Р. Ищенко. Если завтра война?

30.11.15  
Ростислав Ищенко  
Обозреватель МИА "Россия сегодня"
КОНТ 



Когда в далеком детстве я служил срочную службу в РВСН СССР, на предшественнике «Тополей» и «Ярсов» передвижном ракетном комплексе средней дальности РСД-10 «Пионер» (SS-20, по классификации НАТО), у нас было три вида боевой готовности:

• «постоянная», когда дежурные расчеты находятся в казармах, в двадцатиминутной готовности к выходу в полевой район;
  
• «военная опасность», когда дежурные расчеты находятся на стационарной позиции, непосредственно в технике, в немедленной готовности к выходу в полевой район;
  
• «полная», когда полк скрытно разворачивался в полевом районе, что увеличивало его шансы уцелеть после первого удара противника.
  

При этом, запустить свои ракеты полк успевал в любом случае, поскольку установки стартовых дивизионов (независимо от места расположения и уровня боевой готовности) находились в постоянной готовности к пуску, который по нормативам осуществлялся в течение 2-х минут (подлетное время «Першингов» и «Томагавков» составляло 5-6 минут), а в реальности подготовленным расчетам хватало и 40 секунд.

То есть, повышение уровня боевой готовности производилось не для того, чтобы успеть ответить (успевали в любом случае), а чтобы повысить шансы собственных подразделений уцелеть, заранее развернув их в боевые порядки. Напомню, одной из основных причин (хоть и не единственной) советских поражений лета 1941 года было то, что враг упредил советское командование с оперативным развертыванием. Результат – проигранные приграничные сражения, потеря тысяч единиц техники (не уступавшей германской по качеству и превосходившей по количеству), а также практически всего кадрового состава РККА и отступление на тысячи километров вглубь территории.

Армия и страна должны быть готовы к войне даже в тот момент, когда вроде бы и воевать не с кем. Тем более, необходимо быть готовыми, когда гибридная война с геополитическим противником идет не один год и в любой момент может вспыхнуть горячий конфликт сразу с несколькими соседями, которых заботливо подталкивает к войне с нами тот самый геополитический противник.

Мне уже доводилось писать, что все конфликты, в которых сегодня, в той или иной форме, участвует Россия взаимосвязаны. До сих пор фронты интенсифицировались по-очереди: Грузия, Сирия, Украина, опять Сирия. Но сейчас мы подошли к ситуации коренного перелома.

Турция, сбив российский бомбардировщик в небе Сирии оказалась в стратегической ловушке. Если она принимает сложившееся положение вещей, с закрытым для нее сирийским небом и закрывающейся границей, то режим Эрдогана проигрывает начатую им десятилетие назад геополитическую игру. Анкара, претендовавшая на первую роль на Ближнем Востоке и едва ли не на воссоздание (в новом формате Османской империи) теряет даже статус региональной державы.

При этом надо понимать, что у Эрдогана крайне сложная внутриполитическая ситуация. Его, мягко говоря, не любит значительная часть турецкой элиты. Насколько проведенные им чистки в армии обезопасили его от традиционных турецких неожиданностей с военными тоже не ясно. Во всяком случае, военным не нужен слабый (проигравший) лидер. Между тем проигравших политическую борьбу политиков в Турции вешали еще в семидесятые годы. И куда менее запачканных кровью, чем Эрдоган.

Концентрация турецких войск на сирийской границе (пусть и под благовидным предлогом борьбы с ИГИЛ по просьбе США), в условиях конфронтации с Россией, создает условия для внезапной эскалации (которая может быть даже случайной, а может маскироваться под случайную). Во всяком случае, для Эрдогана сейчас война – выход более предпочтительный, чем отступление под российским давлением. Это даже без учета курдского фактора, являющегося для Турции дополнительным раздражителем.

В войне он может рассчитывать на скрытую (и не очень) поддержку США, Саудовской Аравии и Катара. Война дает ему возможность не маскировать союз с ИГИЛ. Он может попытаться стимулировать разморозку конфликта в Нагорном Карабахе и в принципе сыграть на дестабилизацию Кавказа.

Конечно, война стимулирует и консолидацию российско-сирийско-иранского союза и, возможно, даже формализацию отношений с курдами. Но, с другой стороны, она потребует определенности и от НАТО. Да, Греция всю жизнь мечтала воевать с Турцией, а не с Россией. Да, на Балканах в принципе сильны пророссийские настроения и, с учетом всего этого НАТО не может выступить на стороне Турции. Но и промолчать, в случае военного конфликта члена НАТО с Россией, против которой блок всегда был направлен, НАТО не сможет (тогда Альянс потеряет смысл существования). Компромиссным вариантом могут быть попытки миротворчества от имени ЕС и НАТО, под угрозой усиления санкций и даже оказания Турции военно-технической помощи (без вступления в прямые военные действия на ее стороне).

