пятница, 20 мая 2016 г.

Т. Воеводина. «ГЛЯДИТ В ЛАГУНУ СТАРЫЙ МОСТ» Парламент Венето против антироссийских санкций

рысь http://zavtra.ru/media/authors/voevodina-tat.jpg21.05.16.
domestic_lynx
Татьяна Воеводина
Окончила Московский институт иностранных языков по специальности «переводчик» и Московскую государственную юридическую академию со специализацией по гражданскому праву. Работала в Министерстве Внешней торговли, в Итальянско-российской торговой палате, в качестве представителя в Москве итальянской компании группы ФИАТ. С 1998 г. владелица и руководитель компании "Белый кот", специализирующейся на продаже изделий для экологически чистой уборки. Также  агробизнес в Сальском районе Ростовской области.

http://planeta-best.ru/wp-content/uploads/2015/09/%D0%98%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%8F-%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%82%D0%BE.jpg

Парламент итальянской области Венето, принял резолюцию, которая требует от Правительства Италии отмены антироссийских санкций и признания Крыма как одного из регионов России по результатам референдума, проведенного на полуострове в 2014 году.

За утверждение резолюции отдали свои голоса 27 депутатов из 37 голосовавших, ещё 1 воздержался, а 9 не поддержали идею большинства. Всего Совет Венето представлен 51 местным депутатом.

Стефано Вальдегамбери, один из членов парламента Венето, рассказал, что его соратники хотят сформировать полноценную коалицию против действующей политики Евросоюза, которая является абсурдной.

В политическом плане, подчеркнул депутат, Крым имеет полное право на самоопределение, и любое отрицание этого кем-либо является абсурдным. Депутаты отметили в резолюции, что Италия нуждается в срочной отмене антироссийских санкций, которые уже обошлись ей в €3,6 млрд.

Ранее Пронедра сообщали, что Украина попросила Венето не признавать Крым российским.

Такая вот пришла вчера информация.

И мне вспомнилось Венето, в котором я провела немало дней в далёких девяностых.

Конечно, демарш парламентариев ничего не значит, никто и не заблуждается. Но всё-таки маленький шажок в нашу пользу. Даже не шажок, а так – дружеский взмах руки; и на том спасибо.

Мотивы этого жеста понятны и прозрачны. С точки зрения, так сказать, исторического материализма – тут понятный экономический интерес. Можно сказать, жестокая заинтересованность тамошних производителей в сбыте. А у них не покупают. Я не столько даже об импортёрах, как просто о туристах, которые в прежние годы приезжали толпами и покупали всё подряд, не торгуясь. Надо-не надо – всё покупали. Я сама привозила наших продавщиц года три назад в поощрительную поездку именно в Венецию. Как они всё хватали!

Но жизнь не ограничивается историческим материализмом. Помимо этого нашим друзьям-венецианцам хочется показать фигу двум конторам, которые они традиционно терпеть не могут: Америке и центральному правительству, от которого они уж несколько лет норовят отделиться. Ну и плюс Брюссель, который они тоже не любят, потому что со вступлением в зону евро и отдачи европейской бюрократии доброго ломтя своего суверенитета не за понюшку табака – жить стало ощутимо хуже, беднее, труднее. В общем, надеялись купить, оплатив свободой, благосостояние, а получилось – ни свободы, ни достатка.

В Венето у меня поставщики бытовой техники. Это две конкурирующие меж собой фабрики, которые объединяет общий клиент в далёкой России, т.е. мы. Предыдущий абзац – это их взгляд на вещи. Не дословно, но близко. Венецианцы обожают поговорить о политике, о политической философии, в каждом итальянце есть частица Макиавелли.

С Венето я познакомилась очень давно. Я проработала почти шесть лет в компании, принадлежащей группе ФИАТ, офис которой был в далёкие 90-е годы в Падуе. Сейчас, сколь я осведомлена, компании этой давно нет. А тогда была неплохая инжиниринговая фирма, осуществившая несколько проектов в области переработки сельхзсырья и пищевой промышленности. Было это с 91-го по 96-й год.

Я работала в Москве, но часто приезжала в Падую. Нередко привозила каких-нибудь крупных российских деятелей, от которых что-то зависело и которых надо было развлекать и оказывать почтение. Был там, помню, симпатичнейший и очень знающий старичок-министр сельского хозяйства Белоруссии Мирочицкий (вряд ли он жив сейчас), и курьёзная личность – губернатор Тульской области, мужчина грандиозных габаритов (как и его супруга) Севрюгин. Мирочицкий был уходящей натурой – советской. Севрюгин - тип отвязного постсоветского воротилы эпохи Дерибана, как выразительно называют это время наши украинские братья. Впрочем, Севрюгина в итоге посадили, и он, кажется, окончил свои дни в узилище. Царствие ему небесное.

