09.01.16 Ростислав Ищенко
Обозреватель МИА "Россия сегодня"
КОНТ
Среди политически активных граждан Российской Федерации распространен миф об отсутствии в России какой бы то ни было идеологии. Одновременно, сторонники данного мифа считают, что именно наличие идеологии могло бы решить все проблемы России.
И одно, и второе является глубоким заблуждением. Если я стану утверждать, что именно идеологизированность стала одной из существенных причин распада СССР, у меня найдется множество оппонентов. Впрочем, ниже я попробую обосновать данный тезис. Однако, вряд ли кто-то будет оспаривать утверждение, что именно принятие де-факто, в качестве государственной, идеологии агрессивного русофобского национализма (фактически нацизма) стала едва ли ни главной проблемой гибели агонизирующей на наших глазах украинской государственности.
Так что наличие государственной идеологии, как минимум, не всегда работает в позитив. Более того, наличие «единственно верного учения» резко ослабляет внутриполитическую консолидацию общества.
Вспомним СССР, к развалу которого приложили руку не только и даже не столько либералы-западники, но и православные монархисты, славянофилы, почвенники, националисты разных мастей и даже разного рода марксистские течения, альтернативные господствовавшей доктрине ленинизма. Даже собственно коммунисты-ленинцы (разлива второй половины 80-х годов ХХ века), боровшиеся за возвращение к «ленинским нормам партийной жизни» внесли свою лепту в снижение жизнеспособности режима. А кто был их главным врагом? Их врагом была государственная идеология. Они боролись против 6-й статьи конституции, закреплявшей монопольное право на власть за КПСС, а по факту за ее руководящими органами, которые как раз и определяли в какую сторону колеблется курс партии. Уже в начале 90-х представители разных оппозиционных течений с оружием в руках сражались друг с другом по всему СССР, но до 14 марта 1990 года они были едины, у них был общий враг – КПСС и общая цель – разрушение ее монополии на власть. Получается, что сам факт наличия государственной идеологии лишал исповедовавшую эту идеологию партию потенциальных союзников и толкал все политические активные некоммунистические (а частью и коммунистические) элементы в ряды ее противников.
Тот, кто уже не помнит СССР может взглянуть на современную Украину. Несмотря на то, что ее конституция содержит аналогичный российскому запрет на государственную идеологию, как уже было сказано выше, де-факто нацизм стал государственной идеологией Украины. И что мы видим? Если не считать фэйковые партийные объединения политиков-коллаборантов, готовых служить любому режиму (от крайне правого, до крайне левого) лишь бы сохранить доступ к власти и возможность использовать эту власть для личного обогащения, все, без исключения, реальные политические силы (от умеренных националистов, до коммунистов, от сторонников нейтральной Украины, до поборников российской имперской идеи) объединяются против этого режима. Православные монархисты почем зря клеймят в интернете коммунистов, которые платят им взаимностью, но самым страшным обвинением, бросаемым ими в адрес друг друга является пособничество киевской власти (осознанное или неосознанное).
В Москве есть группа идеологических украинцев (не путать с Комитетом спасения Украины, члены которого хотят занять место хунты у корыта), требующих от России не просто прогнать хунту но и восстановить самостоятельное украинское государство, в котором, как они уверенны будет жить украинский народ (к которому они причисляют не только себя, но и миллионы русских людей, которых они почему-то считают украинцами). Эта группа ведет жестокие информационные сражения с малороссами, считающими себя частью триединого русского народа и не желающими даже обсуждать возможность сохранения не то что украинского государства, но даже термина Украина, в качестве административного названия некоей территории. Но и те, и другие бежали от хунты и выступают против украинского нацизма. Между тем, идеологи дружественного по отношению к России украинства близки по своим взглядам к умеренным украинским националистам и в большинстве своем состояли в рядах сторонников майдана, если не второго, то, как минимум первого. То есть, если бы их взгляды не ограничивались радикальной государственной идеологией, они бы сейчас выступали с вполне прозападных позиций, как делали это еще пять лет назад.
Государственная идеология создает монополию на власть носителей этой идеологии. Следовательно, с одной стороны, она отталкивает в оппозицию весь политически активный элемент, придерживающийся иных взглядов. С другой, стимулирует проникновение в ряды правящей элиты людей беспринципных, готовых присягнуть чуждым им идеям только ради сохранения или приобретения власти, рассматриваемой ими как средство приобретения материальных благ за счет страны и народа.
Такими оказались многие высокопоставленные советские коммунисты, которые вместо защиты идеалов своей партии с удовольствием бросились приватизировать в свою пользу все, до чего дотягивались руки (от райкомовских зданий, до союзных республик). Точно так же сейчас на Украине Порошенко, Яценюк и большая часть депутатов парламента (в том числе бывших регионалов), для которых, что Бандера, что Мао Цзедун – разницы никакой, спокойно уже полтора года обеспечивают легитимацию нацистского режима в Киеве, в обмен на возможность неограниченного грабежа остатков страны.
