Не та весна, не тот тандем. Почему в случае Турции аналогии неуместны

Александр Терентьев-Мл.

Редактор  отдела «Заграница». "ОДНАКО"

15 июня 2013

«Проваливай, Эрдоган!», «Десять лет – это слишком много!», «Нам не нужны султаны!», — скандировали десятки тысяч людей, которые вышли на улицы Стамбула, чтобы выразить свое недовольство политикой действующих властей. Многие наблюдатели, естественно, испытали ощущение дежавю, протесты окрестили «турецкой весной», а площадь Таксим «вторым Тахриром».

Действительно, похожие лозунги и ближневосточный антураж вызывают ассоциации с арабскими революциями 2011 года. Но есть одно но. Турция —динамично развивающаяся, сильная и уверенная в себе держава, которая является центром притяжения для ближневосточных соседей. И если в Северной Африке народ стремился сбросить с трона нечестивых светских правителей, а главной движущей силой восстания, естественно, были исламисты, то в Турции исламисты, напротив, стоят горой за Партию справедливости и развития. В Тунисе и Египте силовые структуры стремились сохранить статус-кво, в Турции же армия, которая подверглась серьезным чисткам в эпоху правления Эрдогана, втайне сочувствует оппозиции. Ведь правящая партия лишила военных былого влияния на политическую ситуацию в стране.

ПСР против светского государства

Для «освободившихся» стран Ближнего Востока турецкая модель стала образцом для подражания, а силы, противостоящие Эрдогану, априори считались реакционными. Все десять лет, что исламисты находились у власти в Анкаре, они методично разрушали основы светского кемалисткого государства. Они приняли поправки к конституции, согласно которым армия утратила право вмешиваться в политику, а дела генералов и офицеров, подозреваемых в заговоре против государства, стали рассматриваться в гражданских судах. По словам политологов, крайне символичным стало решение об отмене 15-й статьи основного закона, которая наделяла судебным иммунитетом организаторов военного переворота 1980 года.

 ПСР удалось реформировать и судебную систему. Судьи, которые также считались в Турции хранителями светских устоев, не раз выступали в защиту опальных генералов, а Верховный суд с 2005 года аннулировал более 40 парламентских законопроектов, инициированных правящей партией. «После чистки армейского состава, — отмечал американский политолог Фарид Закария, — суды высшей инстанции стали играть ключевую роль в борьбе исламистов с ультрасветским истеблишментом».

У правящей партии были давние счеты с представителями судебной власти. Предшественники ПСР — Партия благоденствия и Партия добродетели — были запрещены Конституционным судом, а премьер-министр Эрдоган был даже заключен в тюрьму за разжигание межрелигиозной розни после того, как в 1998 году на встрече со своими сторонниками продекламировал стихотворение Зии Гоккала: «Мечети — наши казармы, минареты — наши штыки, купола — наши шлемы, а верующие — наши солдаты».

Когда команда Эрдогана оказалась у власти, к старым обидам добавились новые. Судьи постоянно демонстрировали свою независимость и вставляли ПСР палки в колеса. «Эрдогана приводило в бешенство, что он может назначить президента, спикера парламента, губернатора и шефа полиции, но не способен провести ни одного человека на пост судьи», — отмечал лидер оппозиционной Народно-Республиканской партии Кемаль Кылыдждароглу.

Однако принятые в 2010 году поправки к конституции меняли такое положение вещей.

Правительство получало право контролировать процесс назначения судей высших инстанций; расширялся состав Конституционного суда и Высшего Совета Судей и Прокуроров, что со временем должно было позволить Эрдогану обеспечить себе в этих институтах лояльное большинство. Кроме того, новые поправки ограничивали полномочия Конституционного суда, лишая его права аннулировать принятые меджлисом законопроекты и запрещать политические партии. (А ведь в 2008 году Конституционный суд чуть было не запретил ПСР, которая провела через подконтрольный ей парламент ряд антиконституционных актов, в том числе закон, разрешающий ношение хиджабов в учебных заведениях. Для запрета партии тогда не хватило одного голоса: инициативу поддержали шестеро из одиннадцати судей, тогда как квалифицированное большинство составляет семь голосов).

