политзаключённых». И третья – для «бытовиков», которые сидели за мелкие бытовые преступления. А в «политической» колонии в основном были полицейские, прибалтийцы («лесные братья»), западноукраинцы («бандеровцы») – т.е. это не политзаключённые. Это, мягко говоря, враги народа.
Корреспондент: Статья 58, измена Родине.
Невенчанов: Да. У меня работало до ста человек. Как работники они были специалисты прекрасные, я бы сказал. У меня был ростовчанин-полицейский, он единственный мог делать ревизию трансформаторов. Ну, это довольно сложная операция в то время была. Надо ремонтировать, а некого вызывать. Я и говорю, давай такого-то. Вот, он сделал мне ревизию.
Я приехал туда в 1955-м году. Лагерь существовал с 45-го года. У меня работало до ста человек. Свои-то были двадцать человек, но звеньевые. Хотя заключённые были опытнее, они рядовыми работали.
У меня были прекрасные отношения с администратором лагеря, потому что я же с ними работал. Я пришел – мне надо таких-то людей, такие-то специальности.
Корреспондент: А как они жили?
Невенчанов: У них были обычные бараки, обычные кровати, металлические, с матрацами, простынями. Нормальное житейское положение, никаких там двухэтажных нар деревянных не было. А была ещё четвёртая группа, условно-освобождённых, «бесконвойников». Они свободно ходили по посёлку, но не имели права выезжать за пределы Широковского – там находились, жили.
Корреспондент: Питались нормально?
Невенчанов: Они приходили, питались в заводских столовых в рабочее время, ну и завтракали и ужинали. Нормально питались. Я никогда от них жалоб не слышал, что их там не кормят. Ну, может, конечно, не было икры – это было естественно.
Корреспондент: Кстати, какое было меню?
Невенчанов: Борщи, супы, котлеты. С кашей, с картошкой. Нормально питались, но икры не было. Может, конечно, у верхушки (речь идет о специалистах-начальниках среди осужденных – прим. корр.) и была, а у них не было.
Корреспондент: У них была возможность что-то покупать для себя?
Невенчанов: Там как было. Если он на 100% выполнил норму, у него считается день за день. 110% — два дня за день. 121% и больше – три дня за день. А купить… У них магазин был. Довольно неплохой магазин. А ещё зарплата у них делилась так. Вот ты заработал 100 рублей. 50 рублей у тебя откладывалось на сберкнижку.
Корреспондент: Т.е. они заключённому принадлежали, только были на сберкнижке?
Невенчанов: Да. Его деньги, на его книжке. А половина на руки выдавалась. Он мог что-то на них купить. Или из одежды, или из продуктов, которые ему можно было.
Корреспондент: Сумма была сопоставимая с зарплатой обычного рабочего?
Невенчанов: Да. Даже больше. Когда работаешь. Когда 121%, то по тому времени это полторы тысячи. По разрядам и сколько заработал. Может быть, там и не 50 на 50 было, но важно, что они и наличные получали, и на книжку им шло. Уходя, они получали очень много. Прямо рюкзаками деньги уносили. Ну, правда, это те, кто работал много.
Корреспондент: А что монтировали в Широковском?
Невенчанов: Там строили гидролизный завод. Строители были все заключённые, а вольные отвечали за монтаж. Сантехники были, КИП-овцы (КИПиА – контрольно-измерительная аппаратура и автоматика – прим. корр.) были. Ну, все, кто полагались, были. Администрация строительства тоже была вольная.
Корреспондент: Правда, что заключенные требовали от Вас под угрозами засчитать выполнение 121% от трудовой нормы за смену?
Невенчанов: Ну, вообще-то, да. Просили. И я знал, кому можно дать, кому – нельзя. Кто хорошо работал – мне не жалко.
Невенчанова: Помнишь, ты говорил, что тебе угрожали даже: «Мы тебя закопаем!» (ради 121% — прим.корр.).
Невенчанов: Это не то. Это когда политзаключённых освободили, тогда нам стали давать уже уголовников. Даже такими тогда руководил. Бандиты были и всё прочее.
Корреспондент: Т.е. потом «политический» лагерь ликвидировали, получается?
Невенчанов: Да.
Корреспондент: Как у них было с медициной?
Невенчанов: Этого я не знаю, но я никогда от них не слышал, что их не лечат или ещё что-нибудь. Я знал, что и у уголовников медсанчасть была, и у «бытовиков» своя медсанчасть была, и у «политических».