Помню, как-то раз мне нужно было развлекать в Венеции целое воскресенье каких-то деятелей. Я узнала, какая там температура, оказалось что-то вроде плюс пяти. Ну я и оделась на +5. И навсегда запомнила, что при тамошних плюс пяти, вблизи воды, с высокой влажностью и пронизывающим ветром – надо одеваться как у нас на минус десять. Потом мои деятели признались: им тоже было страшно холодно, но они стеснялись признаться. Но больше мне никогда этот опыт не пригодился. Разве что с моими продавщицами в мае месяце мы вымокли до нитки и промёрзли.

Естественно, туризм в моей работе был делом второстепенным (хотя и важным). Были там и бесконечные обсуждения, согласования, хотя, конечно, главные вопросы решались в России. У меня часто спрашивают, коррумпировали ли мы российских начальников. Ответ: да. К моменту Великой Августовской капиталистической революции наши начальники были вполне готовы. Им открывались счета в западных банках, клались деньги. Надо сказать, что большого успеха это итальянской компании не принесло, но, наверное, давали не тем и не столько. Я лично этим не занималась. Впрочем, тогда вообще с промышленной деятельностью было плохо. Было даже специальное распоряжение Гайдара: ничего промышленного не строить, только при необходимости латать и реконструировать. Но мы всё-таки построили! И это было настоящее чудо.

Впрочем, я отвлеклась от Венето.

Офис нашей компании помещался в офисной высотке с зеркальными боками, казавшейся мне тогда чем-то модным и шибко корпоративным. В Москве таких офисных зданий не было и в помине. Вообще, сегодня трудно представить себе ту замызганную, очень провинциальную Москву, какой она была на рубеже 80-х и 90-х. Помню, помимо офиса было физически негде встретиться по делу. Кафе, рестораны были, но их не хватало, да и качество только начало так-сяк складываться. Так что я была в восторге от весьма рядового делового центра. Мне тогда казалась страшно привлекательной административно-деловая карьера, я примеряла на себя роль топ-менеджера и зеркальная высотка виделась мне чуть не лестницей в небеса.

Я со всеми перезнакомилась, итальянцы, в самом деле, очень простые и общительные ребята – это общее место, но при этом чистая правда. Персонал компании был сравнительно молодой – вокруг тридцати. Меня стали звать домой, знакомить со своими домочадцами, приглашали на воскресные прогулки – в общем, было хорошо. Потом, когда дела компании пошли неважно, стали меняться начальники – эта атмосфера ушла. А потом ушли и меня.

У меня завелась приятельница – такая Бертилла. Это редкое имя, и чисто местное. Там есть такая местная святая – Бертилла. Моя Бертилла жила прямо напротив храма той святой; там же она и родилась. Итальянцы не то, чтоб часто, но случается, что живут прямо там, где родились (дом всё-таки чаще всего меняют). Они не любят уезжать, а эмиграция для большинства – несчастье. Может быть, оттуда во мне сидит подсознательное убеждение: уехать на жительство за границу – признак неудачничества. Эмигрант – это лузер. Я понимаю, что это не всегда так и даже часто наоборот, но – ощущение такое есть.

Вот с этой Бертиллой мы как-то быстро подружились, она показала мне то, что трудно увидеть просто так – фабрики Венето. Мы с нею и с её мужем даже одно время пытались замутить собственный бизнес. Ничего более остроумного, чем продавать какие-нибудь местные изделия в России в голову не приходило: тогда все так делали. Но большого успеха мы не имели. У Бертиллы был брат, самый удачливый в семье: у него была фабричонка по производству дверей. И он знал всю тамошнюю деловую общественность, мог нас представить таким же, как он, владельцам фабрик. Мы объезжали эти фабричонки, похожие на сделанные из Лего, и смотрели, щупали, прикидывали, даже не понимая, что именно мы ищем: то ли обувь, то ли бытовую технику, то ли ужасно красивые чугунные печки-буржуйки, входившие тогда в моду.

Мой тогдашний либерализм - а я была в те времена истая либералка, прилежная читательница фон Хайека и прочих подобных беспочвенных фантазёров – имеет истоком, как я теперь понимаю, то время и место.

Венето – это область мелкой промышленности (тогда так было). Больших предприятий там нет – они на северо-западе. Венецианские предприниматели – простые, свойские ребята, выдумщики, балагуры. И именно эти свойства помогают им выживать в конкурентном море и иногда сделать фортуну, как они говорят. Их сила именно в выдумке, в дизайне, в готовности перестраиваться. Тогда не так давил Китай, который мгновенно копирует любую находку, и они чувствовали себе более-менее уверенно. Я бывала в ювелирных слободках, в кожевенной деревне, над которой стоял довольно отвратительный смрад (думаю теперь уж не стоит, а кожевенное производство, довольно грязное, ведут в Китае), в бесчисленных обувных мастерских. Швейных фабрик там как-то нет: шьют (вернее, шили) надомницы, но видела склады, где мы отбирали образцы. Познакомилась с семьёй, которая шьёт женские блузки: я долго-долго носила купленную там по низкой фабричной цене блузку. У них пять дочек всех возрастов – от пяти до, кажется, двадцати. И хозяйка со всем управляется. Девчонки тоже участвуют в семейном бизнесе.