Оппозиция утверждала, что конституционная реформа позволит Эрдогану «добить кемалистов и укрепить свою личную диктатуру». Однако сторонники ПСР восхищались «радикальными демократическими преобразованиями». «Сейчас мы переживаем рождение нового государственного устройства: на смену контролируемой демократии приходит полноценная демократия», — отмечал турецкий журналист Алпер Гормус.

Последний бой

После того, как исламисты сокрушили главные столпы кемалистского государства – армию и независимые суды, – казалось, что они завладели монополией на власть. «И вот тут-то сторонники светского государственного устройства решили дать ПСР последний решительный бой, выведя на улицы представителей среднего класса и прозападной интеллигенции, — пишет журнал The Spectator, — Они презирают премьера, который торговал в детстве лимонадом на окраине Стамбула, считают его зарвавшимся неучем, который в своей политике ориентируется лишь на консервативную глубинку, рассказывают анекдоты про его нервозность, свойственную людям с высоким давлением. Однако все эти снобы вряд ли смогут устроить Эрдогану турецкую весну, даже если их будут поддерживать на Западе. Да, они могут побузить, но им не хватает запала, который есть у «анатолийских тигров» (жителей промышленных городов Центральной Турции), считающихся традиционной социальной базой ПСР».

Турецких оппозиционеров раздражает «ползучая исламизация», которую проводит Эрдоган. Они считают очень символичным решение властей восстановить военные казармы времён Османской империи, которые считались колыбелью турецкого исламистского движения, и закрыть культурный центр Ататюрка в центре столицы. Премьер осуждает пары, целующиеся в общественном транспорте, настойчиво советует женщинам рожать не менее трёх детей, требует сократить продажу алкогольных напитков и запретить их рекламу. «Почему законы, принятые парой пьяниц, считаются священными, а религиозные заповеди принято оспаривать?», — заявил Эрдоган, выступая недавно в парламенте. Речь шла об Ататюрке и втором президенте Турции Исмете Инону, и можно представить себе, какая волна возмущения поднялась в кемалистском лагере.

Журналисты, защишающие светские ценности, ополчились на Эрдогана. «Я считаю, что никто не имеет права покушаться на нашу свободу грешить, — написал накануне протестов колумнист Hurriyet Daily News Мустафа Акол. – И если это не серьезные преступления, а мелкие грешки, то правительство не должно наказывать нас. Это, в конце концов, менеджеры, нанятые на работу, а не наставники медресе, распекающие учеников».

Многие эксперты убеждены, что зажиточная турецкая прослойка, которая в эпоху правления ПСР была вытеснена на перефирию, пытается теперь взять реванш. «Космополитическая буржуазия Стамбула и Измира, — пишет The Economist, — давно мечтает избавиться от сильного волевого премьера, диктовать которому свои условия практически невозможно».

Однако Эрдоган дал понять, что не собирается вести диалог с оппозицией: он отказался прервать заграничное турне по странам Северной Африки, назвал участников демонстраций «предателями, вандалами и экстремистами» и объявил социальные сети «угрозой для общества». А известный телеведущий Аднан Октар, который традиционно отстаивает точку зрения властей, провозгласил, что это коммунисты спровоцировали молодёжь на массовые беспорядки и вскоре всё рассосётся.

«Момент Путина»?