Запад (США и ЕС) получат идеальную возможность в ходе посредничества при переговорах отыграть на Ближнем Востоке позиции, утраченные за время бесплодных попыток убрать Асада военным путем.

Понятно, что если на Кавказе политики достаточно осторожны и в открытый конфликт с Россией из-за Турции поостерегутся ввязываться даже под гарантии США (там хорошо знают цену этим гарантиям), то у украинских руководителей ситуация еще хуже, чем у Эрдогана. Минский процесс уже привел к изоляции Украины со стороны ведущих стран ЕС, к потере ею финансовой поддержки Запада, без которой страна не может прожить и года. Примороженный конфликт в Донбассе на фоне полного развала экономики и обнищания широких масс сделал Порошенко, правительство Яценюка и даже Раду, состоящую на треть из «героев майдана» и «героев АТО» ненавистными не только для нацистских боевиков (всегда считавших, что свержение Януковича – лишь первый этап их нацистской революции), но и для либерально-евроинтеграционной массы «креативных» хомячков майдана, уже готовых слиться в экстазе с нацистами в мятеже против Порошенко, как они совсем недавно сливались с ними в мятеже против Януковича.

Конечно, такой мятеж добьет Украину. Но Порошенко-Яценюку от этого не легче, поскольку в первую очередь он добьет их. Единственный способ отодвинуть опасность мятежа – интенсифицировать боевые действия в Донбассе. Фактически разорвать минское перемирие и начать новую войну.

До сих пор Киев сдерживала только опасность моментального военного поражения, при полном равнодушии Запада (Париж и Берлин совершенно явственно выступали против нарушения Минских соглашений). Но, если вступить в конфликт одновременно с Турцией, в качестве военного союзника Эрдогана, то можно рассчитывать, что растянутые на все фронты российские силы добьют Украину недостаточно быстро. Тем более, что Россия может далеко не сразу перевести гражданскую войну на Украине в формат межгосударственного конфликта, а ополчение Донбасса на глубокий прорыв к Киеву не способно из-за достаточной численности. Киев может рассчитывать стать, наряду с Турцией, объектом евро-американского миротворчества. В конце концов, о планах Москвы в Анкаре и в Киеве могут только догадываться, а вот в том, что проигрывающий вместе с ними Вашингтон благословит любую провокацию против России они уверенны и попытаются использовать данный фактор в своих интересах.

В ходе нового этапа войны в Донбассе Порошенко попытается утилизировать еще часть нацистских формирований и максимально ослабить остальные. Затем, в ходе западного миротворчества обменять часть территорий (пусть даже не две, а три или пять областей), на мир, гарантированный НАТО. Это его давняя мечта. Причем НАТОвские миротворцы уже нужны ему и будут нужны не для нападения на утраченные территории (НАТО не будет из-за него воевать с Россией), а для охраны власти от украинских нацистов, для разоружения их бандформирований и стабилизации режима.

В связи с этим одновременное или близкое по времени выступление Турции и Украины в виде ряда нарастающих провокаций, быстро переходящих в открытые боевые действия, не просто весьма вероятно, а является едва ли не единственным способом политического выживания режимов и физического выживания их лидеров.

Заметим, что для России активизация Украины будет означать угрозу тыловым коммуникациям, обеспечивающим не только связь с контингентом в Сирии, но и развертывание против Турции (в том числе и с целью защиты Кавказа). Серьезные силы, в том числе силы флота окажутся связанными охраной Крыма и обеспечением коммуникаций с Приднестровьем, на случай, если Киев решит активизироваться и на этом направлении (чтобы втянуть в конфликт Молдавию, а через нее и Румынию – еще одну страну НАТО).

Отсюда следствие – необходимо быть готовыми к новой войне в Донбассе, которая будет происходить в условиях открытия второго фронта Турцией или, по крайней мере, наличия постоянной угрозы от развернутых на границе с Сирией турецких группировок.

Ну а война, тем более война с несколькими противниками, в сложнейших геополитических условиях, требует безусловного единоначалия. До сих пор, единоначалие в Донбассе обеспечивалась тем, что разные российские ведомства, курировавшие происходящие там процессы, через своих руководителей замыкались на президента. Путин получал доклады по линии политической вертикали, вертикали безопасности, вертикали разведки, армейской вертикали, вертикали МЧС, а также от МИД и т.д. и, при необходимости, координировал их действия.

Переход российского участия в сирийском кризисе из политической в военную фазу, безусловно, потребовал дополнительного внимания президента, но, все же, операция в Сирии проводилась в формате Минобороны и Генштаба, то есть не выходила за рамки обычной координации.

