И корона твоя из клёна

09.10.15
Кирилл Бенедиктов 

 
За что на самом деле ей дали Нобеля

Нобелевскую премию по литературе 2015 года получила Светлана Алексиевич.

Вообще решения Шведской академии, присуждающей Нобелевку по литературе, предугадать почти невозможно.

Последние годы премию редко давали писателям действительно известным и популярным — все больше каким-то  затворникам башен из слоновой кости, чьи имена мало кому о чем-то говорили.

Например, лауреат 2013 г. Элис Манро — неплохой литератор, особенно для не слишком богатой талантами канадской литературы. Но, конечно, поставить тетушку из Онтарио, пишущую о бытовых проблемах обычных канадских женщин, на один уровень с Томасом Манном, Иваном Буниным, Александром Солженицыным — это  сильно. Это посильнее «Фауста» Гете, как говорил один известный политический деятель.

Впрочем, не о Манро сейчас речь.

Светлана Алексиевич, в отличие от многих других лауреатов Нобелевской премии последних лет — фигура довольно известная. Не только в Белоруссии и России, где выходили ее первые книги, но и в Европе тоже.

Объясняется это просто: Алексиевич много лет прожила на Западе, перемещаясь из Италии в Германию, из Германии — в Швецию, оттуда — во Францию...  А это единственный сегодня путь для — мне очень не нравится слово «русскоязычный», но здесь без него не обойтись — русскоязычного писателя стать хоть мало-мальски узнаваемым за пределами своей страны. 

Потому что, будем честны — русская литература нынче в мире вообще не слишком высоко котируется.

Великая русская литература, литература титанов, пережив советскую кастрацию, породила дохловатого рахитичного последыша. Хорошие писатели в России все еще есть, попадаются даже отдельные талантливые книги  — а литературы, как таковой, нет.

О причинах этого можно поговорить как-нибудь в другой раз, сейчас же важно другое — «мировая культура», т.е. в первую очередь, культура англосаксонская, культура «золотого миллиарда», прекрасно обходится без русских.

Однако тех литераторов, которые подвизаются в благословенных западных краях, с благодарностью вылизывая кормящую руку и потявкивая на темнеющий на востоке Мордор — все еще привечают.

Алексиевич, справедливости ради, начала свой творческий путь  в те времена, когда о щедрых западных грантах даже мечтать не приходилось.

Первая ее книга — «У войны не женское лицо» — была написана  при Юрии Владимировиче Андропове. В общем, это была вполне приличная документалистика — о судьбах женщин, прошедших через испытания Великой Отечественной. Книга увидела свет только с первыми робкими шагами горбачевского «нового мышления» — и вскоре стала одним из символов «литературы перестройки».

Так же, как и «Цинковые мальчики» — еще одна документальная повесть о войне, только на этот раз афганской. В «Цинковых мальчиках» уже явно чувствовался месседж «государство — чудовище, оно пожирает наших детей».

Нельзя сказать, что это плохая литература, но это вообще не belle-lettre. Это то, что в западной традиции (а последнее время и у нас) принято называть красивым термином non-fiction  — «невыдуманное». Как non-fiction это вполне профессионально написанные журналистские книги-исследования с довольно отчетливой антигосударственной интонацией.

Но при чем здесь Нобелевская премия? Для журналистов существуют свои специальные премии.

Видимо, некоторую двусмысленность ситуации чувствовали и сами члены Шведской академии, поскольку специально оговорились:

«Это большой литератор, который создал новый литературный жанр, выйдя за рамки обычной журналистики».

В общем, шведские академики вручили Алексиевич премию не совсем за то, за что обычно вручают Нобелевку по литературе. При том, что в лауреаты прочили и ведущего японского писателя Харуки Мураками, и американского бестселлериста Филиппа Рота, и даже сверхпопулярного автора «Песни Льда и Пламени» Джорджа Р.Р. Мартина.

Никаких жарких дискуссий вокруг кандидатуры Алексиевич, насколько можно понять, не велось. «При голосовании было большое единодушие и энтузиазм», — заявила журналистам постоянный секретарь Шведской академии Сара Даниус.

То есть — Светлана Алексиевич была настолько бесспорной кандидатурой, что никто из академиков не рискнул даже возразить — мол, может,  все-таки Филипп Рот? Или, на худой конец, Джойс Кэрол Оутс?...

Тут можно вспомнить, что в 2013 г. Алексиевич уже выдвигали на Нобелевскую премию — но тогда Академия присудила ее упоминавшейся выше тихой канадке Элис Манро.

Получается, что два года назад «монумент страданий и мужества в наше время» (формулировка Академии) оценивался не так высоко, как рассказы о домохозяйках из Онтарио. Может, она написала что-то новое, совсем уже гениальное? Нет, после 2013 г. у нашей героини книг не выходило вовсе.

Что же изменилось за эти два года?

Ответ очевиден. Изменилась политическая ситуация.

Россия из «регионального государства» вдруг вновь превратилась в державу с приставкой «сверх». Россия пресекла попытку вашингтонских «ястребов» силой смести режим Башара Асада. Россия провела фантастическую зимнюю Олимпиаду в Сочи. Россия вернула Крым и блокировала операцию по превращению Украины в ближний плацдарм НАТО. Россия впервые в своей истории уничтожила вражеские базы на Ближнем Востоке с помощью высокоточного оружия.

Россия опять бросила вызов англосаксонской цивилизации.

И, конечно, этот вызов не мог остаться без ответа.