В США и Европе многие комментаторы уверяют, что турецкий премьер переживает сейчас «момент Путина». Оппозиционные выступления в России, которые начались после парламентских выборов 2011 года, окрестили «революцией норковых шуб», символом турецких протестов стала «леди в красном» — сотрудник Стамбульского технического университета Сейда Шунгур (фотография этой женщины, отравленной слезоточивым газом, обошла все мировые СМИ). По примеру антиоранжистских митингов в России Эрдоган планирует мобилизовать своих сторонников: «Если они выведут на улицы 200 тысяч, мы выведем миллион», — заявил он, вернувшись из Египта. Уже в аэропорту его встречали активисты ПСР, которые скандировали «Мы умрем за тебя, Эрдоган!» и грозились «сокрушить Таксим». Сам премьер напомнил,  что его партия трижды выигрывала парламентские выборы и удерживает около двух третей мест в меджлисе. При этом он заверил граждан, что ПСР всегда служила всему турецкому народу, и его никак нельзя назвать «премьер-министром, отстаивающим интересы половины населения в ущерб другой его половине».

Ещё одна параллель с «русской зимой», о которой говорят эксперты — это трения, начавшиеся в правящем тандеме. По слухам, в 2014 году Эрдоган планировал совершить рокировку, пересев в президентское кресло, а на свое место поставив Абдуллу Гюля (претендовать на пост премьера «неистовый Реджеп» больше не имеет права). Одновременно он собирался внести изменения в конституцию, превратив Турцию в президентскую республику. Однако Гюлю, похоже, надоело постоянно быть на заднем плане (в 2003 году после победы ПСР на выборах он возглавил правительство, но лишь затем, чтобы застолбить место для Эрдогана, который сместил его сразу после того, как был принят закон, позволяющий занимать премьерское кресло человеку, имеющему судимость. В 2007 году Эрдоган отблагодарил Гюля, выдвинув его кандидатуру на пост президента, но, по словам советников, всегда разговаривал с партнером по тандему покровительственным тоном, демонстрируя своё превосходство. Гюлю, который по праву считает себя основателем ПСР, это не нравится. Да и окружение президента настраивает его против премьера (поговаривают даже о том, что Гюль может не согласиться на рокировку, и во второй раз выдвинет свою кандидатуру на президентских выборах, лишив таким  образом Эрдогана возможности занять один из двух ключевых постов в государтве).

Надо отметить, что Эрдоган и Гюль – типичные антиподы. Один – харизматик и популист, другой – скучноватый академичный политик, не умеющий говорить с народом. Один вырос в бедном квартале и служил в транспортной компании, другой получил блестящее образование в Стамбульском университете, стажировался в Лондоне и работал в Исламском банке развития.

Реакция двух этих политиков на массовые выступления оппозиции лишь подтвердила догадки о том, что тандем дал серьезную трещину. Гюль стал распространяться о том, что «Турция – демократическая страна» и «голос людей с площади Таксим должен быть услышан». А его политический союзник вице-премьер Бюлент Арынч принес извинения за жесткость полиции и принял у себя лидеров протестного движения — так называемой «платформы солидарности Таксима».

По форме всё это, действительно, напоминает события, связанные с выступлениями «болотных» в России. Но – не по содержанию. Ведь, в отличие от российской оппозиции, которая стремилась реализовать оранжистский сценарий, противники Эрдогана – убежденные патриоты. Их героями являются члены националистической группы «Эргенекон», в середине нулевых оказавшиеся на скамье подсудимых.

Эти правоконсервативные политики в первую очередь обращались к этническим, а не к религиозным корням (Эргенекон, кстати, — мифическая долина в Средней Азии, где проживали первые тюрки), отстаивали светский характер государства, но при этом с неприязнью относились к западной цивилизации. «Турция никогда не будет Европой, не пожертвует своим священным суверенитетом, — утверждает один из видных кемалистов, вице-председатель «Объединения за сохранение идейного наследия Ататюрка» Али Эркан. — Ведь именно европейцы убеждали Эрдогана форсировать исламизацию республики при помощи реакционных религиозных сил». И надо сказать, ломка светского государства, которую осуществили турецкие исламисты, не имеет ничего общего с курсом Путина, всегда стремившегося обеспечить преемственность своей внутренней и внешней политики и не желавшего ломать традиционные устои, укоренившиеся ещё в советскую эпоху. 

ОДНАКО