Очень быстро верность «правильным» идеям (которые к тому же постоянно корректируются) становится важнее профессионализма. Таким образом, идеологизация государства запускает негативный политический отбор, неизбежно ведущий к гибели идеологизированного государства за счет вырождения класса управленцев.
Обращаю внимание, что я говорю о негативном влиянии на общество не идеологии вообще, а именно государственной идеологии. Ведь на самом деле российское общество отнюдь не деидеологизированно. Даже в парламенте представлены условные левые радикалы (КПРФ), умеренные левые или левоцентристы (социал-демократическая «Справедливая Россия»), консервативно-бюрократическая право-центристская «Единая Россия» и условно право-радикальная ЛДПР. Понятно, что говорить об идеологии именно этих политических образований можно с изрядной долей условности. И в ЛДПР практически ничего нет ни от либерализма, ни от демократии, и КПРФ, позиционирующая себя как наследница ленинских идей и одновременно заседающая в буржуазном парламенте (что Ленин считал невозможным) выглядит не совсем логично. Тем не менее, вряд ли кто-то усомнится в том, что идеологически Жириновский и Зюганов различаются, а их партии различаются еще сильнее, чем лидеры.
Если же говорить о непарламентских силах, то представлен весь идеологический спектр. Есть (особенно в среде экономистов) и настоящие либералы (не отрабатывающие западные гранты, а вполне идейные и не такие уж вредные для России, скорее полезные). Есть и настоящие коммунисты, причем не только ленинцы, но и представители модернизированного коммунизма. Помимо маргинальных ряженных сторонников восстановления самодержавного правления Романовых в стране есть вполне адекватные конституционные монархисты и не менее адекватные православные монархисты-традиционалисты, сторонники соборной организации общества и власти. Славянофилы ведут свой исконный спор с западниками, федералисты с унитаристами, русские националисты и имперцами и т.д.
Все эти и масса других идеологических течений стимулирует постоянную общественную дискуссию, которая, в свою очередь, представляет власти возможность черпать рождающиеся в спорах новые идеи. Вопрос достаточно ли эффективно власть пользуется этим инструментом. Но сам факт его наличия позитивен.
Теперь представим себе, что власть прислушалась к пожеланиям политически активного населения, страждущего от идеологической дезориентации и решила утвердить единую обязательную для всех идеологию. Хочу еще раз подчеркнуть, что именно о государственной идеологии ведут речь сетующие на струю идеологическую недостаточность, поскольку просто идеологий в обществе хоть отбавляй.
Я часто наблюдаю в комментариях, как под своими, так и под чужими статьями, острейшие споры православных монархистов и советских коммунистов. Их дискуссия быстро переходит в формат бессмысленного обмена оскорблениями и становится понятно, что дай им волю и оружие – отправятся довоевывать гражданскую войну столетней давности.
Идеи как одних, так и других пользуются в обществе достаточно большой популярностью. Но выбрать-то в качестве государственной можно только одну идеологию. А это значит, что вторая сторона, справедливо сочтя себя не просто оскорбленной, но отвергнутой, вычеркнутой из политики, тут же начнет борьбу против такого государства. Как раз то, чего нам так не хватало в условиях острого внешнего противостояния с сильным противником. Прошлый раз борьба монархистов с коммунистами за идеологическую монополию от страны камня на камне не оставила.
В нынешних же условиях и те, и другие имеют право на распространение своих идей, на агитацию и пропаганду. В государственных структурах на более чем ответственных должностях служат и сторонники марксизма, и монархисты, и русские националисты. До тех пор, пока они держатся в рамках закона, их идеологизированность не только не вредит государству, но способствует динамичному развитию. Борьба идей всегда полезна. Силовое обеспечение доминирования одной идеи всегда пагубно.
Значит ли все сказанное, что сторонники однозначного идеологического выбора совершенно не правы. Нет не значит. Рациональное зерно в их позиции есть. Они просто не различают идеологию, как жесткий механизм форматирования общества под заранее заданные рамки, и традиции с ценностями, как естественно выработанную и постоянно незаметно меняющуюся форму существования общества, позволяющую ему осмысленно планировать свое будущее и на основе этих планов предлагать окружающим обществам собственный цивилизационный проект.
Сейчас речь как раз и идет о том, чтобы не просто наполнить смыслом российский цивилизационный проект, который сегодня обозначается, как Русский мир, но и сделать его привлекательным с точки зрения интеграции иных цивилизационных проектов. Эта задача тем более актуальна, что Pax Americana разрушается у нас на глазах, разрушается в том числе и в борьбе с Русским миром. Ну а если мы констатируем нежизнеспособность действующего цивилизационного проекта и фактически боремся за его уничтожение, мы должны представить свой привлекательный проект. Для того, чтобы человечество оказалось на нашей стороне, оно должно знать не только против чего, но и за что борется.
Так случилось, что в последние десятилетия своего существования мир американского доминирования опирался на олигархию. В условиях глобального системного кризиса это стало не просто отчетливо заметно, но и привело к резкому обострению противостояния всего общества и класса сверхбогатых людей, пытавшихся закрепить за собой монополию на политическую власть. Это противостояние прослеживается как на национальных, так и на глобальном уровнях. Более того, по мере ухудшения глобальной экономической ситуации, контролировавшие политическую власть олигархи попытались переложить издержки на все общество, при том, что их личные доходы, как правило увеличивались, на фоне обвального сокращения благосостояния остальных классов и общественных групп.