Весь этот дух мелкого бизнеса, фабричонок с десятком работников, гибких, креативных (тогда, кажется, не было такого слова) – меня просто завораживал. Придумал - и тут же осуществил. Получилось – заработал. Нет – не унывай, начни с начала. Главное – экономическая свобода. Тогда ещё, помнится, носились с цитатой из Монтескье, что якобы поля родят не в соответствии с из плодородием, а в соответствии с их свободой. Крепкий речекряк. Но я во всё это неколебимо верила.

Тут, конечно, надо учитывать, откуда я приехала – из СССР с его жесткой регламентацией, с железобетонной экономикой, с полной невозможностью вот так захотеть – и что-то сделать. Вступить в игру – и выиграть. В советской экономике ты должен был ходить, словно шахматная фигура, по заранее предписанному алгоритму, а тут, в Венето, я видела, что есть иная жизнь, жизнь как приключение. Жизнь как собственное произведение. И люди такие творческие, такие чУдные штучки они выдумывают и создают!

«Вот завести такое у нас – и дело пойдёт!» - думала я. Главное – это «самостоянье человека, залог величия его». Есть оно – и работа кипит. А у нас тупые коммуняки давили народную инициативу – ну и получалось сплошное уродство. Так я думала в полном соответствии с духом времени. И очень многие так же думали. Потому что слаб человек и всегда выбирает простые мысли и элементарные объяснения.

«Ну да ничего, - ободряла я себя. – Теперь дело наладится. Госплана больше нет, райкомы разогнали: расцветёт народная инициатива. Если бы тогда мне сказали, что не наладится, а совсем наоборот, я бы премного озадачилась и изумилась. Счастье казалось возможным и близким. И элементарно достижимым. Самое смешное, что крепко веря в блага свободной экономики, я кое-чего в ней добилась. Притом с нуля. Так что вера – подлинно великая вещь. И вполне возможно, в моём скромном деловом успехе мне, даже не подозревая о том, помогли те далёкие весёлые, белозубые, балагуры-придумщики – владельцы мелких фабричонок области Венето. Они смогли, а я чем хуже? С этой простой мысли нередко начинаются большие дела.

И мне хочется сегодня «через годы, через расстоянья» послать привет всем венецианцам, которые сыграли в моей судьбе роль, которую я осознала только сейчас.

Великая страна – Венето. Люди, бежавшие от опасностей на болото, построившие город на воде – это великие люди. Когда-то на рубеже XVI-XVII века был такой экономический мыслитель Антонио Серра. Он всё старался понять, почему Венеция, у которой и земли-то нет, - богатая, а его родной Неаполь, наделённый всеми природными благами – бедный. Очень ему обидно было.

И он, как и все те, кого впоследствии прозвали меркантилистами, считал, что всё дело – в людях, в населении. Там, где население трудолюбивое, изобретательное – там и дело спорится. И ещё он заметил, что главное богатство даёт обрабатывающая промышленность – в те времена ремесленная, мануфактурная. А народ, живущий от земли, прочного достатка не достигнет. Правительство, считал он, должно заботиться о развитии ремёсел, не устраняться от этого дела, и всячески поощрять экспорт. Такие вот мысли – на все времена.

Чудо Венеции ещё и в том, что она, будучи торговым городом-государством, одновременно была и центром ремёсел, производства. Знаменитый социолог А.Дугин считает, что есть некая базовая дихотомия, две взаимоисключающие жизненные роли: Рим и Карфаген. Рим – производство, Карфаген – торговля. А вот Венеция в свои лучшие времена гармонично объединяла то и другое. Любопытно, что и в конце ХХ века мои знакомые венецианцы счастливо объединяли торговые и производственные таланты. К сожалению, глобализация разрушительно проутюжила этот край. От знаменитого Муранского стекла осталось хорошо, если 10%.

Мои венецианские грёзы о русском производственном капитализме, о малых предприятиях, созидательной частной инициативе и всём прочем – не сбылись. И не только по причине продажных чиновников, грабительской приватизации, пьяницы Ельцина, пятой колонны и происков американского империализма. Всё это так, но есть и менее заметные и более глубокие причины. Они в том самом населении, в народе, о котором любили рассуждать меркантилисты.

Каждому народу, как и каждому человеку, надо развивать свои сильные стороны и организовывать народный труд по-своему, в соответствии со своим характером и этими самыми сильными сторонами. И слабые, естественно, надо учитывать. Почему у кого-то что-то получается, а у другого – нет? А Бог весть… Почему в Италии никак не получается преодолеть отсталость Юга? Почему в левой части голенища итальянского сапога удаётся крупная промышленность, а в правой – мелкая? Ответить на этот вопрос так же трудно, как понять, почему Толстой писал толстенные романы, а Чехову удавались короткие рассказы. Пытаться копировать чужую жизнь и чужую судьбу – дело провальное.

А вот сотрудничать и понемногу учиться друг у друга – наоборот, очень полезное дело. Хорошо, что венецианцы хотят с нами сотрудничать. Впрочем, в этом я никогда не сомневалась: я же их знаю. Спасибо им. И личное, и общественное спасибо.

Комментариев нет:

Отправить комментарий