Д. Евстафьев. Что означает коридор «Север-Юг» для Евразийского союза?

02.09.16
Дмитрий Евстафьев


Тегеран - столица Исламской Республики Иран. Фото: wallpaperscraft.com

Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев - о том, как ставка Москвы на развитие коридора «Север-Юг» в сотрудничестве с Ираном и Азербайджаном отразится на отношениях с Китаем и партнерами по Евразийскому союзу. Почему проект «пояса индустриализации» вдоль коридора «Север-Юг» реализуется вне контекста ЕАЭС?

Встреча «двадцатки» в Ханчжоу 4-5 сентября является важным событием, поскольку происходит в момент, когда мировая экономика, продолжая находиться в пограничном, предкризисном состоянии, вступает в этап реальной перестройки системы глобальных хозяйственных связей в ключевых регионах мира.

Россия пришла к важному «промежуточному финишу», имея в активе начало практической реализации логистического коридора «Север-Юг». Этот проект обсуждался с середины 1990-х гг., однако только теперь он становится геополитической реальностью. Одним из стратегических привлекательных аспектов нового проекта является то, что собственно логистический коридор дополняется концепцией «пояса индустриализации», а также гарантируется российскими силовыми возможностями.

Военно-силовой компонент, увы, теперь является принципиальным в контексте обсуждения проблем в мировой экономике: военно-политическая нестабильность в ключевых регионах мира приобрела застойный характер, причем масштаб «зон нестабильности» существенно расширился.

На саммите в Ханчжоу (как минимум, на его «полях») будет – особенно с учетом места проведения – сделана «заявка» на образ новой экономики. И проект «Север-Юг» вполне вписывается в логику развития.

Вероятно, мы действительно сталкиваемся с ситуацией, когда кризис создает новые беспрецедентные возможности для развития тем странам, которые готовы рисковать и способны к комплексному подходу к возникающим ситуациям. Ведь строительство коридора «Север-Юг», особенно если логистическая составляющая будет наполняться проектами в сфере «новой индустриализации», невозможно только в рамках классического «макроэкономического» подхода. Необходимо учитывать и военно-силовые факторы, и политические аспекты, и социальные вопросы.

Отметим два момента. С одной стороны, страны-участники проекта «коридора» (Россия, Иран, Азербайджан) набрали тот опыт внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности, при котором становятся возможными долгосрочные геоэкономические компромиссы, когда можно пожертвовать частью сиюминутных дивидендов ради стратегической перспективы.

С другой стороны, в мировой экономике возникла реальная возможность изменения системы «распределения ролей», не слишком выгодной для стран-участниц проекта, особенно в условиях долговременного падения цен на сырье.

С точки зрения действий России, стоит обратить внимание на три обстоятельства:

Первое. Коридор «Север-Юг» – это первый крупный геоэкономический проект России с элементами индустриализации за последнее время. 

Все остальные крупные транснациональные проекты в основном лежали в сфере экспорта углеводородов. Россия впервые обозначает свое присутствие на мировом рынке в качестве интегратора крупных проектов по модели «второй индустриализации». Насколько успешным будет этот опыт – покажет только время, однако, очевидно, что Москва воспринимает возникающую ситуацию в качестве основы для трансформации ситуативного, по сути, импортозамещения, в нечто большее, – в управляемое создание для российской промышленности устойчивых внешних рынков сбыта именно промышленной продукции.  

Второе. Коридор «Север-Юг» – это первый крупный экономический проект России, реализующийся не в традиционных «западном» (ЕС) или «восточном» (Китай) направлениях. 

Новый проект ломает традиционный дуализм российской геоэкономики, делая ее в перспективе более гибкой. Важно и то, что коридор «Север-Юг» является конкурентным для проекта «Великий Шелковый путь», прежде всего, с точки зрения построения моделей совместной хозяйственной деятельности, но также и с точки зрения организации маршрутов транспортировки грузов, что существенным образом оздоровит конкурентную среду.

Третье. Проект «пояса индустриализации» вдоль коридора «Север-Юг» реализуется вне контекста ЕАЭС и системы многосторонних экономических договоренностей постсоветского пространства. 

Россия начинает выстраивать параллельную экономическую инфраструктуру, ориентируясь на выход к ключевым глобальным центрам экономического роста, обойдя в процессе обсуждения проекта даже такого близкого союзника, как Казахстан. Едва ли можно говорить, что Россия отворачивается от ЕАЭС. Но надо быть крайне наивным, чтобы не видеть, что Россия разочарована итогами деятельности, прежде всего, неспособностью выйти за традиционные рамки «зоны свободной торговли».

Хотя и Москва несет существенную долю ответственности за отставание в промышленной и логистической составляющей в развитии ЕАЭС: слишком много сил ушло на дискуссии о «санкционной контрабанде». Но ситуация очевидна: ЕАЭС оказался пока вне глобального геоэкономического «мейнстрима».

В стратегическом плане договоренности по линии Россия-Иран-Азербайджан с возможным присоединением к ним Индии, куда в ближайшее время планируется визит Владимира Путина, говорят об осознании российским руководством реальных, а не идеологически мотивированных принципов многополярного мира. Многополярный мир, – это, в конечном счете, не только относительное и абсолютное ослабление США, это – формирование новых глобально значимых экономических систем.


Встреча Президента Ирана Хасана Рухани, Президента Азербайджана Ильхама Алиева и Президента России Владимира Путина. Баку, 8 августа 2016 г. Источник: kremlin.ru. 

Такой подход во многом соответствует тому духу технократического прагматизма, который начинает господствовать в современных российских верхах и который странам постсоветского пространства важно воспринять в качестве долгосрочного «сигнал» о том, как Москва видит модель внешнеэкономического взаимодействия в дальнейшем.

Модель коридора «Север-Юг» говорит и о признании Москвой тупиковости дальнейшей эксплуатации рентных экономических моделей, как сырьевых, так и логистических, когда доход получается за счет транзита чужих грузов в третьи страны. Понятно, что пока проект находится только в начальной фазе реализации, но тенденцию он, безусловно, отражает.

Проект коридора «Север-Юг», безусловно, отражает современные геополитические реалии. Реалии уже не предкризисного мира, а кризисного. Его особенностью является комплексный подход, в рамках которого происходит взаимодействие на политическом, военно-политическом и экономическом уровне. Вырабатываются и новые, более гибкие формы институционализации процессов и договоренностей, которые, порой, совершенно не вписываются в традиционные модели взаимодействия. Ключевым является признание неразделимости в современном мире политических и экономических факторов.

Проблема заключается и в стремлении ряда стран Новой Евразии жестко разделять политическое, военно-политическое взаимодействие и получение экономических дивидендов.

Такой подход был концептуально верен в предыдущую историческую (и экономическую, что немаловажно) эпоху и принес ряду стран (прежде всего, Беларуси, но также и Казахстану) значимые дивиденды, в том числе с точки зрения сохранения экономической стабильности и относительно высоких темпов экономического роста.

Однако сейчас такой подход может оказаться устаревшим, ограничивающим возможности геоэкономического маневра. В конечном счете, только после того, как реальностью – хоть и не беспроблемной – стало политическое и военно-политическое взаимодействие России и Ирана, транспортный коридор «Север-Юг» начал обретать практические контуры. И это обстоятельство должно стать не только предметом для анализа и критического осмысления, но и стимулом к дискуссии в рамках ЕАЭС о принципах развития.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