Невенчанова: Но работали только мужчины там. Врачи и медбратья – только мужчины. Потому что в Кизеле или где-то привезли девочек-практиканток, запустили 10 человек – и что творилось с заключёнными. Их просто чуть-чуть не разорвали! Это уголовники были.
Корреспондент: Там была какая-то культурная жизнь?
Невенчанов: У них клуб был.
Невенчанова: У нас не было своего клуба, а у них был клуб. Там сцена была, хороший зал. Нас туда пускали только два раза в неделю: кино и драмкружок. А так репетицию проводили где-то в другом месте. На заводе репетировали, а выступали уже на сцене. А так, заключённых туда водили: и кино у них было, и спектакли были, и концерты были.
Корреспондент: Библиотека была у них?
Невенчанов: Была, конечно.
Невенчанова: Но нас туда не пускали. Она была уже на территории самой зоны.
Корреспондент: А как относились к осужденным охрана и сотрудники, которые работали на производстве, из числа вольнонаёмных? На «Вы» или на «ты» обращались?
Невенчанов: Нормально относились. Обращались – да как у кого. Ну, вот, я помню, у меня был эстонец. Я его поставил на инженерную работу. Прекрасный инженер. Ну как мы с ним? Как нормальные интеллигенты друг к другу обращались: я его на «Вы», он меня на «Вы» тоже.
Невенчанова: У меня вот в бригаде был профессор математики харьковского института, троцкист. Я ему, конечно, говорила «Вы». Он такой, с бородкой, профессорская внешность.
Невенчанов: А-а-а, троцкист. Я его тоже знаю. Мы к нему как-то прибежали, говорим, расскажи, в чём разногласия Троцкого со Сталиным. Он говорит: «Ребята, вы в эти дела не вмешивайтесь. Это не для вас».
Невенчанова: Был директор первой московской атомной электростанции. Он был заключённый, и он был руководителем всего водоснабжения и канализации завода. «Бесконвойник».
Невенчанов: Интересный случай был. Когда лагерь политических ликвидировали, на работу гоняли уголовников. И они придумали. Когда завод запустили, через 10 минут к ним приходим – все в стельку пьяные. Давай узнавать, кто их спаивает? Оказывается, когда те ремонтировали, они в стену вмонтировали трубу, подключили её к колонне со спиртом, и – на выход.
Корреспондент: Трубопровод со спиртным получился?
Невенчанов: Умные люди были [смеётся].
Невенчанова: Они нарочно. Знали и пакостили. Когда мы начали пускать производство, то у нас не пошёл спирт.
Корреспондент: Это когда уголовники пришли?
Невенчанова: Почему? Нормальные. Все, кто работали, и политические… У нас не пошёл спирт.
Невенчанов: А куда он делся?
Невенчанова: Когда пускали, со мной как раз был директор завода. Мы видим, что в колонне наполняется, а куда он идёт, в чьи счётчики? В бак он не попадает. Мы с ним начали смотреть, выскочили на крышу, а там спирт льётся струёй. А внизу стоят люди с вёдрами, кто с чем. Т.е. они знали, что мы запускать будем, и шли набирать. Мы быстренько остановили, стали искать. В общем, там, где должна была быть прокладка, стояла заглушка, поэтому у нас спирт не шёл.
Директор, в общем-то, опытный – он до этого работал лет 10 уже на гидролизных заводах. Он быстро разобрался в этом. Мы с ним разболтили, убрали заглушки, поставили прокладки – и у нас пошло. Но, наверное, часа два или три у нас текло, потому что пока мы добрались до крыши… А аппаратная на втором этаже. Нам надо было все эти трубопроводы разглядеть, пока мы добрались до того места, где стоит заглушка.
Корреспондент: А не было побегов?
Невенчанов: Были, но там очень тяжело убежать. 20 километров сплошного леса, сплошных болот. Если не знаешь дороги – утонешь. Из Углеуральского до Широковской ходила электричка, но одноколейка. Т.е. поезд сюда шёл, а затем – обратно. Дорога была шоссейная, но она охранялась очень жёстко. А лес был болотистый весь. Поэтому особенно о каких-то побегах мы не слышали.
Корреспондент: Спасибо, Николай Иванович и Эльза Вениаминовна.
Вел беседу и записал интервью
член движения «Суть времени»
Павел Гурьянов,
стенограмма — Олесь Гончар, Павел Гурьянов
член движения «Суть времени»
Павел Гурьянов,
стенограмма — Олесь Гончар, Павел Гурьянов
Комментариев нет:
Отправить комментарий