На первый взгляд, это выглядит смешно — ах, вы осмеливаетесь бомбить ИГИЛ в Сирии без разрешения Вашингтонского обкома? А мы тогда — бац! — и Нобелевку Алексиевич.

Но в логике soft power это ответ вполне симметричный. Советский Союз уходил в небытие не под разрывы натовских крылатых ракет и  рев «Абрамсов», а под шелест страниц «Огонька» и «Нового мира». Какие-нибудь коротичи и нуйкины сделали для распада советской империи куда больше, чем Олег Пеньковский и все «лесные братья» Прибалтики вместе взятые.

Когда ЦРУ осуществляло операцию по присуждению Нобелевской премии Борису Пастернаку, его меньше всего заботили литературные достоинства «Доктора Живаго». Nobel Prize рассматривался как мощное гуманитарное оружие, способное нанести урон идеологическим укреплениям «империи Зла».

Случайно или нет, но сама Алексиевич в интервью, которое взяли у нее журналисты сразу же после оглашения вердикта Академии, припомнила именно Пастернака. «Думаю о великих русских писателях, таких, как Борис Пастернак…» — сказала она. Ну что ж, имеет полное право.

Мне бы вообще не хотелось, чтобы этот текст воспринимался как сугубо критический по отношению к новоиспеченному нобелевскому лауреату. Алексиевич — если судить по интервью — очень толерантная и гуманная дама. И книги ее пропитаны толерантностью и гуманизмом, как средиземноморский салат — оливковым маслом. И взгляды у нее тоже очень современные.

«Я люблю русский народ, я люблю белорусский народ, мои родственники со стороны отца были белорусами, мой любимый дедушка... И в то же время моя бабушка, моя мать — украинки. Я очень люблю Украину. И когда я недавно была на Майдане и видела фотографии «Небесной сотни», я стояла и плакала. Это тоже моя земля», — это слова Алексиевич из интервью белорусской службе радио «Свобода».

Вот такой интересный гуманизм. Люблю русский народ, но плачу, глядя на фотографии «Небесной сотни», фанатиков, кричавших «москалей — на ножи». Жалко курочку, жалко до слез, но ведь так вкусно, рыдаю и ем, ем и рыдаю…

Но дальше — еще интереснее.

«Я люблю русский мир, только я не могу до сих пор понять, что они имеют в виду… Я люблю хороший, гуманитарный русский мир. Тот мир, перед которым преклоняется весь мир. Перед той литературой, балетом, великой музыкой — да, я этот мир люблю. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина, Шойгу. Это не мой мир».

Значит ли это, что Светлана Алексиевич любит русских только как производителей культурной продукции (литература, балет, музыка)? И не любит — как солдат, строителей государства, сильных политиков?

Не кажется ли ей, что одно довольно тесно связано с другим? Что если бы не русский солдат, мир не узнал бы ни Толстого, ни Достоевского — просто потому, что с русской культурой покончили бы еще крымские ханы и поляки, не говоря уже о Наполеоне?

Что если бы Лаврентий Палыч Берия (безусловно, не самый приятный персонаж советской истории) не довел до ума атомный проект, то уважаемая госпожа писатель не дожила бы не то что до вручения Nobel Prize, но и до торжественного приема в пионеры — потому что ничто не помешало бы США привести в действие план «Дропшот» и превратить европейскую часть России в радиоактивную пустыню.

Про Путина и Шойгу я уже молчу — они, безусловно, самые отъявленные злодеи нашего времени. Вероятно, Борис Николаевич Ельцин, при котором едва не кончилась Россия, как самостоятельная цивилизация, Светлане Алексиевич гораздо симпатичнее.

Но — стоп. В конце концов, чем уж так виновата Алексиевич? Не сама же она объявила себя лауреатом Нобелевской премии по литературе. А значит, в данном случае и претензий к ней никаких быть не может.

Зато может — к тем респектабельным дамам и господам, которые решили вручить Нобелевскую премию писателю, не скрывающему своей враждебности к современной России.

К академикам, отрабатывающим «социальный заказ»,  согласно которому лучшими признаются те авторы, которые помечены маркером русофобии. Отметина эта  является чем-то вроде важнейшего условия допуска в клуб избранных. Не имея ее, автор не может претендовать на престижные награды. Его не будут звать с лекциями в университеты, не будут показывать по телевизору и брать интервью на радио.

У Алексиевич эта отметина есть. И, думаю, как женщина умная, хорошо ориентирующаяся в подводных течениях большой литературной (и не только) политики, она отчетливо осознает, за что на самом деле ей дали Нобеля.

Не за талант. Не за хорошо написанные книги. Вообще не за творчество.

Nobel Prize достался Светлане Алексиевич за то, что она идеально соответствует антироссийскому, русофобскому, тренду, столь популярному ныне на Западе.

Конечно, и неприязнь к «последнему диктатору Европы» Александру Лукашенко тоже сыграла свою роль. И в Вашингтоне, и в Брюсселе понимают, что альтернативы Лукашенко в Белоруссии сейчас нет — там даже, возможно, признают результаты выборов 11 октября — но это не означает, что отношение к белорусскому президенту на Западе изменится.

Вручение Нобелевской премии убежденному противнику Лукашенко — хороший способ уязвить белорусского лидера, несколько подпортить ему будущий праздник.

Все эти расклады понятны, довольно просты — и не имеют никакого отношения к литературе.

Для настоящего писателя это грустно.

imhoclub.by