Если эти два конфликта перейдут в фазу открытой войны с участием России (пока что это формально гражданские конфликты), да еще с опасностью вовлечения новых государств (как на одной, так и на другой стороне), а также с резким усилением военно-политической и дипломатической активности Запада, от президента потребуется новый уровень координации. Он будет слишком полно задействован в оперативную геополитическую игру, чтобы оперативно решать вопросы координации действий различных ведомств на узких участках. В том же Донбассе и в той же Сирии (где резко возрастет число задействованных российских ведомств, а сама операция потеряет преимущественно военный характер, за счет резкого усиления ее политико-дипломатической составляющей).

В этих условиях возникает необходимость создания промежуточного уровня координации. Когда в Донбассе, Сирии (а также в любом другом месте, где возникнет новый кризис с российским участием) координация действий разных ведомств понизится на один уровень (от президентского). Если приводить пример, то это что-то вроде представителей Ставки на фронтах Великой Отечественной. Они координировали действия нескольких фронтов, задействованных в зачатую параллельно идущих операциях, а уже их действия координировались Верховным Главнокомандующим.

Разница лишь в том, что сейчас главные усилия сосредоточены на политических фронтах. Война-то гибридная, с главным противником мы до сих пор «партнеры». Следовательно и координация важна в первую очередь политическая.

В частности, понятно, что если Украина и Турция выступят одновременно или почти одновременно, то наша главная задача будет заключаться в ликвидации эвентуальной угрозы глубокому тылу со стороны Украины. Учитывая же опасность небескорыстного западного миротворчества, ликвидировать украинскую опасность в военном отношении необходимо в считанные дни, максимум недели. Грубо говоря, не так уж важно какие опознавательные знаки будут на солдатах, вошедших во Львов (даже, если этих знаков вообще не будет – что с ополченцев возьмешь). Главное, чтобы они туда вошли.

А вот процесс политического урегулирования (после военной фазы) будет долгим и растянется (как я об этом писал еще в 2014) не на один год. Достаточно посмотреть с каким трудом за два года удалось привести Донбасс в состояние хотя бы приближенное к нормальному. А тут речь пойдет обо всей Украине, к тому же набитой бандитами и оружием под завязку и с далеко не дружественным населением, компактно проживающим на значительных территориях.

Причем сейчас поздно спорить нужна нам Галиция или не нужна – нам надо обезопасить тыл сирийской операции от украинской власти, которой война нужна как воздух (в условиях, когда крайне высока опасность выступления Турции). А сидя на любом клочке оставшейся украинской территории нынешняя власть будет претендовать на право представлять всю Украину (даже на Крым).

Вооруженные силы могут только быстро разгромить армию. Далее, не предвосхищая результаты окончательного политического урегулирования, необходимо создавать администрацию (можно в виде нескольких, связанных в слабую конфедерацию народных республик, можно в виде единого центрального временного правительства, можно в виде нескольких, не связанных друг с другом региональных администраций). Не желательно иметь там только оккупационную российскую администрацию, поскольку венские и женевские конвенции предписывают, что ответственность за население оккупированной территории несет оккупирующее государство, а это такая прорва, что проще воевать сразу с Турцией, Саудовской Аравией и половиной Европы, чем содержать одну Украину.

Тем не менее, поскольку только самые наивные из бывших украинских руководителей предполагают, что Россия освободит Украину, чтобы они могли как раньше ею управлять, на деле же украинские элиты продемонстрировали полную неспособность к самостоятельной работе, контроль над территорией необходимо сохранить независимо от формально легализованной там системы управления. Поскольку есть опыт Донбасса (управление посредством местных представителей, из которых не спеша, методом проб и ошибок, формируется новая лояльная, адекватная задачам и способная реагировать на быстро меняющуюся обстановку элита), проще всего перенести его на всю Украину.

Резкое разрастание геополитических задач требует неформальной политической централизации управления подконтрольными территориями. Приближенно, они должны управляться по формату федерального округа. И отрабатывать эту схему стоит уже сейчас на опыте двух республик, поскольку завтра политические штабы придется разворачивать уже с колес, в неотработанной структуре и в необеспеченном необходимыми ресурсами формате.

Поскольку же украинский кризис далеко не последний, где после военного урегулирования придется применять неформальные схемы политического контроля, отработка на нем «пилотного проекта» может значительно облегчить жизнь в дальнейшем. В конце концов, сработанному штабу армии или фронта все равно Берлин брать или Харбин – ему надо только выделить войска и нарезать задачи.

Ростислав Ищенко, обозреватель МИА «Россия сегодня»