Эти процессы, будучи более или менее ярко выраженными проходили практически везде (во всех странах). Результатом стало разрушение общественного консенсуса даже в странах так называемого золотого миллиарда (в других государствах его отродясь не было). Начали формироваться новые антиолигархические национальные и глобальные консенсусы.
Как результат, мы видим относительный рост популярности левых идей в постсоветских странах (где еще жива память об СССР). Равным образом происходит правый ренессанс в Европе, где память о «прекрасном прошлом» связана с идеей сильного национального государства, защищающего права титульной нации.
Тем не менее и в одном, и в другом случае речь идет о запросе широких масс на социальную справедливость. Фактически на новом витке истории повторяется ситуация 20-х годов ХХ века, когда в СССР строилось интернациональное социалистическое государство, в то время, как значительная часть Западной Европы пыталась удовлетворить запрос на социальную справедливость, экспериментируя с разными видами корпоративных государств, вплоть до фашистских и национал-социалистских режимов. Характерно, что лозунги европейских крайних правых начала ХХ века были настолько антиолигархическими, что вполне вписались бы (а зачастую и вписываются) в современную политическую действительность.
Значит ли это, что мы стоим перед опасностью возрождения европейского фашизма, противостоящего советскому коммунизму. Уверен, что нет. Подробно причины невозможности повторения пройденного мы разберем в следующих материалах, пока же лишь отмечу, что фраза В.Путина: «Кто не жалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца, а кто хочет его восстановления в прежнем виде, у того нет головы», - может быть с полным основанием применена и к правому ренессансу в Западной Европе. Да, правые идеи в ЕС набирают силу даже более динамично, чем левые идеи в России, но это новые правые. По своим взглядам они куда ближе к новым левым, чем к своим предшественникам из прошлого века.
Ключевая разница заключается в том, что новые правые антиолигархичны по своей природе. В то время, как нацисты (фашисты) – старые правые, за антиолигархической риторикой скрывали службу олигархату. Фашисты призывались к власти там и тогда, где и когда интересы олигархического, монополистического капитализма настолько расходились с интересами общества и национального государства, что сохранить свое политическое господство олигархия могла только с помощью неприкрытого террора (отбросив традиционную демократическую вывеску буржуазного государства).
Поэтому нацистская Украина является самым олигархизированным государством в мире. При этом ее поддерживают состоящие на службе у западного олигархата европейские традиционные левые, традиционные правые и традиционные центристские партии, в то время, как новые правые (в лице той же Ле Пен) выступают резко против как украинских нацистов, так и своего собственного олигархата.
Новые правые и новые левые объединены стремлением к построению социального государства. Таков запрос народных масс, уставших от господства олигархата. Именно социального, а не социалистического или национал-социалистического. Государства, которое служит народу, а не навязывает ему единственно-правильную идеологию, как метод достижения «светлого будущего».
Россия в последние 15 лет приобрела некоторый опыт построения социального государства на основе общенационального консенсуса. Конечно, и государство недостаточно социальное и консенсус не совсем полный. Но колеблющаяся в диапазоне 85-90% поддержка Путина после 15-и лет правления и в условиях сложнейшей политической и экономической ситуации свидетельствует о том, что власть в целом ведет страну в правильном направлении.
Собственно этот опыт, систематизированный и обобщенный может как облегчить России дальнейшее продвижение по пути социализации государства, так и стать одной из системообразующих функций Русского мира. Функцией тем более актуальной, что если у китайцев, французов, аргентинцев, австралийцев и прочих русское цивилизационное предложение может вызвать интерес лишь в будущем, то воюющему Донбассу, пророссийскому активу Украины, нашим союзникам по ЕАЭС мы должны предложить свое видение будущего мироустройства уже сегодня. И это будущее должно устроить и стихийных левых радикалов среди ополченцев и граждан ДНР/ЛНР, и там же воюющих православных монархистов, и русских националистов, и привыкших к патерналистской стабильности граждан Белоруссии, и амбициозную элиту Казахстана, и испытывающим перманентные экономические трудности, политически активным Армении и Киргизии, и тех пророссийских активистов Украины, среди которых, как и в самой России, православные монархисты сбалансированы коммунистами разных толков, троцкистами, анархистами и прочими левыми. Более того, это будущее, как ни парадоксально, должно соответствовать декларировавшимся «идеалам майдана», который же вроде как выступал именно за деолигархизацию и резкое усиление социальной функции государства.
Кстати, и российская, и украинская конституции квалифицируют соответствующие государства именно как социальные. И отсутствие государственной (единственно верной) идеологии построению социального государства отнюдь не мешает.
Ну а почему ни Бог, ни царь и ни герой не смогут (даже если очень захотят) построить в России и окрестностях социализм советского образца – в следующем материале.
Комментариев нет:
Отправить комментарий