Роман Носиков. Народ Беды и народ Праздника

19.11.15
Роман Носиков

Журнал GQ оправдался перед читателями за «избирательность скорби» — неравную реакцию по поводу терактов в Париже и убийства 224 россиян над Синаем. Сделал он это оригинально. Его автор Александр Беленький все объяснил тем, что Россия — это «территория беды», а Париж — это «праздник»:

«Мы быстро забыли о катастрофе самолета в Египте, в котором погибло больше двухсот наших соотечественников. Но не потому, что мы черствые и злые. Просто Россия — это такая привычная территория беды, где всегда что-то происходит. Кроме того, мы как-то не представляем себе ни тот самолет, ни тех людей, фантазии не хватает, а Париж мы представляем себе все. <...> Париж — это не город и даже не символ. Это, как называл его Хемингуэй, «праздник, который всегда с тобой», – пишет GQ.

Об этом стоит поговорить. У меня давно сложилось ощущение, что в России проживают два народа — народ Беды и народ Праздника. Об этих народах, их культуре, этике, обычаях и интересах можно судить по простым вещам. Например, по тому, какие требования они выдвигают к своему президенту в критической ситуации.

Путинозависимые

Тут кто-то, если мне не изменяет память, долго требовал Владимира Путина? Кто-то, кажется, хотел, чтобы Путин продемонстрировал единство с нацией? Чтобы ходил по улицам, взявшись с другими президентами за ручки, как Франсуа Олланд после расстрела Charlie Hebdo, или потрясенный и растрепанный, как Маргарет Тэтчер после Локерби, рассказывал, как он не ожидал такого.

«Трагедии всегда как удар под дых, ощутимый каждым, потому что это момент острого чувства незащищенности — когда теряешь сограждан, каждого из которых вдруг чувствуешь как близкого человека, каждого погибшего ребенка воспринимаешь как своего, горе каждой матери и каждого отца становится твоим горем, и твои слезы смешиваются с их слезами», — растолковала, например, правильные, «тэтчеровские» ощущения Наталия Геворкян на «Радио Свобода».

Вот как все должно быть, а Путину, мол, не до того. Путин-то всех бросил, Россия-то бедная без Путина осталась.

«А когда разбился самолет и погибли 224 человека, Владимира Путина нет, — сокрушалась блогер Карина Орлова на «Эхо Москвы». — К понедельнику выяснится, что не захотел прерывать уикенд (был бы будний день, сказали бы — работал с документами). Но соболезнования, конечно, выразил — прямо на встрече с министром транспорта. Чтоб два раза не вставать. <...> А мы-то и получили, только совсем другое. А именно — настоящее народное единство. Это когда трагедия потрясла всю страну, кроме одного человека — Владимира Путина. Того, который занимает кабинет президента России. <...> Важно, что теперь все знают: есть Путин — есть Россия, нет Путина — есть Россия. А Россия, как известно, это мы, а не Путин».

Что же получается? А получается, что люди, которые через слово попрекают 86% путинского электората рабской психологией, сами то ли оказались неспособны пережить нехватку Путина в сложный час, то ли попытались надавить «обладателям рабской психологии» на предполагаемую болевую точку, чтобы усилить шок общества от трагедии и использовать боль сограждан в политических целях.

Тут ведь либо одно, либо другое. То есть, либо сами авторы этих текстов «путинозависимы» до невозможности, жить без него не могут, а на нас переносят свои психологические проблемы, либо это расчётливые и злобные хищники, которые не испытывают к большинству сограждан никаких чувств, кроме ненависти и презрения.

Вам что больше нравится?

Люди ждали и молчали

Впрочем, шпильки, нацеленные, по мнению авторов этих и им подобных текстов, в самое больное место нашего общества, почему-то никакой реакции не вызвали. Выяснилось, что народу отчего-то не хочется, чтобы Путин бегал растрепанный, заламывал руки и рассказывал всем, как он потрясен. Людям почему-то не понадобились прогулки президента рука об руку с мировыми лидерами.

Народ не требовал подать ему Путина, нашпигованного глубоким символизмом. У моих сограждан не возникло никакой ломки без Путина, никто не бился в истерике и не звал «отца родного». Никто, кроме процитированных выше.

Народ спокойно и молча ждал.

Народу тыкали и канючили: смотри же, Путин-то бросил тебя! Бросил! Бросил! Плевать ему на тебя! Плевать! Плевать!

Народ молча отмахивался и ждал.

— И чего он ждет? И так уже все ясно. Вон, даже британская разведка подтвердила!
А люди ждали и ничего не говорили.

Я очень люблю наших людей именно за эту их способность не тратить себя на слова, не унижаться до них. Не разговаривать с тем, кому нечего сказать.

Наша интеллигенция часто избегает предметного разговора с оппонентом при помощи фразы «Если надо объяснять, то не надо объяснять», предназначенной для обозначения непреодолимого морального превосходства. Если бы они понимали, как часто в последнее время им отвешивают той же монетой!

— Власти разобрали народный мемориал жертвам авиакатастрофы в Синае! Вот как они чтят жертв!

Но народу оказался не нужен «народный мемориал». Народ ждал. Народ не хотел слушать много прекрасных слов. Народ только хотел знать имена тех, кого мы должны убить.

И дождался. Это теракт. Русские идут за террористами.

Форма и содержание

Вот тогда-то и вышел Путин: «Мы не будем вытирать слёз с нашей души и сердца. Это останется с нами навсегда. Но это не помешает нам найти и наказать преступников. Мы должны делать это без срока давности, знать их всех поимённо. Мы будем искать их везде, где бы они ни прятались. Мы их найдём в любой точке планеты и покараем. <...> Наша боевая работа авиации в Сирии должна быть не просто продолжена. Она должна быть усилена таким образом, чтобы преступники поняли, что возмездие неизбежно. <...> Все, кто попытается оказать содействие преступникам, должны знать, что последствия от попыток такого укрывательства будут лежать полностью на их плечах».

Сказанное народ устроило полностью. Людей, требовавших незамедлительного яркого символизма, — нет. Народ хотел от президента содержательной реакции. «Люди с хорошими лицами» — привлекательной модной в этом сезоне формы.

«Удивительное бесстыдство, конечно, — негодовала в своем твиттере Ольга Бакушинская. — До последнего отрицать версию теракта, жидко обкакаться. Потом признать с таким видом, будто понос не их».

«Наши соотечественники — 224 человека! — погибли на войне. Но по трусости и подлости их объявили жертвами нашего собственного бардака, — присоединился к негодованию Леонид Гозман. — И самолет старый, и хвостом ударился, и авиакомпания какая-то левая».

«Если бы власти сразу признали теракт, хотя бы как версию, пришли бы не сотни, как на Якиманку, а тысячи, — подтянулась упомянутая Карина Орлова. — И непонятно, когда бы ушли и ушли бы вообще. Начни ОМОН их разгонять, пришло бы еще больше народу».

Похоже, некоторые наши сограждане недовольны. Ну, так мы просто обязаны их успокоить. Ответить на их претензии и вопросы. А заодно, в процессе выработки ответов, получше их понять. Разобравшись заодно в различиях между нами.

Кое-что об ответственности

Начнем с конца — с претензии к запоздалости признания.

Действительно, в пользу версии о теракте говорило многое. И то, что авиакатастрофа произошла практически сразу после начала военной операции ВКС России в Сирии. И то, что «Исламское государство» (запрещено в РФ по решению Верховного суда) взяло на себя ответственность. И даже то, что нам подсказывали британские спецслужбы.

Однако версия о том, что самолет эксплуатировался с нарушениями, тоже была не исключена. И в том случае, если бы сразу было объявлено об акте терроризма как о причине катастрофы, а на деле это все же оказалось бы халатностью авиакомпании, руководство страны выглядело бы пособником авиавладельцев.

Поэтому при всем уважении к здравому смыслу Гозмана, Орловой и других оппозиционных журналистов, а также к ИГ и британским спецслужбам, президент России не может руководствоваться их мнением при принятии решений. Потому что ни оппозиционные журналисты, ни ИГ, ни британские спецслужбы ответственности перед гражданами России за свои заключения не несут. Точнее — пока не несут.

Принять задержку официальной версии о теракте за оправдание «неравномерности» оппозиционной скорби по жертвам в Париже и на Синае лично я не могу. Я просто не понимаю, почему жертва теракта нуждается в большем сочувствии, чем жертва, например, чужого обогащения.

Так же как мне непонятно, почему за жертв теракта надо мстить, а за жертв, скажем, «оптимизации издержек» — не надо. По мне, что бородатый с пальцем в небо, что бритый в костюме с глазами долу — оба могут оказаться убийцами. И наказание для обоих должно быть одно. Снимать с любого из них вину заранее, не удостоверившись, безответственно.

Швейцарская ветошь

Второе требование наших непонятливых сограждан к власти касается гарантий. Вот как, например, это видит юрист Алексей Златкин с «эхомосковского» блога:

«Право на безопасность является ключевым и прямо прописанным в основном законе, а право возмездия вторично и важно постольку, поскольку может служить удовлетворению первой основной цели. Потому хотелось бы все-таки от «гаранта» услышать о предпринимаемых действиях в этом направлении. Ну, таких как, например, разумное выстраивание внешней и внутренней политики, которое исключило бы подведение своих граждан под террористические угрозы, мирный диалог со многоконфессиональным человечеством, оптимизация внешнеполитических взаимоотношений по принципу исключения военного насилия, или еще что-либо в этом роде, что могло бы максимально вывести граждан России из зон социально-политической напряженности, обусловленной наиболее агрессивными столкновениями этнокультурных интересов в мире. Как, например, в Швейцарии, граждан которой почему-то никто и не думает взрывать в других частях света».

В переводе на русский язык рецепт получения гарантий безопасности «а-ля Швейцария» методом «мирного диалога» и «оптимизации взаимоотношений» будет звучать так: «Прикинуться ветошью и не отсвечивать — авось не тронут!»

Честно говоря, рассчитывать на это мне представляется опрометчивой и трусливой политикой. К тому же, Швейцария не является оазисом, свободным от терроризма. Гражданка Швейцарии погибла во время парижских терактов. В 2011 году теракт произошёл в швейцарском центре ядерных исследований — взорвалось письмо, четыре человека было ранено. А в начале 2014 года полиция Швейцарии раскрыла у себя ячейку «Исламского государства», которая занималась перевозкой исламистов в Европу.

Так что предложение коллеги не только не отвечает критериям этичности и целесообразности, но еще и основано на недостоверной информации.

Субъект истории

А вот в разговор вступает Борис Вишневский из партии «Яблока»: «Надо бороться с терроризмом? Безусловно. Надо искать и карать террористов? Безусловно. Но в одиночку мы его не победим. Значит, надо перестать надувать щеки. Значит, надо присоединяться к международной коалиции 65 стран, борющихся с ИГ».

Спору нет, в компании союзников бороться с терроризмом легче. Однако невозможно не заметить один прискорбный факт — именно действия этой коалиции и привели к разгулу терроризма и возникновению ИГ. Именно этой коалиции» была адресована фраза Владимира Владимировича на 70-й Генассамблее ООН: «Вы хоть понимаете, чего натворили?»

Поэтому было бы логичнее, если бы не Россия присоединялась к коалиции, а коалиция — к России. По той простой причине, что стратегия России на данный момент эффективнее. К тому же есть серьезные сомнения в том, что это у них так случайно получилось. Есть мнение, что получилось очень даже нарочно.

Очень жаль, что Вишневский по фундаментальным мировоззренческим причинам способен рассматривать Россию лишь как «приложение» к Западу, а не как субъект истории и силу, способную принимать самостоятельные решения.

Путинская стабильность

И последний пункт наших разногласий — эстетический.

Тот же Борис Вишневский смакует путинские фразы, перекатывая их на языке: «Мы будем преследовать террористов везде. Значит, если, вы уж меня извините, в туалете поймаем, мы в сортире их замочим, в конце концов» — В. В. Путин, 1999 год. «Мы будем искать их везде, где бы они ни прятались. Мы их найдем в любой точке планеты и покараем» — В. В. Путин, 2015 год. Вам не кажется, что он начинает повторяться?»

Нам не кажется, Борис Лазаревич. Путин действительно повторяется — ведь обстоятельства тоже повторились. Путин демонстрирует нам стабильность и повторяемость своей реакции, и нам это нравится.

Путин — это весело не всем, а только ценителям. Хотите разнообразия и непредсказуемости — заведите страницу на сайте знакомств.

Политик — это инструмент народа. А инструмент должен быть стабилен. Только тогда им можно что-то делать. Тем более если необходимо с помощью инструмента защищаться. Стабильность — самое главное качество такого инструмента, как оружие. И когда я смотрю на фотографии трупов Басаева, Бараева, Масхадова и новых шайтанов, я вижу что результат — стабилен.

Стабильность и повторяемость — плохие качества в глазах стороннего зрителя, которому хочется разнообразия. Для человека же, который находится внутри ситуации, стабильность — это достоинство.

Подведем итог

Итак, на одной чаше весов — ответственность, стабильность, адекватность обстановке, субъектность, содержательность. На второй — символизм, зрелищность, театральность, объектность.

Эти наборы требований, предъявляемых к инструменту под названием «президент Российской Федерации», исчерпывающе говорят как о группах предъявителей, так и о том, что эти две разные группы могут и намерены сделать со страной. Один набор требований обеспечивает интересы людей, которые хотят что-то создать и защитить, а второй набор — интересы тех, кто хочет созданное звонко прогулять в Париже.

Важно понимать, что народ Беды и народ Праздника существуют не в параллельных вселенных, а в одной. Их Праздник и наша Беда — они не порознь и не сами по себе. Одни добывают себе Праздник из Беды других.

Что же касается автора GQ Александра Беленького и его любви к Хемингуэю, разрешите вспомнить одну старую эпиграмму:

От моды отставать не смея,
Дурак прочел Хемингуэя.
Но, к сожалению, друзья,
Не понял ни хемингуя.